— Вот негодяй! — возмутился Михаил Сергеевич. — Это же спекуляция на чувствах людей, на их сострадании!
— Ми, наш народ обожает сострадать! Если мы тоже выйдем в народ просить милостыню, он нам тоже будет сострадать!
— Ты что же, предлагаешь мне ампутировать ногу?! — ужаснулся Михаил Сергеевич.
— О, Ми! Тебе вечно лезут в голову разрушительные идеи! Разрушитель ты мой, — ласково погладила мужа по щеке Раиса Максимовна. — Успокойся, мой милый, увечить себя совсем не требуется. Главное — создать имидж! Представь себе: идёт народ, видит нас — бывшего президента СССР и его супругу, просящих у них милостыню — и думает: «Ах, до чего их довели! Сначала демократы, а теперь эти коммунисты. Наверное, им живётся ещё хуже нашего, если они вышли на улицу просить у нас милостыню. Нужно с ними поделиться». Народ сердоболен. Он вспомнит, что при нас им жилось совсем неплохо. А кое-кто очень хорошо нажился, благодаря перестройке, которую мы с тобой, Ми, развернули. Это стоит признать. И они поделятся! Поделятся теми крохами, которые перепадают им. А может быть, и тем состоянием, которое они нажили благодаря нам. Ми! Как ты думаешь, в чём мне пойти в народ?
До поздней ночи Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна готовили плакатики и прикрепляли к ним верёвочки, чтобы их можно было повесить на шею. На одном плакатике было написано:
ПОДАЙТЕ БЫВШЕМУ ПРЕЗИДЕНТУ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
На другом:
ПОДАЙТЕ СУПРУГЕ БЫВШЕГО ПРЕЗИДЕНТА СОВЕТСКОГО СОЮЗА
От тюрьмы и от сумы…
К вечеру следующего дня супруги Гробачёвы вернулись из народа счастливые и окрылённые удачей. Когда они выгребли на стол содержимое своих карманов и дамской сумочки Раисы Максимовны и подсчитали, оказалось, что подавали им весьма неплохо. К их пенсиям, которые им пока ещё никто не выплачивал, это была весьма существенная добавка.
— Ты знаешь, Ми, — Раиса Максимовна плюхнулась на диван и стала возбуждённо делиться впечатлениями, — оказывается, меня народ любит! Я даже не предполагала, что мне будут подавать! Ведь когда мы с тобой, Ми, были у власти, нужно признаться, они меня не любили.
— Захарик, тебя не любили, потому что ты была первая жена генерального секретаря, которая стала перед ними показываться. У нас ведь до меня все генсеки разъезжали без жён. Их жёны, как царицы в старину, сидели по теремам. И вдруг появился молодой симпатичный генсек, да ещё с красавицей женой. Ты помнишь, Захарик, какие жёны были у Брежнева и Черненко? Их же невозможно было показывать народу! Это хорошо, что они сидели дома, а то народ не понял бы. А ты у меня была настоящая первая леди государства… — в голосе Михаила Сергеевича появилась нежность.
Он подсел к жене на диван, и она положила ему голову на плечо.
— Ах, Ми, — засмеялась Раиса Максимовна. — Они видели, что я так явно любима и нескрываемо счастлива. Вся страна — несчастна, а она, видите ли — счастлива!
— За это тебя и невзлюбили, мой Захарик. Но это же наш русский народ! Он не любит чужого успеха. Он любит обиженных и убогих. Таких, как он сам. Мы были у власти, и нас не любили. А теперь мы стоим и просим у них подаяние — бедные, обиженные — и они нас полюбили. Ты знаешь, Захарик, я думаю, если бы с кем из нас случилось что-нибудь, ну, не дай Бог, конечно, то они бы нас очень жалели. Я так думаю.
Потом Михаил Сергеевич сходил в ближайший из кое-где оставшихся коммерческих магазинов, и на всю их дневную выручку накупил продуктов. Он купил колбасу (не «отдельную» по два-двадцать, а настоящую, твёрдого копчения); сыр (ах, как он любит сыр и как он по нему соскучился!); две банки шпрот (ну какой же праздничный стол без шпрот?); нарезку сёмги (о, они забыли её вкус!); куру-гриль (м-м… как они вонзятся сейчас в неё зубами… Сколько можно сидеть на морковке?) и бутылку «Советского» шампанского» (кутить, так кутить!). Ещё оставалось немного денег, и Михаил Сергеевич хотел было купить своей экс-первой леди государства веточку лилии, но подумав, купил её любимое миндальное пирожное.
Ужин у четы Гробачёвых получился воистину королевским. Спать они легли счастливые, окрылённые удачей.
Чтобы увеличить сборы и не слишком привлекать к себе внимания одновременным скоплением, Раиса Максимовна предложила рассредоточиться по городу и работать автономно.
Сборы действительно возросли.
