Я прикрыл веки. Мне хватит и звуков, да. Однако… сквозь веки призрака я вижу кое-что, чего не видно с открытыми глазами. Комната преобразилась в колышущееся черно-белое нечто. Линии, где проложен водопровод, кажутся светлыми, электрические провода невидимы, но время от времени по ним пробегает ток, и он черный! Густой чернильной тьмой окутана фигура убийцы, эта его аура простирается во все стороны, как тяжелая грозовая туча, немного вытягиваясь по вертикальной оси. Бальтазар, которого эта черная гадость облепила со всех сторон, выглядит ослепительно белым, но в глубине его груди, в месте, где соприкасаются легкие с его сердцем, образовался черный сгусток, похожий на свернувшуюся кровь. Он бьется вместе с сердцем и наползает на него постепенно. Что это вообще такое? Что это может быть?
Движимый любопытством, я подлетел к ним, тяжело дышащему Бэлу, лежащему плашмя под киллером, заставил себя не смотреть на грубые движения и просунул руку в белоснежную грудную клетку. Сопротивления плоти не было, зато я подцепил ногтем эту страшную дрянь. Задел, но не вытащил. Она слишком крепко прилипла. По консистенции похожа на мазут, такая же вязкая и противная. Я потянулся снова, тщетно стараясь оторвать ее от околосердечной сумки, и задрожал всем своим призрачным телом. Убийца решил меня подбодрить. Часть чернильного мрака отделилась, оформившись в отталкивающее лицо с пустыми глазницами.
— Так ты не достанешь мою скверну, милый жалкий дух умершего. Сдохни безвозвратно, пожертвуй ничтожным куском астрального ситца, облепившим твою душу, отдай его мне и лети прочь, в объятья равнодушного Создателя. Я сверну твою кружевную тряпку в компресс и приложу к его раненому сердцу. И кто знает — поможет. Или не поможет. Гарантий тебе сам Люцифер не даст, — и он расхохотался.
Я полетел кувырком, отфутболенный в воздух волной ураганного смеха. Собрался с силами, не на шутку разозлившись, и ринулся в грудь Бальтазара всем своим сомнительным весом. Уплотнился в шар в глухой и безотчетной надежде выбить точным ударом кусок этой грязи. Чем не боулинг? И, может быть… я займу это место… лягу, расплющенный, рядом с сердцем.
От столкновения со сгустком тьмы меня пришило мгновенной болью, как от ста тысяч вольт электрошока, сознание тотчас же попрощалось со мной и отвалилось. Всё, что я ощутил в секунду перед соприкосновением — как сотрясается земля. То есть не земля, то было тело, в нем с оглушительным грохотом закрывались сердечные клапаны, выталкивая кровь дальше, в желудочки и в артерию. Мне показалось, что я обнимаю этот клапан невесомыми бессильными руками, и он забирает меня, вышвыривая вместе со всеми клетками в горячее кровяное русло…
========== 17. Теракт ==========
Проснулся. Весь мокрый, как всегда. Несколько минут вспоминал, почему я в самолете, ощупал мягкое сиденье и убедился, что лечу в Гонолулу заказным рейсом без пересадки в Сан-Франциско. Стюардесса принесла крепкий кофе, я выпил его залпом, не чувствуя ни вкуса, ни аромата. Вывернул карманы, оттуда выпал мобильный, я вспомнил, что забыл его выключить.
На экране высветились два пропущенных вызова с неизвестного номера. Я зачем-то решил непременно перезвонить, но сеть в небесах не ловила. Стюардесса вернулась, заметила и чуть не отобрала телефон. До посадки восемь-девять часов, а я в истерике, ржу, как полоумный. Мной ненавязчиво заинтересовалась бортовая охрана. На свою беду я доверху начинен оружием и баночками с психотропным препаратом: сумка, переданная Нэйтаном, ломилась от разнообразных улик. Нужна срочная импровизация. И новая голова. Старую продам за 42 доллара, торг уместен.
Я нажал на кнопку вызова персонала, хотя стюардесса стояла в соседнем проходе. С кислой миной, которую не могла перебить дежурная улыбка, она протиснулась между пустыми креслами, желая попасть ко мне быстрее, за что и поплатилась. Я быстро прочитал имя на ее криво висящем бейдже и вытянул SIG-Sauer P226 с неестественно длинным дулом. Да, на этот раз меня снабдили глушителями, и я привинтил их заранее. Голос не отрепетирован, импровизация, мать ее.
