Эта первокурсница стояла здесь, перед преподавательским столом, куда её прежде вызывали только затем, чтобы наградить похвалой и улыбкой. Стояла, выпрямив спину и высоко подняв голову, как натянутый лук кентавра, не показывая своих эмоций врагу.
Эта юная ведьма стояла здесь, скрывая слёзы и гнев. Её лицо застыло, и в её внешнем облике ничего не менялось, но что-то внутри медленно ломалось, она чувствовала, как оно ломается.
Это что-то сломалось ещё сильнее, когда профессор Снейп с насмешкой назначил ей две недели отработок за насилие в школе. Его лицо выражало презрение, как на самом первом уроке Зельеварения, а кривая улыбка говорила о том, что профессор точно знал, насколько он несправедлив.
Что бы там ни было внутри неё, но оно треснуло по всей длине, сверху до низу, когда профессор Снейп отнял сотню баллов у Когтеврана.
Затем всё закончилось, и Снейп сказал, что она может идти.
Она обернулась и за столом Когтеврана увидела Гарри Поттера. Он сидел неподвижно на своём месте, отсюда она не могла видеть выражение его лица, она видела на столе его кулаки, но не могла разглядеть, стиснуты ли они так же крепко, как её. Когда профессор Снейп вызвал Гермиону, она успела шепнуть Гарри, что он не должен ничего делать без спроса.
Гермиона развернулась, чтобы вновь взглянуть на учительский стол, как раз в тот момент, когда Снейп отвернулся от неё, садясь на своё место.
– Я сказал, что вы можете идти, девочка, – сказал Снейп насмешливо, с довольной улыбкой, как будто только и ждал, чтобы она что-нибудь предприняла…
Гермиона сделала ещё пять шагов к учительскому столу:
– Директор? – её голос сорвался.
В Большом зале воцарилась гробовая тишина.
Директор Дамблдор не сказал ничего, не сдвинулся с места. Как будто он тоже был просто вырезан из камня.
Гермиона перевела взгляд на профессора Флитвика, голова которого была едва заметна за столом, но он как будто бы не мог отвести взгляд от чего-то у себя на коленях. Лицо профессора Спраут, сидевшей рядом, было сильно напряжено, она, похоже, заставляла себя наблюдать за происходящим, её губы дрожали, но она промолчала.
Кресло профессора МакГонагалл пустовало – заместитель директора не появилась за завтраком этим утром.
– Почему вы все молчите? – спросила Гермиона Грейнджер. В дрожи её голоса слышалась её последняя надежда, что-то внутри неё в последний раз отчаянно протянуло руку, прося о помощи. – Вы же знаете, что он неправ!
– Ещё две недели отработок за дерзость, – вкрадчиво добавил Снейп.
Что-то внутри неё рассыпалось на мелкие кусочки.
Ещё несколько секунд она смотрела на стол преподавателей – на профессора Флитвика, профессора Спраут и пустующее место профессора МакГонагалл. А потом Гермиона Грейнджер повернулась и зашагала к столу Когтеврана.
Ученики преодолели оцепенение и начали перешёптываться.
И когда она почти подошла к столу Когтеврана…
Шум зала разрезал бесстрастный голос профессора Квиррелла:
– Сто баллов мисс Грейнджер за то, что она делала то, что правильно.
Гермиона чуть не упала на месте, но удержалась и продолжила шагать, а позади неё что-то сердито кричал Снейп, профессор Квиррелл откинулся на спинку кресла и начал хохотать, и даже Дамблдор сказал что-то, но она не расслышала.
И вот она оказалась за столом Когтеврана, рядом с Гарри Поттером, который сидел, застыв на месте, будто не смея шевельнуться.
– Всё в порядке, – машинально сказала она ему, не думая и не выбирая слова, хотя, на самом деле, всё было плохо. – Но не можешь ли ты придумать, как избавить меня от отработок у Снейпа, как ты это сделал для себя в прошлый раз?
Гарри Поттер кивнул – одним резким движением головы.
– Я… – сказал Гарри. – Я… Прости, всё это… во всём виноват я…
– Не говори глупостей, Гарри.
Удивительно, как нормально звучал её голос, и ей даже не приходилось задумываться, что сказать. Гермиона бросила взгляд на тарелку с завтраком, но есть совсем не хотелось, в животе что-то бурлило и пенилось, и она чувствовала, что её вот-вот стошнит, и в то же время она готова была поклясться, что всё её тело онемело и ничего не чувствовало.
– И если ты захочешь нарушить школьные правила или что-то ещё, – продолжила она, – ты можешь спокойно меня спросить, обещаю, я не скажу «нет», не подумав.
* * *
Non est salvatori salvator,
neque defensori dominus,
nec pater nec mater,
nihil supernum.
– Годрик Гриффиндор,
1202 н. э.
