— Вышли через двор какой-то.
— Точно через двор? А не через вестибюль?
— Через вестибюль не шли. Точно помню. Шли, как белые люди, через кусты. Потом проползли через какую-то железную калитку и наконец оказались на улице.
— Кто вам открывал, сторож?
— Сторожа в упор не помню. Кажется, никто не открывал. Все было распахнуто настежь!
— И железная калитка?
— И она!
«Черт возьми, — соображал Тарас. — Они вышли через черный ход, оставив кучу следов. А я поторопил экспертов».
Эксперты вскоре явились. Тарас показал фронт работы, и они пришли в восторг.
— Здесь следов на все случаи жизни! Наконец-то оторвемся!
Карасев передал Саше пластилин и направился в кабинет директрисы. На этот раз она была встревожена, и все допытывалась, зачем экспертной группе понадобилось обследовать черный ход, если он даже близко не соприкасался с местом убийства.
— Алла Григорьевна, — строго произнес Карасев, — я обнаружил, что входная дверь черного хода не заперта!
— Какое безобразие, — возмутилась директриса и даже вскочила со стула. — Это надо спрашивать с Михайловой. Сегодня я с ней разберусь.
— Да подождите, Алла Григорьевна! Объясните, наконец, у кого ключи от черного хода?
— У Михайловой! — не задумываясь, ответила директриса.
— И больше ни у кого нет?
Директриса беспокойно заерзала на стуле.
— Но если она у нас официальная ключница, у кого же еще могут быть ключи?
— Но должны быть дубликаты.
— От черного хода дубликатов нет.
— А ключ от калитки тоже у нее?
— Ну у кого же еще? — через силу улыбнулась директриса. — Только она занимается ключами.
— С ключами понятно, — кивнул Карасев. — Давайте уточним еще кое-что: вы мне сказали, что в день убийства Александрова пришла раньше вас?
— Я и сейчас это говорю. Когда я пришла, она была уже здесь!
— Но она утверждает, что вы пришли раньше ее.
— Как же я могла прийти раньше, когда дверь ее отдела была открыта настежь. Я шла по коридору к себе и хорошо помню, что ее кабинет был открыт. Я в него заглянула. В кабинете никого не было, но ее сумочка лежала на столе. Я разделась, пошла обратно и встретила Александрову на лестнице. Она поднималась из туалета.
— Но дело в том, Алла Григорьевна, что и милиционер подтверждает: именно вы пришли самой первой. Александрова пришла после вас.
— Но это какая-то ошибка! — махнула рукой директриса. — Я своими глазами видела, что дверь отдела Гончарова была открытой. Я еще не сумасшедшая, чтобы не помнить таких вещей. А милиционер перепутал. Он всех в лицо не знает.
— Но, может быть, отдел Гончарова был не заперт с вечера?
— Этого не может быть, — нахально улыбнулась директриса. — Накануне я уходила последней, не считая Михайловой конечно, и перед уходом проверила все кабинеты. У меня вообще так заведено — по пути проверять кабинеты. Даю палец на отсечение: вечером комната Гончарова была заперта на ключ.
Карасев смутно догадывался, почему директриса настаивает на том, что она пришла позже своей сотрудницы. Кто пришел всех раньше, тот и снял с двери магнит.
— Спасибо, Алла Григорьевна, у меня к вам больше нет вопросов. Сейчас наш эксперт еще раз снимет с вас отпечатки пальцев. Не волнуйтесь, это ничего не значит. Они просто у нас не получились.
Тарас спустился вниз, отыскал Сашу и отправил его исследовать пальцы директрисы. А сам направился в отдел Гончарова.
Александрова грациозно восседала за своим столом и что-то увлеченно строчила в общей тетради, опустив черные ресницы. Когда Тарас вошел, она подняла голову и обаятельно улыбнулась.
— Убийцу нашли? — спросила она вместо приветствия.
— Ищем, — неопределенно ответил Тарас. — Если позволите, несколько вопросов.
— Пожалуйста, — ответила она, уставясь на него своими красивыми глазами.
— Директриса стоит на своем, утверждая, что вы пришли раньше ее.
— Но ведь милиционер видел, кто пришел раньше, — пожала она плечами.
— Я, конечно, больше верю милиционеру, — подмигнул Карасев. — Но вспомните же наконец, накануне вечером вы запирали свой кабинет?
— Конечно, запирала, — ответила она уверенно и вдруг задумалась. Внезапно в глазах ее мелькнуло беспокойство. — А это так важно, запирала я или нет? Если я забыла запереть, то это что-то смертельное? — спросила она.
