предлагала ей образование, которого она так и не получила, и романтику принадлежности к тайной элите. Жизнь с Руди гарантировала безопасность и определенность. Она же не хотела ни того ни другого.
Шпионаж, помимо прочего, вызывает сильное привыкание. Это наркотик тайной власти: однажды пристрастившись, от него уже трудно отказаться. Урсула смотрела со стороны на невразумительных, непоследовательных экспатриантов в Шанхае, зная, что сама она не принадлежит к их числу, что она отличается, что у нее иная, секретная жизнь. Ей грозила крайняя опасность, ей и ее семье, и она смогла ее избежать. Выживание наперекор всем трудностям повышает уровень адреналина и придает веры в судьбу, которая позволяет обмануть рок. Наконец, шпионаж – это работа, требующая воображения, готовности перенести себя и других из реального в выдуманный мир, внешне казаться одним человеком, а внутри, тайно от всех, быть совсем другим. С самого раннего детства Урсула с ее богатым воображением рисовала в своих рассказах альтернативную реальность, где во всех перипетиях играла главную роль. Теперь, когда она отучилась на разведчицу, у нее будет возможность вписать собственный сюжет на страницы истории.
Урсула стала шпионкой ради пролетариата и революции, но она сделала это и ради себя самой. В ней бурлила невероятная смесь честолюбия, романтики и авантюризма.
В “иностранной группе” проходили обучение еще два немца, чех, грек, поляк и “Кейт”, привлекательная француженка около тридцати лет, “невероятного ума и чуткости”, которая станет соседкой Урсулы по комнате и ее подругой. На самом деле Кейт, дочь французского докера, звали Рене Марсо. (В дальнейшем ей выдадут поддельный паспорт на имя Марты Саншайн, поручив убить лидера испанских националистов генерала Франко. Заговор провалится, но она бежит из Испании и будет награждена орденом Ленина.) Новобранцы происходили из совершенно разных миров, Урсула была от них в восторге. Всех их поселили вместе в большом красном кирпичном корпусе в Воробьевке, окруженном вишневыми садами.
Урсула с головой погрузилась в учебу: “Нам нужно было только учиться”. Под руководством бывшего морского радиста она занималась сборкой радиоприемника из деталей, доступных в обычных радиомагазинах, и училась посылать шифрованные послания. Она ежедневно занималась русским языком и быстро делала успехи. К своему собственному удивлению, она легко осваивала технические навыки, учась собирать передатчики, приемники, переключатели постоянного тока и механизм настройки волн. Урсула была в восторге, когда к группе присоединился Зепп “Трезвенник” Вейнгартен, выпивоха-радист Рихарда Зорге, высланный из Шанхая на весьма необходимый курс переподготовки. (Его жена, прибывшая вместе с ним, наконец догадалась, что Зепп работает на коммунистическую разведку, и была в ярости.) В комплексе прекрасно кормили. “Я расцвела: щеки округлились и порозовели, и впервые за всю свою жизнь я весила больше 60 килограммов”.
По выходным Урсула вместе с Рене осматривала достопримечательности под надзором вежливого, но бдительного соглядатая. Они по многу часов бродили по улицам. “Я полюбила холодную московскую зиму”, – писала она. В ответ на ее осторожные расспросы о местонахождении Зорге наставники отвечали лишь, что он отправился на новое задание. Куда именно, ей не говорили, и она прекрасно понимала, что лучше не спрашивать. Правила были просты: агенты и сотрудники разведки могли взаимодействовать в Москве и при исполнении совместных заданий, но контакты в любое другое время были строго запрещены. Зорге находился тогда в Японии, закладывая фундамент для своего следующего подвига разведчика. Любовник Урсулы начал новую жизнь – и в романтическом, и в географическом смысле. Сведя их вместе, советская разведка теперь разлучила их. Урсула гадала, доведется ли ей снова его увидеть, и при этой мысли ее сердце сжималось.
Воспоминания о Зорге нахлынули с новой силой, когда однажды днем в лифте гостиницы “Новомосковская” Урсулу кто-то похлопал сзади по плечу и, обернувшись, она увидела сияющую Агнес Смедли. “Мы бросились друг к другу в объятия”, – писала Урсула. Агнес готовилась к возвращению в Китай. Урсула считала их встречу случайностью, но Агнес почти наверняка дали указание “столкнуться” с подругой, чтобы оценить ее успехи. Неудивительно, что их дружба так и не разгорелась вновь, однако вместе они побывали у Михаила Бородина, бывшего советника Сунь Ятсена, теперь издававшего англоязычную газету Moscow News. Осенью 1933 года ей и Агнес вручили билеты на торжественные мероприятия в честь Октябрьской революции на Красной площади. На этой ослепительной демонстрации советских мускулов, получившей известность как “Парад ста тысяч трико”[5], под одобрительным взглядом Сталина маршировала армия спортсменов, несущих ракетки, лодки, флаги и футбольные мячи. Агнес познакомила Урсулу с другими иностранными коммунистами, в том числе с венгром Лайошем Мадьяром, журналистом официальной газеты “Правда”, и Ван Мином, главным делегатом Китая в Коминтерне, который, по всей вероятности, стал виновником гибели Ху Епиня, мужа Дин Лин, в 1931 году, о чем Урсула не знала. “Среди учащихся нашей школы не было принято встречаться с таким количеством людей вне нашего коллектива”, – писала Урсула. Это звучало наивно и, возможно, намеренно: Агнес следила за ней; ее знакомили с именитыми иностранными коммунистами, чтобы укрепить ее лояльность, наблюдать за ее реакциями и не спускать с нее глаз. Она находилась на обучении – а также под наблюдением.
Урсула была занята, воодушевлена и здорова, как никогда. Но ее терзала тоска по маленькому сыну. Как оказалось, она почти не скучала по Руди, но разлука с Мишей была мучительна, и с каждым днем становилось все хуже и хуже. Об этой сокровенной боли и чувстве вины знала лишь Рене. Урсула могла пойти за группой детей, “лишь чтобы услышать их звонкие голоса”. “Моя неизбывная тоска по нему тянула ко всем детям, попадавшимся мне по пути. Когда я стояла у магазинов и видела стоящие на улице коляски, я понимала, как женщины крадут младенцев лишь для того, чтобы переодевать их, кормить, слышать, как те гулят”. Третий день рождения Миши наступил и прошел. Они не виделись уже семь месяцев. Урсула знала, что “никогда не сможет компенсировать эти утраченные месяцы”. Миша быстро рос за тысячу миль от нее, пока она собирала радиопередатчики в охраняемом лагере и дружила с людьми, чьи настоящие имена были ей неизвестны. Ее материнский долг состоял в том, чтобы быть с Мишей, но другой долг перевешивал. Бывало, она плакала среди ночи. Но никогда не допускала мысли все бросить.
Неделю спустя после Мишиного дня рождения Урсулу вызвали в Центр в Большой Знаменский переулок. Майор отметил ее успехи и внезапно сообщил ей: “Вас скоро направят на работу в Мукден, в Маньчжурию”.
Территория северо-востока Китая и Внутренней Монголии, известная как Маньчжурия, перенесла в 1931 году вторжение Японии,
