это не пойду?
— Но ты этого не сделаешь.
— Я не думаю, что вы можете решать за меня.
— Тем не менее могу. Таковы зоку. Мы все единое целое. — В ее глазах что-то вспыхивает. — Не давай себя обманывать этим маскарадом. Мы совсем не такие. Ты и ее еще не видел: мы создали ее такой, чтобы она ходила среди вас и узнавала вас. Но внутри…
Лицо Старейшей подергивается рябью, и на мгновение она превращается в статую из миллиардов танцующих светящихся пылинок с прекрасным ликом, парящим внутри, а вокруг сверкают созвездия из драгоценных камней вроде того, что сверкает в рукоятке меча. А потом она снова становится блондинкой среднего возраста.
— Внутри мы другие.
Она похлопывает Исидора по руке.
— Но не расстраивайся. Все пройдет своим чередом. — Она встает. — Я уверена, Синдра скоро вернется. Развлекайся.
Она уходит в толпу, и меч качается у ее бедра, а Исидор остается смотреть на бегущие по монитору изображения.
Спустя некоторое время идея выпить кажется ему более привлекательной, и он пробует пиво. Оно старое и невкусное, и Исидор предпочел бы вино, но все же выпивает две банки, пока не добивается желаемого эффекта. Трудный день дает о себе знать, и он едва не засыпает перед монитором. Еще двое гостей — молодой человек и девушка, чей макияж придает ей сходство с трупом, — садятся рядом и начинают играть. Через некоторое время парень оборачивается к Исидору и глуповато ухмыляется.
— Привет, — говорит он. — Не хочешь попробовать? Я в этом деле не могу оказать достойное сопротивление мисс Уничтожительнице Миров.
Девушка закатывает глаза.
— Любовник, а не воин.
— Точно. — Парень на вид немного старше Исидора, ему еще нет и двадцати марсианских лет, у него азиатские черты лица, тонкие усики, гладко прилизанные черные волосы и прекрасно сшитый костюм. На плече кожаный рюкзак. — Ну, что скажешь?
— Боюсь, я слишком пьян, — говорит Исидор. — Справляйся сам.
— Да, пьянство — неплохой способ сохранить лицо. Простите, госпожа, вы нас победили.
Девушка вздыхает.
— Ладно. Я иду играть в Вервольфа. Забавные человечки.
Она посылает Исидору воздушный поцелуй.
— Хорошо развлекаешься? — спрашивает парень.
— Не совсем.
— Ну, это никуда не годится. — Он берет со стола банку с пивом и открывает ее. — Как ты уже понял, пиво здесь отвратительное. Видишь ли, оно все аутентичное.
— Сойдет, — говорит Исидор и открывает еще одну банку. — Я Исидор.
— Адриан.
Рукопожатие парня выдает жителя Ублиетте. Но при странном ощущении свободы от гевулота и легком опьянении это кажется несущественным.
— Итак, Исидор, почему ты не танцуешь, не принимаешь участия в сцеплении и не обхаживаешь курочек зоку?
— У меня был странный день, — говорит Исидор. — Меня чуть не убили. Я поймал гогол-пирата. Или двух. С шоколадом. А что касается курочек зоку, у меня уже есть одна. Ее мать — богиня, и она меня ненавидит.
— Ладно, ладно, — говорит Адриан. — Я ожидал чего-то вроде «я видел наставника» или «мне приснился чужой сон».
— Да, наставник там тоже был, — говорит Исидор.
— Ну, это звучит как целая история! Расскажи.
Они продолжают пить, и история шоколатье кажется вполне уместной. Слова вылетают легко. И тогда приходит мысль о Пиксил: «А как часто мы с ней о чем-то разговаривали?» Его мысли и язык не ограничены гевулотом, и Исидор ощущает себя подпрыгивающим на воде камешком, легким и свободным.
— Кто же ты, Исидор? — спрашивает Адриан, когда рассказ кончается. — И как ты оказался втянутым в это дело?
— Я не мог не помочь. Я всегда думаю о тех вещах, которые не понимаю. А для забавы я часто брожу по Лабиринту и взламываю замки гевулотов.
— Но зачем? Что ты из всего этого получаешь?
Исидор смеется, откинувшись назад.
— Я не понимаю людей. Мне необходимо установить ход вещей. Я не понимаю, почему кто-то говорит или делает то или иное, если я над этим не подумаю.
— Это удивительно, — говорит Адриан, когда Исидор умолкает, чтобы сделать еще глоток пива.
Он рассеянно отмечает, что парень что-то царапает в блокноте — старомодном, сделанном из бумаги. Это может означать только одно, и даже затуманенный мозг Исидора сознает, что он совершил ошибку.
— Ты журналист, — говорит он.
Порыв иссяк, и вода поглощает скачущий по поверхности камень. Голова становится невероятно тяжелой. В мире безупречного уединения все еще существуют аналоговые дыры, и общедоступные газеты в Ублиетте остаются одним из наиболее доходных терпимых преступлений. Они открыли на него охоту после первого же его дела о краже из ателье модной одежды. Но никогда не могли взломать его гевулот. До этого момента.
— Да, журналист. Адриан Ву из «Вестника Ареса».
Он достает из рюкзака старомодную камеру — еще один прием обойти гевулот. Вспышка на мгновение ослепляет Исидора.
Исидор бьет его. Или, вернее, пытается это сделать: он вскакивает на ноги и отчаянно размахивает руками, но не достает до журналиста. Ноги подгибаются. Он хватается за ближайший предмет — компьютерный монитор на столе — и с грохотом падает на пол. Он старается подняться и тянется к камере Адриана.
— Отдай мне это!
— О, я отдам. Тебе и еще пятидесяти тысячам наших читателей завтра утром. Знаешь, мы жаждали получить у тебя интервью
