— Ну, вороны, вы, право, вороны, ну не каркайте вы нам вслед! — отшучивалась Замайко.
— Да ведь мы же добра вам желаем, — оправдывались «вороны».
И действительно, каждая по-своему, но все как одна желали Гане и ее спутницам благополучного исполнения задуманного плана.
Только Исайка хмуро поглядывала в сторону «заговорщиц». Ей тоже очень хотелось принять участие в шалости, и не потому, что она, подобно Савченко и Замайко, верила в духов и в привидений, но просто из любви к сильным ощущениям, до которых она была большой охотницей. В ее душе тлела зависть к смелой «казачке», как она про себя называла Савченко, которая словно предвосхитила ее заветную мечту.
Исайка понимала, что Савченко не нарушит все еще длившийся бойкот и не позволит ей примкнуть к «паломницам». Это еще больше озлобляло мстительную девочку, в голове которой уже созрел очередной коварный замысел:
«И Замайко туда же сунулась! Ну, погодите же, подруги мои, не думайте, что я останусь ни при чем в вашей затее… Я в ней приму участие… О!.. вы узнаете, каково вам придется, когда Исаева участвует без приглашения!..» — и злая улыбка исказила ее и без того некрасивое, не по росту крупное лицо.
Она быстро вырвала из тетради листок бумаги, огляделась по сторонам и, убедившись, что никто за ней не следит, быстро написала левой рукой:
«Сегодня в полночь Савченко и компания идут в Большой зал»…
«Вот вам!.. Суньтесь-ка теперь к вашим духам… Нечего сказать, хорошенькая будет прогулка… Небось, не монаху, а вам самим придется повздыхать!» — злорадствовала Исайка. Она проворно сложила записку и, сунув ее в карман, незаметно выскользнула из класса.
Осторожно подкравшись к комнате Струковой в конце классного коридора, она чутко прислушалась, нагнулась и быстро сунула записку в щель под дверью.
Через минуту она была уже в классе, и ничто в ее лице не выдавало только что совершенного предательства.
Глава XIX
Как их спасти?…
В тот вечер девочки улеглись особенно быстро.
Утомленная дневными занятиями, Малеева с удовольствием думала об отдыхе; воображение рисовало ей заманчивую картину того уюта, который ожидал ее в небольшой, но чистенькой и со вкусом убранной комнатке. Помимо чая ее ждет еще интересная книга, и вечер пройдет незаметно за чтением, которое больше всего любила Малеева.
Убедившись, что девочки уснули, она тихо вышла из дортуара и прошла в свою комнатку, находившуюся как раз наискосок от дортуарных дверей.
Она с удовольствием скинула форменное платье. Как ненавидела она этот надоевший ей за долгие годы службы обязательный синий цвет…
С приятным чувством накинула она на худенькие плечи пестрый легкий капот, сразу изменивший всю ее внешность. Исчезла холодная деловитость, лицо словно разгладилось от застывшего выражения напускной строгости, и даже улыбка промелькнула на малокровных губах.
С удовольствием подсела она к чайному столику и налила душистого, крепкого чаю в любимую кобальтовую [28] чашечку, подарок богатой родственницы. Не спеша отрезала тоненький ломтик булки, намазала его маслом и, развернув недочитанную книгу, погрузилась в чтение… Быстро пролетали минуты, мелькали перевернутые страницы, чай давно остыл… Прошел, наверное, час, если не больше, а Малеева все не могла оторваться от увлекательной книги.
В дверь постучали.
— Войдите… — отозвалась она, неохотно отрываясь от чтения.
На пороге показалась Струкова.
— Не спите? Ну вот и хорошо, я с вами насчет одного дельца переговорить зашла… Да вы что это, никак и чайку еще не отпили? — с аппетитом поглядывая на масло и поджаристые булочки, заметила старуха.
— Может, и вам чашечку? — спохватилась Малеева.
— Пила я, да не люблю от хлеба-соли отказываться, — и старуха грузно опустилась в придвинутое ей мягкое кресло.
Малеева захлопотала, доставая чайный прибор.
— А я к вам за делом зашла, — заговорила Струкова.
— Я вас слушаю, — отозвалась Малеева.
— Да вот, видите ли, собираются наши сорвиголовы сегодня ночью отправиться в Большой зал.
— Быть не может! — тревожно воскликнула Малеева, и сердце у нее вдруг упало в предчувствии недоброй вести.
— Да уж если я вам об этом говорю, так уж, значит, так, — надменно произнесла Струкова.
— Марья Васильевна, да откуда вы узнали-то?
— Уж я, матушка моя, все всегда знаю, меня никто не проведет… Насквозь людей вижу, — уклончиво ответила старуха, стараясь в то же время внушить младшей даме уважение к своей опытности и прозорливости.