А ещё через несколько дней Михаил Сергеевич довольно объявил Раисе Максимовне:
— Захарик, я нашёл Золотую Жилу! Возле гостиниц «Интурист». Они бросают мне в шляпу доллары!
И Михаил Сергеевич выгреб из карманов на диван смятые купюры инвалюты. Когда они с Раисой Максимовной разложили по стопочкам баксы (рубли отдельной жалкой кучкой) и пересчитали, получилась весьма значительная сумма.
— Захарик, я богат, как Крез! Я заработал за день больше своей месячной пенсии.
— Ми, я же говорила, что Запад нам поможет. Теперь с голоду мы не умрём.
— Да, Захарик, процесс пошёл. Главное, что процесс пошёл! Какая ты у меня всё-таки умница! Какая хорошая идея пришла тебе в голову!
— Плохих идей у меня не бывает, — снова кольнула мужа Раиса Максимовна. — Разве плохая по своей сути была моя идея перестройки? Или ГКЧП?
— Захарик, я тебя очень прошу, давай не будем об этом, — взмолился Михаил Сергеевич. — Не будем портить сегодняшний вечер. К тому же всё давно говорено-переговорено.
Генератор гениальных идей Раиса Максимовна тяжело вздохнула и не стала противоречить мужу. Действительно, за столько лет все их просчёты были проанализированы сотни раз, разработаны всевозможные варианты изменений хода событий. Вспоминался и анализировался едва не каждый их день и шаг. Сколько об этом можно? Но ноют старые раны, отравляя жизнь.
— Захарик, я думаю, если дело так пойдёт дальше, тебе не стоит выходить работать, — сказал Михаил Сергеевич, возвращаясь к прежней теме. — Я один смогу зарабатывать достаточно.
— Но Ми, я так люблю общаться с народом! — взмолилась Раиса Максимовна. — К тому же мы больше никуда не ходим, нигде не бываем, а мне нужно общение. Без людей, без общения я стану чахнуть. Нет, Ми, я думаю, ради развлечения хотя бы изредка я буду выходить в народ. Я вполне могу позволить себе этот невинный каприз, не правда ли, дорогой?
— Как хочешь, Захарик, — миролюбиво разрешил Михаил Сергеевич.
По случаю открытия Золотой Жилы Михаил Сергеевич даже сходил в валютный магазин. Правда, он остался всего один на всю Москву, и туда пускали только иностранцев. Но Михаил Сергеевич сунул вышибале у входа доллар и стал обладателем бутылки настоящего бургундского вина. Вечером они с Раисой Максимовной устроили маленький семейный праздник при свечах и плотно закрытой дверью. А пустую бутылку и красивые обёртки от вкусной еды Михаил Сергеевич спрятал в портфель, чтобы завтра где-нибудь на улице выбросить.
Бизнес Татьяны Доченко
Татьяна стояла возле входа в ГУМ и продавала утюги.
Лёша наконец нашёл работу сменного мастера на заводе бытовых электроприборов: больше никуда было не устроиться. Аванс ему выдали утюгами.
Покупатели проходили мимо, равнодушно глядели на утюги, не замечая продавщицы, — чему Татьяна втайне радовалась: не так-то просто ей было выйти на улицу с товаром. Перед этим даже состоялся маленький семейный совет. Вернее, маленький скандал.
Прийдя утром с работы, злой и удручённый Алексей внёс в комнату мешок с какими-то коробками, швырнул их в угол и сказал:
— Вы от меня аванс сегодня ждали? Вот выдали нам аванс — целый мешок, видите?
— Что, столько денег?! — воскликнул Борис Ёлкин-младший и бросился к мешку. Но заглянув в него, произнёс разочарованно: — У-у, да это коробки с утюгами…
Татьяна с Наиной Иосифовной вопросительно посмотрели на Алексея.
— На счету у завода, видите ли, нет денег! — давя в себе бешенство, объяснил он. — Вот и дают получки готовой продукцией.
— Но что мы будем делать с этой вашей готовой продукцией? — оторопело спросила Татьяна.
— Не знаю! — огрызнулся Лёша.
— Их можно продать! — догадался Борис-младший.
— Ну и кто же их будет продавать? — поинтересовалась Татьяна.
— Что ж, я, наверное, — вздохнула Наина Иосифовна.
— Ещё не хватало! Мама! — вскипятилась Татьяна. — Мы тебе этого не позволим!
Воцарилась минутная пауза.
— Боря… — нерешительно начала Татьяна, обращаясь к сыну. — Молодёжь, между прочим, бизнесом не брезгует заниматься… Продавать там чего-нибудь…
— Да! Сейчас! — встрепенулся Борис-младший. — Я утюгами торговать пойду! Ну ты даёшь, ма!
— А что? Ребята твоего возраста…
— Да ты чего, мам? Да меня сокурсники увидят…
— Танюшка, ну ничего страшного, если я выйду постою, — опять робко предложила Наина Иосифовна. — А отцу мы ничего не скажем. Он и знать не будет.
