— А я прямо в бумагу, — решила Лядова.
— Медамочки, не попадитесь Стружке, а то она все дело испортит, — предупредила Липина.
— Не беспокойся, я так свою жестянку спрячу, что никакая Стружка не догадается, — самоуверенно отозвалась Завадская.
— Медамочки, пора одеваться, — напомнила Тишевская.
Большой институтский зал был залит огнями.
Вдоль стен бесконечными рядами чинно сидели воспитанницы в ожидании прибытия maman. Многие зябко ежились и растирали покрасневшие от холода и покрывшиеся гусиной кожей руки. Другие кокетливо оправляли черные бархотки, или «ошейники», взбивали незаметно от классюхи «кок» из мелко подвитых волос и украдкой кидали любопытные взгляды в сторону маленькой гостиной, где толпилась молодежь, то и дело заглядывавшая в зал и торопливо натягивавшая белые перчатки.
— Господи!.. Хоть бы maman скорей пришла.
— Ну что это, право… Время и без того скоро пройдет, а они все не идут, — ворчали воспитанницы, горевшие желанием танцевать, танцевать — до упаду…
— Идут!.. Идут, — понеслось по рядам институток.
Небольшой струнный оркестр заиграл полонез, и в дверях зала появилась княгиня под руку с почетным опекуном. За ней следовали гости и, наконец, высыпала пестрая толпа молодежи из столичных учебных заведений.
Воспитанницы приветствовали прибывших глубоким реверансом и опустились на свои места лишь тогда, когда княгиня и ее свита разместились на мягких красных креслах в глубине зала.
Тихие, нежные звуки вальса сменили тягучий полонез.
Сердца девочек громко забились: «Ах, кто же будет счастливой царицей бала?… Кто первой понесется под чудные звуки вальса?…»
Из группы кавалеров выступил стройный хорошенький пажик [29]… Вот он направился к выпускным…
Ох, как громко стучат сердца девушек! Каждая мечтает быть царицей вечера…
Пажик почтительно склоняется перед Липочкой Антаровой; девушка, закрасневшаяся от радости, робко подает ему свою руку, и юная пара грациозно скользит в головокружительном танце.
— Липочка открыла бал!
— Ах, счастливица, — вздыхают одни.
— Какая она душка!.. Смотрите, смотрите, как она танцует! — искренне восторгаются другие… И сотни глаз — кто с завистью, кто с восхищением, кто с иронией и даже с насмешкой — следят за кружащейся парой.
Но вот ее догоняет другая, третья… Все больше мелькает разгоревшихся и сразу похорошевших девочек.
Всё кружится, вертится, все улыбаются и смеются. Сколько радости, счастья и сколько зависти переплелось в этот вечер!
— М-lle, позвольте вас пригласить на тур вальса, — неожиданно раскланялся перед Женей Тишевской бойкий правоведик [30].
— Ах, — тихо вскрикнула девочка, невольно вскакивая и приседая перед своим кавалером.
Но тот не понял ни ее испуга, ни того невольного уважения, какое он внушил смущенной девочке; он быстро обхватил талию Жени и увлек ее в круговорот танцующих.
— Смотрите, смотрите, малявки танцуют! — со смехом указывали старшие.
— Ах, Базиль, и где ты выискал такую красотку? — громко спросил Жениного кавалера поравнявшийся с ним товарищ.
— У меня, mon ami [31], удивительная меткость глаза.
— У тебя действительно самая хорошенькая дама, — с восхищением разглядывая Тишевскую, согласился тот.
Щеки Жени горят румянцем, голова кружится — и от танца, и от комплиментов, от восхищения ее красотой.
— Тишевская, ты душка! — крикнула одна из выпускных, когда Женя грациозно, как взрослая, скользила среди старших.
— Grand rond [32]! — на весь зал кричит артиллерист-дирижер.
Женя уже танцует с пажиком. Она чувствует на себе общее внимание; ей надо бы вернуться на место, но совершенно не хочется расставаться со своим кавалером.
— Plus d’entrain [33]! — подбадривает артиллерист.
Ноги Жени едва касаются пола, ей кажется, что она летит и кружится в пространстве…
— Mazurka generale [34]! — объявляет дирижер.
Зал дрожит от топота ног, от звяканья шпор.
— Довольно с тебя, матушка моя, — неожиданно поймав Женю, сердито удержала ее Струкова, — еще чего выдумала? Туда же, в старшие записалась!..
— Мадам, — почтительно расшаркался пажик, — разрешите мне докончить танец с моей дамой.
— Ступай, ступай себе, батюшка, выбирай любую старшую, мало, что ли, выпускных стены-то подпирают, чтобы еще младшим у них кавалеров отбивать, — и Стружка подтолкнула Тишевскую к ее месту.
