Она рассмеялась.
– Да ты что? У нас вечер только, до сна еще далеко. И потом, мамы с папой вообще нет, они на дачу уехали, я одна на кухне сижу.
– На дачу?
– Ну да, сегодня же суббота, они всегда на выходные ездят, а вчера остались, тебя ждали. А потом ты заснула, и мама говорит, ты устала с дороги, все равно спать будешь, а там у них картошка не посажена или огурцы какие-то, а если не посадить, то все завянет, а на той неделе у мамы в школе экзамены начнутся, не выберешься. В общем, я не очень поняла, почему надо срочно на дачу, но они завтра вечером вернутся. А тебя пока буду я развлекать. Ты чего хочешь?
– Писать, – честно ответила я. – Потом умыться. Потом... кофе, наверное. Или не знаю, если вечер, то для кофе вроде поздно... Но главное – писать и умываться.
Дашка была явно обескуражена моим ответом.
– Нет, я имела в виду – может, мы пойдем Москву смотреть. Кремль там, еще чего-нибудь.
– Мы обязательно пойдем Москву смотреть, только я сначала умоюсь.
Приведя себя в порядок и все-таки выпив щедро разведенного Дашкой растворимого кофе, без которого организм ни в какую не желал просыпаться и функционировать, я более-менее пришла в себя.
– Ты правда можешь со мной по городу погулять? – спросила я Дашку.
– Конечно, – с готовностью согласилась она. – Я все тебе покажу. Я и маме обещала.
При этом Дашка искоса поглядела на лежащий перед ней на столе мобильный телефончик.
– Даш, ты имей в виду – я вообще-то тут родилась и выросла, кое-чего помню. А не помню, так знаю, как спросить. В общем, не потеряюсь. Это я к чему? Если у тебя какие-то свои дела есть, или просто неинтересно малознакомую тетку по городу таскать только потому, что мама поручила, ты спокойно можешь не напрягаться, ладно? По-честному. То есть я с удовольствием с тобой бы походила, но усложнять тебе жизнь мне совершенно не хочется. Я прекрасно понимаю, что тебе и без меня есть, чем заняться. А маме я сама, если надо, объясню.
– Да нет, теть Лиз. Ничего такого даже. Я тоже с большим удовольствием с тобой пойду. Только... Давай завтра, ладно? А то сегодня девочки потанцевать собирались, и я...
– Господи, Даш, да конечно. Я так и так сегодня никуда идти не хотела, поздно ведь.
– Ну и чудненько. Тогда я побегу. Ты ведь тут справишься?
– Справлюсь, конечно. Только простыню с полотенцем мне выдай. И покажи, как диван раздвигать.
– А не надо диван. Мама сказала, чтобы ты, пока их нету, у них в комнате спала. А то я приду, разбужу тебя на этом диване.
Тут до меня дошло, что девушка собирается уходить из дома на ночь глядя, а Москва, как всем известно, город, небезопасный даже днем.
– Даш, а как ты-то сейчас пойдешь? Поздно ведь, вон, почти стемнело. Ты тоже на машине?
– Если бы. От моих дождешься... Нет, я тачку поймаю. Теть Лиз, а Женька ваш машину водит?
– Конечно. В Америке без этого нельзя. Как шестнадцать исполнилось, так и водит.
– Круто. И машина у него своя?
– Ну да. Не на моей же ему ездить.
– И у тебя своя? И у дядь-Коли?
– Да. Но, Даш, это не роскошь, это просто жизнь. Там без машины вообще никуда не доберешься.
– А какая у Женьки машина?
– Я и не помню уже. «Тойота»? Или «Хонда»? Японская какая-то, а что?
– Так... Здорово. Я бы тоже от машинки не отказалась... Сесть так – ж-жж! Круто. Особенно если бы джип...
– Да ну. Они здоровые, неудобные. Это если детей много или дороги плохие, а в городе-то... Только с парковкой мучиться.
– Нет, ну ты что... Джип – это классно. У нас у одной девочки есть... Она даже на тротуар въезжает, как нефиг делать. Кайф. Все, я побегу, мне еще собираться...
Через сорок минут Дашка, одетая в короткие джинсы, открытую майку, усыпанную блестками, и босоножки на таких шпильках, что непонятно было, как она на них стоит, направилась на выход. На боку у нее висела новая сумка, а лицо она накрасила так, что выглядела старше лет на десять. С волосами она тоже что-то сделала, и они не лежали больше по плечам шелковой волной, а топорщились какими-то прилизанными прядями. Но мое-то какое дело? Что я вообще понимаю? Я не стала ничего ей говорить, а просто пожелала удачного вечера.
– Ага. Спасибки. Я побежала, целую.
На пороге остановилась и стала копаться в сумке, что-то вспомнив.
– Теть Лиз, вот на всякий случай мой номер. Если что – звони.
Вытащила листочек, поскребла по нему карандашиком, сунула мне в руку. И исчезла.
