Он продолжал:
— Раз граф в отъезде, сударыня, то, поскольку единственной целью моего визита был он, вы можете без малейшей боязни услышать, что я имею честь быть офицером американского военного флота и явился на этот остров с намерением взять графа Селкирка заложником во имя свободы Америки, но в силу ваших заверений отказываюсь от этого своего намерения, черпая радость и в самом разочаровании, ибо это разочарование дало мне возможность дольше беседовать с благородной дамой, в чьем обществе я нахожусь, и никак не потревожить безмятежный покой ее семейного очага.
— Неужели все это правда? — спросила графиня в величайшем изумлении.
— Сударыня, из этого окна вы можете увидеть в отдалении военный корабль американских колоний «Скиталец», которым я имею честь командовать. А теперь со всем уважением к вашему супругу и искренним сожалением, что мне не удалось застать его дома, я прошу разрешения поцеловать руку вашего сиятельства и удалиться.
Однако графиня предпочла не заметить этой парижской просьбы и словно нечаянно с большим искусством скрыла правую руку в складках платья, а затем более приветливым тоном пригласила своего нежданного гостя перекусить перед дорогой и поблагодарила его за учтивость. Но Поль отказался от этого приглашения и, трижды поклонившись, удалился.
В передней он увидел Израиля, который изумленно таращил глаза на круглый стальной щит, над которым перекрещивались двуручный шотландский меч и рапира.
— Точь-в-точь оловянное блюдо с ножом и вилкой, капитан Поль!
— Верно, верно, мой лев. Однако пойдем! Чертовское невезенье: старый фазан где-то летает. Хоть в гнезде осталась красивая фазанка, но что толку! Придется нам убраться восвояси с пустыми руками.
— Да неужто мистера Селкирка нету дома? — осведомился Израиль с притворным огорчением.
— Мистера Селкирка? Ах, ты имеешь в виду Александра Селкирка.[78] Нет, мой милый, на острове Сент-Мэри его нет; он далеконько отсюда, живет отшельником на острове Хуан-Фернандес, как ни жаль. Ну, идем же!
На крыльце их поджидали оба офицера. Поль кратко сообщил им, как обстоят дела, и добавил, что им остается только покинуть остров.
— Уплыть, и чтобы все наши труды пропали даром? — сердито спросили офицеры.
— Так чего же вы хотите?
— Военной добычи — серебряной посуды, а то чего же?
— Какой позор! Я думал, что мы с вами джентльмены.
— Английские офицеры в Америке тоже все как на подбор джентльмены, но они забирают серебро из домов противника, где только могут.
— Ну-ну, не следует понапрасну их чернить, — возразил Поль. — Таких офицеров, о которых вы говорите, в английской армии едва ли найдется двое на двадцать — это обыкновенные грабители и карманники, которым королевский мундир служит только ширмой для их темного ремесла. Остальные же все — люди чести.
— Капитан Поль, — продолжали спорить офицеры, — мы отправились в эту экспедицию, зная, что нам вряд ли будут платить жалованье, однако мы рассчитывали на честную военную добычу.
— Честная военная добыча? Это что-то новенькое.
Однако офицеры стояли на своем. Поль считал их лучшими своими офицерами и, видя, что они полны решимости, в конце концов с неохотой согласился, опасаясь иначе восстановить их против себя. Тем не менее сам он наотрез отказался участвовать в этом деле. Поставив офицерам условие, что они ни под каким предлогом не приведут в дом матросов, не устроят обыска и возьмут только то, что предложит им сама графиня после того, как они сообщат ей свои требования, он кивнул Израилю и, вне себя от негодования, спустился с ним к морю. Но тут же передумал и послал Израиля обратно — сопровождать офицеров, чтобы вместе с ними получить серебро, так как питал неколебимое доверие к его честности.
Появление офицеров сильно напугало графиню. С холодной решимостью они объяснили ей цель своего прихода. Оставалось только подчиниться. Она удалилась. Явился дворецкий и принялся молча ставить на стол перед офицерами и Израилем серебряные подносы и дорогую посуду.
— Мистер дворецкий, — сказал Израиль, — позвольте, я помогу вам таскать бидоны из молочной!
Однако дворецкий, не зная, принять ли это за деревенское простодушие или за насмешку, только пуще нахмурился, обиженный республиканской фамильярностью Израиля, и отказался от всякой помощи — он и без того кипел негодованием против этой шайки бессовестных разбойников, какими они ему представлялись, посмевших нанести подобное оскорбление столь знатному дому. Четверть часа спустя офицеры покинули гостиную, унося свою добычу.