— Оставайтесь на своих местах. Этот самолет захвачен. В заложники я беру… вас, мадам, — и я схватил за грудки стюардессу Лайонеллу Хьюз. — Я не собираюсь взрывать наших уважаемых обделавшихся пассажиров или менять курс на Вашингтон и грабить государственное казначейство. Я всего лишь хочу, чтоб мы полетели немножко быстрее. Передайте пилотам. У меня все.
Пассажиры подняли меня на смех. Пришлось встать из кресла и продемонстрировать пистолет всем без исключения обитателям салона бизнес-класса. Смех поутих, большинство лиц вытянулось, две нервные мамаши поспешили развернуть своих раскормленных детей мордами в иллюминаторы, а какая-то необъятная дама бальзаковского возраста тонко заверещала:
— Боже мой, я ведь не застрахована!
— Успокойте своих визгливых клиентов. Вперед, смелее. Это ваша обязанность, в конце концов, — я подтолкнул миссис Хьюз к плачущей толстухе.
— Чем прикажете их успокаивать? — прошипела Лайонелла, пятясь обратно под дуло.
— Спиртным, — я ободряюще ударил прикладом пистолета по ее заднице, плотно обтянутой форменной юбкой. — Несите все, что есть, и угощайте бесплатно. И доложите уже пилотам, что мы должны увеличить штатную скорость вдвое.
— Вы в своем уме?! — она сорвалась в крик, и я пристукнул ее посильнее.
— Тихо. Повинуйтесь. Пусть сообщат диспетчерам, что выполняют требования террориста, и запросят воздушный коридор до самого острова Оаху.
— Вас посадят, вы не успеете на землю одной ногой ступить.
— Что из моих слов вам было непонятным? — я развеселился и приобнял ее свободной рукой. — Могу повторить по-французски, ма шерри. Валите уже.
Она ушла, и я снова попытался набрать незнакомый номер. А чтоб бортовые охранники не спали и не зря ели свой хлеб с арахисовым маслом, я взял одного из них в заложники, усадил рядом, пристегнув к сиденью, и надел на него вместо кляпа кислородную маску. Разгерметизации салона не было и не предвидится, я просто развлекаюсь.
Верхом на тележке с крепкими напитками приехал неопрятный стюард со съехавшим на спину галстуком, надеюсь, его не уволят за нарушение дресс-кода. Вскоре после того, как воздух в салоне стал напоминать атмосферу в придорожной пивнушке после полуночи, засветилось красное табло «пристегнуть ремни», и нас хорошенько тряхнуло. Молодцы, ребята, не обманули, скорость заметно подросла. А насчет проблем после приземления… есть у меня кое-какие соображения.
Лайонелла вернулась через три часа, когда мы начали снижение, ее заметно шатало. Судя по амбре, она не отказалась пригубить отборного шотландского виски.
— Вы довольны? — спросила она, громко икнув.
— Ага, всю жизнь мечтал прокатиться на семисотместном аэротакси. Мадам, упадите где-нибудь, скоро посадка. Упадите рядом! Не надо на меня ложиться, у вас ревнивый муж, да и я не свободен.
Пьяные женщины так противны… я оттолкнул ее, стараясь не задеть уснувшего охранника. Да, если человек устает на работе, даже кислородная маска не помеха крепкому здоровому сну.
— Откуда вы знаете, что у меня ревнивый муж? — она свалилась в проходе, я видел только задранную ногу в белом чулке и синей туфле. Брр, что за убогое сочетание.
— Догадался по длине вашей юбки. Стюард, эй! Принесите мне шампанского. И не говорите, что его не осталось.
Остался целый ящик. Я взял две бутылки, надел сумку через плечо, пистолет с взведенным курком аккуратно зажал в зубах и покинул уютное место у окна 11F. Следующая локация — кабина пилотов. По-моему, мне нравится быть террористом.
— Привет, парни, — я поставил шампанское и сумку на пол, а оружие вернул в левую руку. — Не отвлекайтесь, я вас не обижу. Запросили свободную полосу?
— Да, для нас выделили Reef Runway¹.
— Прекрасно, прогнозируемое время посадки?
— Десять минут, сэр, — первый пилот потянул за какую-то гашетку, ни разу не оглянувшись на приставленный к его затылку пистолет. Впереди виднелся город в белой дымке, за ним — изогнутая береговая линия Вайкики. Но гораздо раньше посреди синего залива длинным прямоугольником замаячила полоса 8L/26R.
