Ральф вздохнул, ощутив опять подступающую вражду; он понимал, что у Джека это начинается всякий раз, когда он утрачивает первенство.
— Темно скоро, вот я о чем думаю. Спотыкаться будем…
— А я не прочь пойти, — с вызовом сказал Джек. — И пойду, когда мы подымемся на гору. А ты нет? Может, ты лучше вернешься к хижинам — Хрюшку утешить?
Теперь уже покраснел Ральф; в этот момент он по-новому понял то, о чем ему говорил Хрюшка, и горестно спросил:
— За что ты меня так ненавидишь?
Мальчики неловко потупились, словно было сказано что-то неприличное. Молчание затянулось. Ральф, сердитый и обиженный, первый отвел глаза.
— Ну, пошли.
Кабанья тропа казалась темным тоннелем, потому что солнце быстро сползало на край земли, а в лесу и в полдень всегда было сумрачно. Тропа им попалась широкая и утоптанная, и они пустились по ней рысцой. Потом сплошная крыша листвы вдруг раздвинулась, и они остановились, переводя дух и глядя на первые звезды, которые зажглись над открывшейся вершиной горы.
Мальчики тревожно поглядывали друг на друга. Ральф принял решение:
— Сейчас пойдем через лес к хижинам, а на вершину полезем завтра.
Они забормотали, соглашаясь, но тут за его спиной послышался голос Джека:
— Конечно, если ты боишься…
Ральф обернулся.
— Кто первый пошел к скальному замку?
— И я тоже пошел. Тогда что, светло было.
— Ну, хорошо. Кто хочет лезть на вершину сейчас?
Ответом ему было общее молчание.
Ральф снова повернулся к Джеку.
— Ну, ты видишь?
— Я полезу на вершину. — Слова Джека прозвучали зло, как проклятие. Он смотрел на Ральфа, весь напрягшись и держа пику так, словно угрожал ею. — Я пойду искать зверя… сейчас. — Затем, как отточенное жало, слово — небрежное и горькое: — Пойдем?
Остальные мальчики вдруг забыли, что им нужно немедленно возвращаться, и, решая, кому отдать предпочтение, следили в темноте за этой новой схваткой двух воль. Слово было таким емким, таким горьким и таким язвительным, что не нуждалось в повторении. Оно застало Ральфа врасплох, когда он уже вздохнул облегченно и настроился на возвращение к хижинам, к спокойным, приветливым водам лагуны.
— Пойдем.
Изумленный, он услышал свой голос, такой ровный и невозмутимый, что свел на нет язвительную насмешку Джека.
Джек сделал шаг.
— Тогда… пошли.
Под пристальными взглядами молчавших мальчиков они бок о бок начали подъем.
Ральф вдруг остановился.
— Какая глупость! Что толку идти вдвоем? Ведь если там кто есть, двоих же все равно мало…
Из темноты донесся топот удиравших охотников. Неожиданно одна черная фигура оторвалась от остальных и двинулась в сторону Ральфа и Джека.
— Роджер?
— Да.
— Тогда, значит, нас трое.
И они снова начали карабкаться вверх по склону. Темнота затопляла все вокруг, как океанский прилив. Джек, не проронивший ни слова, вдруг поперхнулся, раскашлялся, а налетевший порыв ветра заставил всех троих яростно отплевываться.
— Зола. Мы на краю горелого леса.
Облачка пыли, взбитые их ногами, на ветру кружились маленькими бесенятами. Мальчики остановились, и у Ральфа, пока он откашливался, было время опять подумать о том, какого они сваляли дурака. Если зверя нет — а его почти наверняка нет, — тогда еще хорошо, но если их кто-то ждет на вершине… что толку от них троих, да еще в темноте, вооруженных всего лишь жалкими палочками?
— Дураки мы, дураки.
Из темноты раздался ответ:
— Сдрейфил?
Ральф раздраженно отряхивался. И все из-за Джека.
— А ты думал! И все равно мы дураки.
— Если ты не хочешь идти дальше, — саркастически сказал голос, — я пойду один.
— Ах так? Иди! А мы тебя здесь подождем.
Стало тихо.
— Ну что ж ты? Страшно?
Смутное пятно в темноте, пятно, которое было Джеком, отодвинулось и начало удаляться.
— Ладно. Ну пока.
Пятно растворилось. На его месте появилось другое.
Ральф почувствовал вдруг под коленом что-то твердое и качнул ногой это нечто, оказавшееся колким обугленным стволом. Острые древесные угольки, которые когда-то были корой, царапнули ему ногу, и он догадался, что Роджер сел на бревно.
Высоко над ними послышался шум: рискуя разбиться, кто-то гигантскими прыжками несся вниз по склону, усыпанному камнями и пеплом. Наконец Джек нашел их и заговорил таким дрожащим и хриплым шепотом, что они едва узнали его голос:
— На вершине кто-то есть. Я видел.
Они услышали, как он, споткнувшись, рухнул на землю, и ствол под ними яростно дернулся. Какое-то мгновение Джек лежал молча, затем пробормотал:
— Ничего не видите? Может, он крадется за мной…
Их обдало золой. Джек сел.
— Он сидел на вершине и раздувался.
— Тебе, наверное, просто показалось, — дрожа, сказал Ральф. — Ну что может раздуваться? Таких зверей нет.
Раздался голос Роджера, и они даже подскочили от неожиданности.
— Лягушка.
Джек прыснул, но при этом весь передернулся.
— Ничего себе лягушечка. Как-то хлопает, что ли? И потом раздувается.
Не веря своим ушам, Ральф услышал собственный голой, спокойный и чуть вызывающий:
— Пойдем поглядим.
Ральф почувствовал впервые за все время их знакомства, что Джек колеблется.
— Сейчас?..
Голос Ральфа, казалось, ответил вместо него самого:
— А то когда же?
Он поднялся со ствола и пошел по скрипучей золе в темноту, Роджер и Джек двинулись за ним.
Теперь, когда он молчал, ему казалось, что он слышит внутренний голос здравого смысла и еще другие голоса. Голос Хрюшки говорил, что это ребячество. Другой голос убеждал его не быть дураком, а кромешная тьма и безумие их затеи создавали у него тревожное ощущение обреченности, как в кресле у зубного врача.
У последнего подъема Джек с Роджером подтянулись ближе, превратившись из каких-то чернильных пятен в различимые фигуры. С общего молчаливого согласия они остановились и припали к земле. У них за спиной, на горизонте, чуть посветлел краешек неба — там, где вот-вот должна была взойти луна. В лесу снова зарычал ветер, и на них прибило лохмотья.
Ральф шевельнулся.
— Пошли.
Они поползли, Роджер чуть отставал. Джек и Ральф вместе завернули за угол квадратного плеча горы. Под ними, далеко внизу, мерцала полоска лагуны, с дальней стороны окаймленная расплывчатой белизной рифа. Роджер догнал их.
— Ползем на четвереньках, — прошептал Джек. — Может, он спит, и тогда…
Роджер и Ральф поползли дальше, а Джек, несмотря на свои храбрые слова, оказался теперь последним. Они вползли на квадратную площадку вершины, ощущая коленями и ладонями твердую шероховатость камня.