Малеева не любила и даже боялась, как, впрочем, и другие классные дамы, взбалмошную, резкую старуху, пользовавшуюся, однако, исключительным расположением и доверием княгини. Уже не раз между дамами происходили нелады и разногласия, и каждый раз Малеевой приходилось уступать старухе — во избежание личных неприятностей с maman.
— И подумать только, что придумали: в зал в полночь идти!.. А кто коноводит? Все ваша любимица Савченко, все ее затеи, — ворчала Стружка, проворно пережевывая бутерброд.
— Боже мой, — чуть не вскрикнула испуганная Малеева: сердце таки не обмануло ее, Савченко грозила опасность. Она пережила уже немало неприятностей, отстаивая свою шаловливую любимицу, и сейчас все мысли ее были направлены на то, чтобы предупредить грозу, собравшуюся над головой девочки.
«Господи, помоги!.. Дай что-нибудь придумать…» — растерянно проносилось в ее голове, но мысли, скованные страхом, отказывались подсказать путь к спасению.
«Ведь она загубит ее! Непременно загубит!.. Она давно подбирается к бедной девочке… — в ужасе вспомнила она. — А я не могу, не в силах хоть что-нибудь придумать!»
— Ну так вот, моя голубушка, я и пришла к вам, чтобы сговориться, как изловить этих проказниц… Лучше всего в зале их и накрыть, другой-то раз пропадет охота по ночам путешествовать, — захихикала старуха.
От этого смеха дрожь пробежала по телу Малеевой. «Как быть? что делать?» — неотвязно вертелось в голове.
Струкова не заметила волнения своей коллеги. Она не спеша допила свой чай и, отодвинув чашку, поднялась с кресла.
— Так я могу на вас рассчитывать? — спросила она еще раз.
— Конечно, конечно, — поспешила уверить ее Малеева.
— Тогда до свидания, пока, — направляясь к двери, промолвила старуха.
«Господи!.. Что же это? Я не только не спасу их, но сама должна буду способствовать гибели моих любимиц!» — тревожно думала синявка, до хруста в пальцах сжимая руки.
— Вот ведь, право… Я-то хороша, чуть было и не забыла, — уже в дверях вспомнила Струкова, — часы-то у меня что-то остановились, забыла их давеча завести, так уж по вашим поставить надо, чтобы в одно время на месте быть… Который час по вашим-то будет?
Малеева поднесла к глазам браслет с часами: стрелка показывала без четверти двенадцать.
У нее захватило дух — времени уже совсем не осталось! Но внезапная мысль прорезала ее сознание, и она твердым голосом сказала:
— Пять минут двенадцатого.
— Ну, так время еще есть, — обрадовалась Струкова, подводя часы. — Так без пяти — в зале, я буду вас ждать.
И старуха зашагала в свою комнату, находившуюся этажом ниже.
— Господи! Благодарю, благодарю Тебя! Ты вразумил, Ты пособил, — крестясь на киот, шептала Малеева.
Теперь она уже знала, что ей нужно делать.
«Дети не должны узнать, откуда придет их спасение, Боже сохрани, это так же опасно для них, как и для меня, — быстро соображала она. — Сейчас разбужу дортуарную Дуняшу, она поможет, это верный человек, никогда не выдаст».
И Малеева торопливо направилась в умывалку, где на выдвинутой из шкафа кровати безмятежно похрапывала добродушная Дуняша.
— Вставай, вставай, — трясла ее Малеева.
— А? Что? Что случилось? — ничего не соображая в первую минуту, бормотала разбуженная девушка.
— Дуняша, проснись же, проснись, пожалуйста, ты должна мне помочь… Ты слышишь, Дуняша? — взволнованно шептала Малеева, сознавая, что каждая минута промедления может погубить все дело.
Но Дуняша уже вполне очнулась и испуганно вглядывалась в лицо синявки.
— Вставай, Дуняша… Ты должна спасти барышень… Понимаешь? Они собираются, а может, уже и ушли в Большой зал, я это узнала от m-lle Струковой, она их хочет накрыть… И если ты их не предупредишь, то им грозит беда…
Дуняша, преданная душа, тут же поняла весь ужас грозившей ее барышням опасности; Малеевой уже не надо было ее торопить.
— Только ни единой душе не проговорись, кто тебя посылает…
Дуняша молча кивнула головой. Она быстро натянула холщовую юбку и, как была босая, только накинув на голову белую косынку, поспешила на выручку «бедненьким барышням», за которых дрожало ее любящее сердце.
Тихо проскользнула она в дортуар… Здесь царила тишина. Дуняша с тревогой дотронулась до уткнувшейся в подушку фигуры на кровати Савченко и поняла, что это свернутая из платка кукла.
