— Мне не хочется навещать старых друзей в такую скверную погоду, — сказал капитан Поль Израилю. — Побродим по окрестностям, а визитную карточку оставим тут денька через два.
На следующее утро в бухте Глентайн у южного берега Шотландии они встретили таможенный баркас. Его обязанностью было производить досмотр торговых судов. «Скиталец» был замаскирован под купца: его корпус по борту опоясывала широкая бурая полоса — сюртук квакера скрывал турецкого разбойника. Можно было ожидать, что корсар, выполняющий веления закона, попробует остановить корсара, восстающего против них. Однако баркас немедленно обратился в бегство, и «Скиталец» тщетно обрушил град картечи на два его рейковых паруса, стонавшие под крепким ветром. Несмотря на яростную канонаду, баркасу удалось уйти.
На следующий день у мыса Малл-оф-Галлоуэй Поль оказался в такой близости от большого каботажного судна, груженного ячменем, что, опасаясь, как бы его присутствие в этих местах не было разглашено, он отправил его с этим известием кормой вперед прямо в преисподнюю, грянув по нему всеми бортовыми пушками и засеяв ячменем окрестные воды. От команды потопленного корабля он узнал, что в заливе Лох-Райан стоит на якоре флотилия в двадцать — тридцать судов под охраной вооруженной бригантины. Он повернул туда свой бушприт, но у входа в залив вновь задул встречный шквалистый ветер, и Поль отказался от своего намерения. Вскоре после этого ему встретился шлюп, шедший из Дублина, который был тотчас утоплен ради сохранения тайны.
Вот таким образом, подчиняясь более прихотям стихий, нежели военным инструкциям конгресса, смуглый капитан Поль кружил по Ирландскому морю, грозовой тучей нависая над оживленными портами, а затем, отброшенный противным ветром, метал молнии во все встречные суда, чье одиночество превращало их в мишень столь же заметную и легкую, как единственное дерево в открытой степи. А берега вокруг были усеяны гарнизонами, и все это внутреннее море кишело кораблями. С безнаказанностью левантинца[71] Поль носился на своем суденышке в самом сердце сильнейшей морской державы мира: электрический угорь, случайно проскользнувший в горло Британии с глотком древней океанской воды и терзающий ее внутренности.
Заметив затем большой корабль, направлявшийся в залив Клайд, он кинулся за ним в погоню, рассчитывая перерезать ему путь. Тот, однако, оказался отличным ходоком, и его преследователи напрягали все силы: Поль почти парил над квартердеком, поминутно приказывая крепче натягивать шкоты, чтобы до последнего дюйма использовать и без того уже готовые лопнуть паруса.
Вдруг в самый разгар погони на палубу «Скитальца» легла густая тень, словно началось затмение солнца, и ее граница заскользила по планширю, такая же четкая, как щели между досками. Эта тень поглощала все — властная тень острова Эйлса-Крейг, крутого, точно Хуан-Фернандес.[72] «Скиталец» шел над глубинами, которые вплотную примыкают к этой высочайшей из вершин Грампианских гор[73] там, где они тянутся по морскому дну.
Остров Эйлса-Крейг, огромный утес около мили в окружности, находится в восьми милях от берегов Эршира. Тысячефутовый конус высится среди моря, одинокий, как найденыш, и презрительный, как пирамида Хеопса. Но подобно разбитому черепу Голиафа, эту надменную вершину венчает покинутый замок, и под разрушенными сводами клубятся туманы, словно смутные призраки, теснящиеся в мозгу какого-нибудь обезумевшего гения, который и в своем падении лелеет лишь возвышенные думы.
Когда «Скиталец» приблизился к острову, и преследователь и преследуемый превратились рядом с этим массивом в ореховые скорлупки. Клотик «Скитальца» на девятьсот футов не доставал до фундамента развалин на вершине утеса.
Пока корабли еще находились в тени острова и она омрачала лица всех моряков, в настроении Поля произошла внезапная перемена. Он перестал отдавать властные приказы. Вдохновение, которое горело в его глазах, угасло. Вскоре он распорядился прекратить погоню. Повернув, они пошли на юг.
— Капитан Поль, — сказал немного погодя Израиль, — мне непонятно, почему вы перестали гнаться за этим купцом. Но, вероятно, дело в том, что он заманивал нас слишком глубоко в залив.
— К черту купца! — воскликнул Поль. — Я повернул не потому, что испугался его или короля Георга. Меня заставил повернуть вон тот владыка.
— Владыка?
— Ну да. Морской владыка. Вон тот — Эйлса-Крейг.
