Далинар подгонял мечущегося из стороны в сторону Храбреца и наносил размашистые удары осколочным клинком. Князь держался чуть впереди своих людей. Осколочнику требовалось пространство для битвы: клинки были такими длинными, что опасность ранить соратника представлялась весьма серьезной. Его личная гвардия приблизится, лишь если он упадет или окажется в затруднительном положении.
Азарт воодушевлял Далинара, давал силы. Он не испытал опять той слабости и тошноты, что настигла его на поле битвы несколько недель назад. Возможно, тревога была напрасной.
Он развернул Храбреца как раз вовремя, чтобы увидеть две пары паршенди, приближавшихся со спины, негромко напевая. Управляя конем коленями, он нанес мастерский широкий боковой удар, рассекший шею двух паршенди и руку третьего. У первых двоих выгорели глаза, эти воины упали. Третий выронил оружие из руки, что омертвела и повисла, когда осколочный клинок разрубил все нервы.
Четвертый член маленького отряда бросился прочь, напоследок одарив Далинара свирепым взглядом. Этот паршенди был безбородым, и что-то в его лице показалось странным. Вероятно, слегка неправильные очертания скул…
«Женщина? – изумленно подумал Далинар. – Быть такого не может. Или может?»
За ним солдаты радостно закричали, увидев, что бóльшая часть паршенди убегает, чтобы перегруппироваться. Далинар, окруженный мерцанием спренов славы, опустил блестящий осколочный клинок. Имелась еще одна причина, по которой он держался впереди своих людей. Осколочник был не просто разрушительной силой; он – сила, что поддерживала боевой дух и вдохновляла. Солдаты сражались решительней, если видели, как их светлорд разит врагов направо и налево. Осколочники меняли ход сражений.
Поскольку натиск паршенди был пока что отбит, Далинар спешился. Повсюду лежали трупы, на которых не было ран; лишь когда он дошел до места, где сражались солдаты, вокруг появились оранжево-красные лужи крови. На каменистой земле суетились кремлецы, поглощая жидкость, и между ними копошились спрены боли. Раненые паршенди лежали, с искаженным от боли лицом глядя в небо, и пели зловещую песню. Негромко, зачастую почти шепотом. Умирая, они никогда не вопили.
Присоединившись к своей личной гвардии, Далинар почувствовал, как утихает Азарт.
– Они подбираются слишком близко к Храбрецу, – сказал он Телебу, передавая вожжи. Шкура массивного ришадиума была покрыта каплями пузырящегося пота. – Не хочу им рисковать. Пусть кто-нибудь отведет его в задние ряды.
Телеб кивнул и взмахом руки велел солдату выполнить приказ. Далинар, не выпуская из руки осколочного клинка, оглядел поле боя. Силы паршенди перегруппировывались. Как обычно, их основной ударной силой были боевые пары. Каждая пара вооружена по-разному, и у одного бойца было гладко выбритое лицо, в то время как другой носил бороду с вплетенными самосветами. Ученые Далинара предположили, что это нечто вроде примитивного ученичества.
Князь внимательно изучил чисто выбритые лица в поисках щетины. Ее не было, и у многих в чертах проскальзывало что-то женственное. Может, все безбородые на самом деле были женщинами? Что касается груди, хвастаться им было нечем, и телосложение не отличалось от мужского, но под странными доспехами паршенди можно было спрятать что угодно. Однако безбородые и впрямь казались ниже ростом на несколько пальцев, и к тому же овал лица… Да, чем больше он их изучал, тем вероятнее казалось предположение. Может, каждая из пар – муж и жена, сражающиеся вместе? Эта мысль его до странности увлекла. Неужели за шесть лет войны никто не удосужился разобраться в том, какого пола их противники?
Ну да. Плато, на которых происходили битвы, находились так далеко от военных лагерей, что трупы паршенди туда не попадали; просто кому-то поручали выдергивать самосветы из их бород и собирать оружие. Со смерти Гавилара мало кто занимался изучением паршенди. Все просто хотели, чтобы они умерли, – а если алети в чем-то преуспели, то в искусстве убивать.
«Ты и сейчас должен их убивать, – напомнил себе Далинар, – а не вникать в особенности культуры». Но все же он решил, что прикажет солдатам забрать несколько трупов для ученых.
Он бросился к другой части поля битвы, держа осколочный клинок перед собой обеими руками и следя за тем, чтобы не слишком удаляться от солдат. К югу князь видел развевающееся знамя Адолина, который вел свое подразделение прямиком на паршенди. Парень в последнее время был непривычно сдержанным. Ошибка по поводу Садеаса заставила его о многом поразмыслить.
На западе стороны гордо реяло знамя самого Садеаса, а его солдаты не давали врагам подобраться к куколке. Он прибыл первым, как и раньше, и отвлекал паршенди, пока не появились роты союзника. Далинар подумал о том, не следует ли вырезать светсердце, чтобы алети могли отступить, но зачем завершать битву так скоро? Они с Садеасом оба понимали, что истинная цель их альянса – сокрушить как можно больше паршенди.
От этого зависит, как быстро закончится эта война. И пока что план работал. Две армии дополняли друг друга. Войска Далинара перемещались слишком медленно, и паршенди успевали как следует закрепить позиции. Садеас и раньше отличался быстротой, теперь же он мог оставлять часть войска в лагере, сосредоточившись исключительно на скорости, и стал пугающе результативен в том, что касалось переправки солдат на плато, где им предстояло сражаться, однако его людям не хватало выучки. Так что если Садеас мог прибыть первым и продержаться достаточно долго, чтобы Далинар успел переправить свои отряды, войска последнего превращались в молот, который обрушивался на паршенди, прижатых к наковальне Садеаса.
Впрочем, все отнюдь не стало легче. Паршенди сражались как ущельные демоны.
Далинар кинулся на врагов, размахивая мечом, убивая всех подряд. Он вынужден был признаться самому себе, что испытывает к противникам смесь неприязни и уважения. Среди алети мало кто осмеливался напасть на осколочника. Обычно это происходило невольно: за спиной у солдат было целое войско и оно давило, почти не оставляя возможности отступить.
А вот паршенди атаковали смело. Далинар вертелся и наносил удары направо и налево, его захлестывали волны Азарта. С обычным мечом боец сосредотачивался на выпадах, он бил и ждал отдачи. Это означало быстрые, стремительные удары с коротким замахом. С осколочным клинком все обстояло иначе. Он громадный, но удивительно легкий. От него не бывает отдачи, и каждый удар ощущается так, словно лезвие рассекает лишь воздух. Весь фокус в том, чтобы управлять движущей силой и не останавливаться.
Четверо паршенди бросились на него, словно знали, что ближний бой – один из лучших способов одержать верх. Если они подбирались слишком близко, длина эфеса и природа доспехов усложняли для него битву. Далинар закружился в длинной атаке на уровне талии и почувствовал смерть паршенди как легкое сопротивление по ходу меча, рассекавшего их грудные клетки. Он прикончил всех четверых и ощутил прилив удовлетворения.