Оставшись одна, я побродила по квартире, приглядываясь к обстановке. Кухня, прихожая, гостиная со смежной Дашкиной комнатой, из прихожей – отдельная родительская. Тесновато, конечно. То есть втроем-то нормально, а вот еще один человек – и уже не повернешься. Хорошо, что я через неделю переберусь к себе.
Пользуясь временным одиночеством, я залезла под душ, вымылась, раскопала в чемодане свой халат и какие-то житейские мелочи. Разбирать все вещи мне не хотелось, попробую пожить в походном режиме.
Потом я постелила себе в Мишки-Надиной комнате, пожевала на кухне салатиков прямо из банки (хорошо, что Надя не видит), нашла в шкафу детективчик в мятой яркой обложке, забралась в кровать и стала читать. Сюжет был острый, но какой-то рваный, отовсюду почему-то ни к селу ни к городу падали трупы и вылезали дурацкие мопсы, странице на тридцатой я окончательно запуталась, кто кого убил и кто кому теща, и незаметно для себя снова заснула, даже не выключив лампочку над головой.
Таким образом, благодаря детективу следующее мое пробуждение состоялось при свете. На часах было без четверти четыре, но, поскольку за окном явно наблюдалась темнота, я быстро догадалась, что это ночь. Погасила лампочку, закрыла глаза и попыталась заснуть снова. Не вышло. Нечего было спать весь день, так тебе и надо.
Вдруг я услышала тихий металлический звон и шорох открывающейся двери. Под дверью в щелке появилась полоска света, и зацокали каблучки. Дашка вернулась со своих танцулек. Ничего себе. Пожалуй, Мишка с Надей не зря переживают... Хотя чего страшного-то, одернула я себя. Взрослая девушка, девятнадцать лет, живет, как хочет. Кого она должна спрашивать, до которого часу ей можно танцевать? Женька вообще уже несколько лет, как поступил в университет, живет в другом городе, я его и вижу-то, хорошо, если три раза в год, какие уж тут поздние возвращения. Но какой-то странный осадок остался.
Терзаемая то ли загадочным осадком, то ли банальным джет-лагом, я проворочалась с боку на бок еще часа три и совсем уж было собралась вставать, как почему-то неожиданно снова заснула. То есть это стало понятно потом, когда я открыла глаза, а на часах было без двадцати двенадцать, и в комнату светило яркое солнце. Елки-палки, Дашка, небось, меня ждет, мы же собирались Москву смотреть.
Я поднялась и поскакала в ванную. Попутно выяснилось, что никто никого не ждет, потому что Дашка спит себе в своей комнате сном младенца, что, впрочем, неудивительно. Так что в ванной я уже не спешила.
Когда я допивала свою первую чашку кофе – растворимого, гадость страшная, надо непременно купить нормального кофе, – на кухню выползла помятая Дашка в халатике. Впрочем, она даже после бурной ночи выглядела на зависть. Легкие синяки под глазами – и все, если не знать, когда она легла, так и не догадаешься. Эх, где мои девятнадцать лет?
– Доброе утро, теть Лиз, – Дашка ухитрялась зевать и улыбаться одновременно.
– Привет. Кофе будешь?
– Не, спасибо, я лучше чаю. Вот только умоюсь.
Дашка скрылась. Я включила чайник, достала еще одну чашку. Вернувшаяся Дашка взяла с подоконника маленький чайничек, заглянула в него, долила кипятку, взболтала и наклонила над чашкой. Из чайничка полилась тоненькая светло-желтая струйка.
– Даш, что ты делаешь? Давай я тебе нормальный чай заварю?
Она махнула рукой.
– Да он хороший, теть Лиз. Я только вчера вечером заварила.
Жидкость в ее чашке напоминала цветом что угодно, только не чай.
– Да где он хороший, смотри – и цвета-то нет.
– Так это ж зеленый чай, он всегда такой.
Посрамленная, я замолчала. Налила себе вторую чашку кофе. Зеленый чай. А я тут лезу, как из деревни, так мне и надо. Не то чтоб я никогда не видела зеленого чая, я просто не понимала, как его можно пить. Особенно с утра. Бурда бурдой. В нем, говорят, и кофеина-то никакого нет.
Дашка тем временем вытащила откуда-то длинную пачку сигарет и блестящую зажигалку.
– Я покурю, ничего, теть Лиз?
Я обреченно кивнула. Вообще-то я терпеть не могу табачного дыма, но не говорить же девочке в ее собственной кухне, что лучше не надо. Переживу как-нибудь. Я тоже в ее возрасте курила. Или нет – в ее возрасте я, пожалуй, уже была беременна, и как раз на этом мое курение кончилось раз и навсегда. Беременность, маленький ребенок, а потом Америка с ее стерильностью, там не покуришь, вот и отвыкла. Надо привыкать взад, ничего не поделаешь, это наша родина, сынок. Досюда, похоже, волна борьбы с курением в американских масштабах не докатилась, потому что еще в самолете я успела заметить, вернее, почуять, что мои соотечественники курят почти все и практически везде. Может, самой тоже начать? Говорят, от этого худеешь, здоровье мое никому на фиг не сдалось, а дышать будет заметно легче. Надо попробовать, и я попросила у Дашки сигаретку.