Глава XVI
ОНИ ЗАГЛЯДЫВАЮТ В КАРРИКФЕРГЕС И ОБРУШИВАЮТСЯ НА УАЙТХЕЙВЕН
На следующий день у берегов Ирландии, неподалеку от Каррикфергеса, рыбачья шхуна, введенная в заблуждение квакерским видом неизвестного судна, доверчиво к нему приблизилась. Ее команда была взята в плен, а сама она потоплена. От рыбаков Поль узнал, что большой корабль, стоящий на рейде, — это двадцатипушечный корвет «Дрейк». После чего он приказал повернуть, твердо решив снова побывать здесь в эту же ночь и атаковать корвет.
— Да неужто, капитан Поль, — спросил Израиль, когда на закате они вновь повернули к ирландскому берегу, — да неужто, сэр, вы прямо так и полезете к ним в пасть? Почему бы не подождать, пока он выйдет в море?
— А потому, желтогривый мой лев, что я намерен сыграть свадьбу с этой красоткой сегодня же ночью. Родня невесты против этого брака, и значит, ее следует похитить безотлагательно. А ведь она весьма стройна, если поглядеть на нее в трубу, не так ли? О, как я прижму ее к своему сердцу!
Поль вошел на рейд в открытую, как друг, и, убрав часть парусов, неторопливо приблизился к «Дрейку»: якорь готов был упасть на дно, а абордажные крючья — впиться в борт корвета. Однако ветер был слишком силен и якорь бросили с опозданием. «Скиталец» остановился на расстоянии трех бросков сухаря от ничего не подозревающего противника, который, как ему казалось, видел перед собой всего лишь мирного купца из Канады с грузом безобидных бревен.
— Свадьбу придется немного отложить, — прошептал Поль, убедившись, что его план не удался.
Он с дерзкой невозмутимостью осматривал палубы врага и хладнокровно ответил самым дружеским тоном на оклик вахтенного офицера, а затем приказал выбрать якорную цепь, словно его якорь не забрал, и пошел назад в море, рассчитывая тут же вернуться и все-таки осуществить задуманный ранее маневр, заняв выигрышную позицию, — он намеревался внезапно поставить «Скитальца» бортом против носа «Дрейка» так, чтобы все палубы корвета оказались открытыми для его огня. Но ему вновь помешал ветер. На этот раз налетел снежный шквал, и Поль был вынужден отказаться от своего плана.
Вот так, храня притворно мирный вид и не внушая подозрений, Поль, словно незримый дух, подошел в вечернем сумраке к берегу и даже на мгновение встал на якорь возле английского военного корабля — бросил якорь, ответил на оклик, оглядел противника, взвесил положение, принял решение и удалился, не вызвав ни у кого ни малейшей тревоги. А ведь он собирался разнести «Дрейка» в щепы, пустив в ход цепные ядра.[74] Вот так смертоносный враг — если только он хитер — может втихомолку проникать в человеческие гавани и сердца. И если он в конце концов так же незаметно исчезнет, не причинив вреда, то останавливает его не пробудившаяся совесть, а лишь осторожность. Наутро ни единый обитатель Каррикфергеса даже не подозревал, что ночью близ него прошел дьявол в шотландском колпаке.
Трудно найти другое такое сочетание цареубийственной дерзости и старческой осторожности, каким отмечены многие хищные предприятия Поля. Именно это соединение, казалось бы, несоединимых качеств позволило ему занять место в ряду великих воинов.
К рассвету буря улеглась. Солнце застало «Скитальца» на середине Северного пролива, там, где он переходит в Ирландское море. И величественные горы Англии, Шотландии и Ирландии, вздымающиеся над травянисто-зеленой водой, были видны отсюда все вместе и так же ясно, как в Нью-Йорке из треугольного Парка видны ратуша, собор Святого Павла и особняк Асторов.[75] Три королевства, насколько хватал глаз, были покрыты снегом.
— Видишь, Желтогривый, — заметил Поль с усмешкой, — они выкинули белый флаг, трусливые негодяи! И пока белый флаг укрывает эти холмы, мы посетим Уайтхейвен, любезный друг. Я обещал побывать там прежде, чем совсем покину эти края. Израиль, дружок, я собираюсь сам сойти на берег и приложить свою собственную руку к тому, что произойдет. Тебе когда-нибудь приходилось иметь дело с клиньями?
— Я не раз загонял клинья в бревна, — ответил Израиль. — Но это было до того, как я стал моряком.
— Ну что ж! Коли ты умел загонять клинья в бревна, то сумеешь загонять их и в пушки. Тебя-то мне и нужно! Убери свою трубу, сходи к плотнику, возьми у него сотню клиньев, сложи их в ведро вместе с молотком и принеси все это мне.