Пажик бросил ей вслед многозначительный взгляд, тяжелый вздох и, пожав плечами, направился к Липочке Антаровой.
— Тишевская, душка, какая ты счастливая! — шептали малявки.
— А мне хоть фунт конфет дай, ни за что не пошла бы, — простодушно созналась Лядова.
— Ты, Дуся Лядуся, такая колода, тебя бы и не пригласил никто, — шепнула ей Акварелидзе.
— А ты вот хоть и стрекоза, да что-то все сидишь, — буркнула Лядова.
— Да ведь с тобой рядом, — обиженно отозвалась грузинка.
— Медам, ужинать! М-lle Струкова велит идти в столовую, — сообщила Липина.
— Господи, уже спать ведут, — с досадой поднимались девочки.
Никому не хотелось уходить из залитого светом зала, от той волшебной сказки, которая открылась перед ними.
— И когда-то мы станем большими?… — тяжело вздыхали малявки.
В столовой маленьких ожидал горячий ужин.
— Медамочки, не забудьте обещание, — напомнила Липина.
Но девочки и без того уже начали заботиться об отсутствующих подругах.
— Шерочка, прикрой меня собой от Стружки, я сейчас своего индюка припрячу, — озабоченно шепчет Лядова.
— Душка, да ты никак всю порцию?… — удивилась соседка, знавшая слабость толстушки к съестному.
— Есть что-то не хочется, — солгала Лядова, думая только о том, какую радость она доставит Савченко, для которой она отказалась от любимого жаркого.
— Медам, я и крема положу, а то как же они и не попробуют! — и Завадская, не смущаясь, отложила в жестянку кусочек уже подтаявшего пирожного.
Струкова то и дело поднималась из-за стола и заглядывала в зал, где один танец сменял другой, и все больше разгоралось веселье.
Она мечтала поскорей уложить своих малявок и тотчас же вернуться в зал.
— Ну, живо спать у меня! — строго распоряжалась она, с удовольствием наблюдая, как поспешно укладываются девочки.
— Поздно… Устали они и заснут скоро… Ну и Господь с ними, — с облегчением вздохнула она и, прислушавшись к мерному дыханию девочек, тихо вышла из дортуара.
Еще миг — и все оживилось.
— Душки, как хорошо-то было!
— Липочка Антарова — царица бала!
— Ах, какая жалость, хоть бы одним глазком на нее взглянуть, — чуть не плакала Кутлер.
— Медамочки, а вы принесли нам поесть? — нерешительно спросила Замайко.
— Ха-ха-ха! А ведь мы чуть и не забыли, — расхохоталась Завадская и поспешно вытащила свою заветную жестянку.
— Ай, что это белое течет!.. — испуганно вскрикнула Замайко.
— Пустяки, шерочка… Это всего лишь крем растаял.
— Ну ничего, — согласилась Замайко, быстро принимаясь за еду.
— Ой, какая жалость, у меня весь крем в коробку впитался, — извлекая из кармана размокшую картонку, чуть не плакала от досады Акварелидзе.
Но всем было весело: одни с удовольствием жевали вкусную индейку и пирожки от бульона, другие, без умолку болтая, делились впечатлениями минувшего дня.
— А Тишевская-то наша? — не без гордости напомнила Липина. — Ведь она, медамочки, с настоящим кавалером танцевала, да еще как! Всех старших за пояс заткнула.
— И я этого не видела! — почти с отчаянием воскликнула Ганя.
— Ну полно, Савченко, право, мне было очень, очень неприятно все случившееся, особенно когда Стружка при всех отослала меня на место. Знаешь, я чуть со стыда не сгорела! — и Женя снова вспыхнула от обиды.
— Злая, бестактная старуха! Ну что ей, жалко, что ли, было, что ты веселилась? — негодовала Ганя.
— Медам, медам, если бы вы знали, как я хочу поскорее стать выпускной! — мечтательно вздохнула Акварелидзе.
— Ну, это еще далеко… А что до меня, то я скорей хочу перейти в шестой класс — к другой классюхе, чтобы навсегда избавиться от нашей Стружки, — с сердцем сказала Савченко.
— Ну, твои мечты не за горами, — улыбнулась Липина.
— Пока солнце взойдет, роса глаза выест, — насмешливо вставила Исаева.
Девочки недружелюбно обернулись в ее сторону — всем хотелось в эту волшебную ночь мечтать только о хорошем.
И долго еще болтали малявки, пока яркие, радостные сны не сменили их грезы наяву. И видели они себя большими и счастливыми, и неслись они в вихре веселого танца…
Глава XXIII
Удачный сюрприз. — Новое предательство