— Пока ничего смертельного не вырисовывается, — усмехнулся Карасев, но Алла Григорьевна утверждает, что вечером уходила позже всех и что специально проверила ваш кабинет. Он был заперт. А когда пришла утром, кабинет оказался открытым, хотя вас, как вы утверждаете, еще не было.
Уголки губ ее уныло опустились.
— А она проверяла только мой кабинет?
— Да нет, не только ваш — все кабинеты проверяла. Дело не в этом. Дело в том, что из вас двоих кто-то, мягко говоря, говорит неправду.
— А это так важно, — поморщила она носик, — оставляла я открытым кабинет или не оставляла?
— В этом деле важно все. Вспомните, Екатерина Алексеевна, когда вы пришли в то утро, ваш кабинет действительно был открытым?
Александрова погрузилась в задумчивость.
— Честно говоря, не помню.
— Нужно вспомнить!
— А если не вспомню, меня казнят? — стрельнула она глазками.
Карасев улыбнулся и вынул из кармана визитку.
— Вспомните — позвоните! И еще я хотел у вас спросить: кто из сотрудников музея знал, что входную дверь можно заблокировать при помощи магнита?
— Практически все! — ответила девушка. — Мы все по очереди сдаем музей на пульт и знаем, что после того, как объект примется, удобнее заблокировать магнитом дверь и спокойно выйти из музея, чем потом волноваться и перезванивать из дома. Весь персонал музея знал, что магнит лежит на шкафу, а пластилин на «Рубине»…
В это время в кабинет заглянул Саша и молча поманил пальцем. По его виду было заметно, что следов накопали много.
— Ну что? — спросил Карасев, после того как они вышли в коридор.
— На ручке внутренней двери пальчиков навалом. Самые последние отпечатки директрисы. Следы туфель на площадке перед дверью тоже ее. В предбанник она не выходила. Видимо, подходила к двери, чтобы ее запереть. Ее ладонь на ручке видна очень четко. Последние, кто был в предбаннике, это мужчина в кроссовках сорок второго размера и женщина в туфлях тридцать шестого размера. Мужская рука со шрамом на ладони обнаружена и на ручке первой входной двери. Она, по всей видимости, того, кому принадлежат кроссовки сорок второго размера. Не исключено, что мужчина с женщиной выходили вместе. Но входили они, по всей видимости, через центральный вход, потому что снаружи его отпечатков нет. Зато снаружи на дверной ручке отпечатки другого мужчины. У него кулачища с пивную кружку. В предбаннике найден и его частичный след ботинка сорок седьмого размера. Кроме того, есть еще часть следа женских кроссовок тридцать седьмого размера.
— Понял! — коротко произнес Карасев и быстро набрал сотовый Берестова.
— Леонид Александрович у аппарата, — услышал он в трубке.
— Леня, какой размер кроссовок носишь? — спросил Карасев.
— Сорок второй, — удивленно ответил Берестов.
— А Галка?
— На вид тридцать пятый! Хотя нет! Говорит, тридцать шестой! Но маломерки.
— Шрам у тебя на ладони есть?
— Шрам? Сейчас посмотрю. Слушай, е-мое! Где это я так порезался?
Карасев отключил сотовой и приказал:
— Следы сорок второго и тридцать шестого размера проигнорируйте и отпечаток мужской руки со шрамом — тоже. А лапу с пивную кружку и след кроссовок тридцать седьмого размера можете оформлять. Ну что еще интересного? На «Рубине» есть какие-нибудь отпечатки?
— Только твои. Если хочешь — оформим. А вот насчет пластилина… У директрисы все чисто. А у Михайловой под ногтями частички коричневого пластилина.
24
В ту же минуту Карасев направился к Михайловой. Однако у дверей его тормознул Саша.
— Связку ключей мы осмотрели. Никаких следов парафина не обнаружено. Так что сказать не могу, снимали с ключа от черного хода копию или нет. Если снимали, то потом очень тщательно промыли растворителем. Могу ручаться только за одно: после того как связку промыли в растворителе, ключом от входной двери больше не пользовались. Усекаешь?
— Как же не пользовались, когда я сегодня лично отпирал дверь? сощурился Карасев.
— Я про это и толкую, что царапины на ключе только сегодняшние. После соприкосновения с растворителем металл покрывается тоненькой пленкой. На этой пленке, кроме сегодняшних свежих царапин, больше нет никаких. Следовательно, от дня промывки и до сегодняшнего дня ключ ни разу в употреблении не был. Если хочешь, мы возьмем связку в лабораторию и исследуем более тщательно.