На крыльце к ним подскочила румяная девушка и, сверкая глазами, добавила к их ноше «с поклоном от графини» две детские коралловые погремушки, оправленные в серебро.
Надо сказать, что один из офицеров был француз, а другой — испанец.
Испанец возмущенно швырнул свою погремушку на землю. Француз же весьма учтиво взял свою, поцеловал ее и сказал девушке, что будет свято хранить этот коралл в память о ее розовых щечках.
Когда они спустились к морю, то увидели, что капитан Поль, прижав лист бумаги к гладкому камню в обрыве, что-то торопливо пишет карандашом. Вот он поставил свою подпись и, бросив на офицеров укоряющий взгляд, передал бумагу Израилю с приказанием немедленно отнести ее в дом и вручить леди Селкирк в собственные руки.
Письмо гласило:
«Сударыня!
Я глубоко огорчен тем, что был вынужден отплатить вам за такой любезный прием согласием на столь тягостные для вас действия некоторых моих подчиненных — действия, прекрасная дама, которые в силу моей профессии мне приходится не только терпеть, но и в известной степени поощрять. От всей души, дражайшая дама, я оплакиваю эту чрезвычайно грустную необходимость, неотъемлемую от моего трудного положения. Как ни малоблагородна алчность этих людей, они имели право ждать от меня вознаграждения за свои услуги и храбрость в прошлом. А для размышлений у меня был лишь миг. Но полагаю, что, дав им разрешение, в котором я отказать не мог, я все же нанес меньший ущерб имению вашего сиятельства, нежели собственной кровоточащей щепетильности. Однако мое сердце не позволяет мне продолжать. Разрешите заверить вас, дражайшая дама, что я приложу все старания выкупить это серебро, дабы иметь честь вернуть его вам тем способом, который вам благоугодно будет назначить.
Я покидаю ваш остров, сударыня, чтобы завтра поутру вступить в бой с двадцатипушечным кораблем его величества «Дрейком», стоящим сейчас в гавани Каррикфергеса. Я встретил бы врага с еще большей решимостью, если бы мог льстить себя надеждой, что неподобающее поведение моих офицеров не навлекло на меня немилость прекрасной госпожи острова Сент-Мэри. Но я был бы непобедим, как Марс, если бы смел лелеять мечту, что в одном из зеленых уголков своего прелестного поместья графиня Селкирк милосердно возносит молитву за того, дражайшая графиня, кто, прибыв сюда за пленником, сам был пленен.
Вашего сиятельства благоговеющий враг
Джон Поль Джонс».
Какое впечатление произвело на графиню это чересчур пылкое послание, история умалчивает. Однако история упоминает, что после возвращения «Скитальца» во Францию благодаря неустанным усилиям Поля, терпеливо, по одному предмету, выкупавшего серебро у тех, среди кого оно было разделено, и потерявшего на этом сумму, равную стоимости добычи, вся посуда, включая даже две серебряные крышки к перечницам, была согласно обещанию возвращена владельцам; история упоминает также, что граф, узнав все обстоятельства дела, учтиво написал Полю письмо, в котором благодарил его за любезность. По мнению благородного графа, Поль показал себя человеком чести. Было бы опрометчиво не согласиться со столь высокородным авторитетом.
Едва отряд вернулся на «Скитальца», как они немедленно отплыли к берегам Ирландии. На следующее утро показался Каррикфергес. Поль намеревался было войти прямо в гавань, но Израиль, осматривавший ее в свою трубу, сообщил ему, что оттуда выходит большой корабль — возможно, «Дрейк».
— Как по-твоему, Израиль, они знают, кто мы такие? Дай-ка мне трубу!
— Они спускают шлюпку, капитан, — ответил Израиль, отнимая трубу от глаз и протягивая ее Полю.
— Верно… верно. Они не знают, кто мы. Я заманю эту шлюпку к нам. Быстрей! Они уже отвалили. Становись к рулю, мой лев, и смотри, чтобы мы были все время повернуты к ним кормой. Они ни в коем случае не должны видеть наших бортов.
Шлюпка приближалась, офицер на носу внимательно разглядывал «Скитальца» в подзорную трубу. Вскоре шлюпка была уже на расстоянии оклика.
— Эй, на корабле! Кто вы такие?
— Да ладно вам, поднимитесь на борт! — ответил Поль в рупор небрежно-ворчливым тоном, словно оскорбившись, что его могли принять за врага.