Глава 76. Интерлюдия с исповедью: Необратимые издержки
Рианна Фелторн спускалась по ступеням из шершавого камня, скреплённого грубой известью. В промежутках между редкими светильниками она поднимала над головой палочку с горящим Люмосом.
Она дошла до пустой пещеры в скале с несколькими уводящими во тьму боковыми проходами. Пещера освещалась лишь светом старинного факела, который вспыхнул при входе Рианны.
Больше здесь никого не было, и после нескольких минут нервного ожидания она начала трансфигурировать мягкий диван такого размера, чтобы два человека могли на нём усесться, а может быть, даже прилечь. Куда проще было бы создать простую деревянную табуретку – она могла бы сделать её за пятнадцать секунд, но… ну…
Даже когда трансфигурация была завершена, профессор Снейп так и не появился, и она уселась на диван с левой стороны. В груди бешено стучало сердце. От ожидания Рианна почему-то нервничала всё сильнее и сильнее.
Она знала, что это их последняя встреча.
Последняя встреча перед тем, как все эти воспоминания будут стёрты, и Рианна Фелторн с удивлением обнаружит себя в таинственной пещере, не понимая, что происходит.
Чем-то это напоминало смерть.
В книгах говорилось, что правильно наложенное заклинание Обливиэйт безопасно, ведь люди всё время что-то забывают. Люди спят, потом просыпаются и не помнят своих снов, а заклинание даже не создаёт сколько-нибудь сильных обрывов реальности – лишь краткий миг дезориентации, как будто вас отвлёк какой-то громкий звук, а потом вы не смогли вспомнить, о чём только что думали. Так было написано в учебниках, и потому Министерство полностью одобряло чары Забвения для любых одобренных им целей.
И тем не менее, эти мысли, мысли, которые были у неё в голове прямо сейчас… Скоро их не будет. Она думала о будущем, и получалось, что эти мысли некому будет додумать. Даже если в ближайшие минуты ей удастся найти концы всех мысленных ниточек, всё равно ничего потом не останется. Не об этом ли размышляют люди, зная, что через минуту они умрут?
Послышался приглушённый звук шагов…
В пещере появился Северус Снейп.
Его глаза устремились к сидящей на диване девушке, и на его лице мелькнуло странное выражение. Странное, ибо оно не было ни сардоническим, ни сердитым, ни холодным.
– Спасибо, мисс Фелторн, – тихо сказал Снейп, – вы очень предусмотрительны.
Профессор зельеварения достал палочку и произнёс привычные заклинания для обеспечения секретности, затем подошёл к трансфигурированному дивану и тяжело уселся рядом с ней.
Теперь её пульс бился сильно уже совсем по другой причине.
Она медленно повернулась, чтобы посмотреть на профессора Снейпа, и увидела, что он запрокинул голову на спинку дивана и закрыл глаза. Но он не спал. Его лицо выглядело натянутым, напряжённым, и на нём была видна боль.
Внезапно она поняла, что ей позволено это увидеть лишь потому, что вскоре она ничего не будет помнить, и что никому прежде не позволялось видеть профессора Снейпа таким.
Лихорадочный диалог в голове Рианны звучал примерно так:
Я могу просто наклониться и поцеловать его – Ты совсем выжила из своего крохотного ума – У него глаза закрыты, спорим, он не успеет остановить меня – Спорим, пройдут годы, прежде чем кто-то найдёт твоё тело…
Но профессор Снейп открыл глаза (к её внутреннему разочарованию и облегчению) и произнёс уже более обычным голосом:
– Ваша оплата, мисс Фелторн, – из складок мантии он достал рубин, огранённый по стандартам Гринготтса, и протянул ей. – Пятьдесят граней. Я не буду возражать, если вы их пересчитаете.
Она протянула дрожащую руку, надеясь, что Снейп вложит рубин прямо в её ладонь и она сможет почувствовать прикосновение его пальцев…
Но Снейп лёгким движением просто уронил рубин ей в руку, а потом снова запрокинул голову на спинку дивана.
– Вы вспомните, что нашли его на полу этой пещеры, куда вы пришли, исследуя замок, – сказал Снейп. – И так как никто вам не поверит, вы подумаете, что деньги лучше всего положить в отдельный сейф в Гринготтсе.
Наступила тишина, нарушаемая лишь слабым треском факела.
– Зачем… – спросила Рианна Фелторн. Он знает, что я это забуду. – Зачем вы это сделали? Я хочу сказать… вы попросили сообщать вам, где будут хулиганы, и кто именно, но не сообщать, будет ли там Грейнджер. И я знаю, как работает Маховик времени – если вы хотели сделать так, чтобы Грейнджер оказалась там, вам нельзя было знать заранее, что она туда пришла. И потому я пришла к выводу, что именно мы говорили ей, куда идти. Ведь это были мы, не так ли?
