образование, свободное владение английским, бóльшая уверенность в общении с другими людьми”.
В тот вечер, уложив Мишу спать, она застала Йохана на кормовой палубе. Он сидел на связке канатов и мрачно курил трубку. Она была настроена помириться. “Я вдруг рассказала ему обо всем, что меня в нем восхищало: его пыл и чувствительность, его рвение, огромная сила воли и большой опыт”. – Сказать, что я думаю о вас? – спросил он в ответ.
Он говорил без запинки, словно излагая по памяти малоприятный рассказ:
“Каждое утро она появляется в новом платье, хвастаясь своей на редкость хорошей фигурой, каждое утро она расточает любезные улыбки паре десятков человек. Ей нравится заводить новые знакомства, но ей все равно, что все эти люди – мелкобуржуазный сброд. Она выставляет напоказ свой блестящий английский и французский, особенно в присутствии необразованного спутника, не понимающего ни слова; ей доставляет удовольствие пенять ему, что он – всего лишь пролетарий и не умеет себя вести. Он не встал, когда она вошла в помещение, – ах, как неловко; он черпал ложкой соус с тарелки и хранил бычки от сигарет. При каждой такой оплошности она налетает на него ястребом. Он коммунист, он много учился, но не хорошим манерам. Партия использовала его, моряка, как курьера. Однажды в Бразилии его схватила полиция. При нем были компрометирующие письма, и он умудрился вырваться на свободу. В него стреляли, пуля задела плечо, он бежал и скрывался три дня, не успел на свой корабль, остался без гроша, и ему было не до хороших манер. Теперь он на этом проклятом пароходе, впервые в буржуазном обществе, он знает, что не должен выделяться, не спускает глаз с этих простофиль, обращая внимание на все: какую вилку они суют в рот, как они не хватают бутербродов руками, нарезая их на маленькие кусочки и накалывая их на палочки. С него сходит семь потов, как в котельной, из-за его треклятой неуверенности, но разве интеллектуалка из богатой семьи способна понять его хотя бы самую малость?”
Никто никогда не разговаривал с Урсулой в подобном тоне. Она едва сдерживала гнев. “Еще никто не считал меня напыщенной, тщеславной, праздной и злобной”. Сделай несколько глубоких вздохов, сказала она себе. После этого она заговорила:
– Можно я отвечу по порядку? По-моему, чтобы быть приветливым к людям, незачем дожидаться бесклассового общества. Жизнерадостность – обратная сторона дружелюбия. И легкомыслие тут ни при чем. Если я подавлена, я стараюсь уединиться, чтобы не заражать других своим дурным настроением. Вы правы, мне нравится знакомиться с новыми людьми. Они мне очень интересны. Они бывают чудаковатые, забавные, грустные, дурные, достойные восхищения, у каждого своя судьба – обусловленная как окружением, так и их собственными усилиями. А теперь нелепый вопрос о платьях: у меня их всего четыре. Разумеется, мне нравится их носить. Разве вы не чувствуете, как приятно проститься с холодным мартом, сбросить с себя старую зимнюю одежду, внезапно очутившись среди южного лета, расхаживать в одежде без рукавов, без чулок, лежать на солнце, плавать в бассейне? Я думала, вы тоже получаете от всего этого удовольствие. Здесь можно радоваться каждой минуте. Это что касается мелочей, но остальные ваши обвинения куда серьезнее…
Патра прервал ее:
– Я перебью вас, я тоже радуюсь каждой минуте.
И ушел.
На следующий день пароход пристал в Коломбо. Они втроем сошли на берег, при виде обезьян на деревьях маленький мальчик визжал от восторга. Когда все расположились в кафе на возвышенности, откуда открывался вид на море, Миша вскарабкался к Йохану на колени.
В тот вечер на закате, когда лайнер выходил из порта, они снова стояли бок о бок, опершись на борт. “Наши руки соприкоснулись, мимолетно, как случается ненароком задеть соседа в людном поезде. Я отодвинула руку немного дальше”.
– Вам не нужно меня бояться, – сказал Патра.
– Разве?
Пауза.
– Уже поздно, мне нужно взглянуть, как там Миша.
– Вы еще вернетесь?
– Уже поздно.
– Я буду ждать здесь.
Когда она вернулась, Патра не спускал глаз с горизонта и не слышал, как она подошла.
Она подумала: ну давай же, пригладь его растрепавшиеся волосы.
Вместо этого она тихо стояла рядом с ним.
– Во многом это все моя вина, – сказала она, – но я не знаю, сколько я еще выдержу, если вы продолжите подобным образом меня оскорблять.
– Вы бы уехали, если бы могли? – спросил он.
– К чему думать о невозможном?
– А я бы вас не бросил.
Патра умолк, уставившись на большие волны. Но потом “поднял взгляд, пристально посмотрел на горизонт, потом на меня и убрал волосы с моего лица”.
Один этап был пройден.
Но что-то все равно ее сдерживало. Одного коллегу она любила и потеряла. “Я старалась не поддаваться атмосфере морского путешествия с его романтическими вечерами и постоянной близостью”. Скоро они приступят к совместной работе. Он был ее начальником. Во многих аспектах они были несовместимы. Она говорила себе: “Пусть лучше не будет никакого начала, чем тернистый путь без конца, ведь при совместной работе нам некуда будет деться друг от друга”. Ее непреодолимо к нему влекло, это была дурманящая смесь физического желания, запретной любви и обещания приключения.
Патра был настойчив, но терпелив:
– Я знаю, что между нами происходит что-то серьезное, но если вы так пока не считаете, я могу подождать.
Два разведчика плыли в Китай вести подпольную войну, в которой оба могли погибнуть. Остальные пассажиры “Конте Верде” видели лишь счастливых молодых людей, увлеченных друг другом.
Глава 8. Наш человек в Маньчжурии
Когда итальянский лайнер причалил к берегам Шанхая, Рудольф Гамбургер ждал у пристани. За несколько месяцев без Урсулы и Миши он измучился от одиночества. С головой окунувшись в архитектурные проекты и мебельный бизнес, Руди опасался, что они уехали навсегда. Но вот они вернулись – его белокурый сын, не выпускавший из рук мяча, и жена, которой так шло белое платье без рукавов и округлившаяся в России фигура. Вне себя от радости, он отвез их на авеню Жоффра. Семья вновь была в полном составе. Патра, не привлекая к себе лишнего внимания, отправился в отель.
Счастье Руди продлилось всего несколько часов.
“Было нелегко сказать, что мы приехали лишь навестить его”, – писала впоследствии Урсула. Они с Мишей должны были вскоре отправиться на север, в Маньчжурию, объяснила она мужу как можно мягче, и поедут туда не одни.
Любой другой мужчина стал бы упрекать и возражать, потребовал бы, чтобы она оставила Мишу с ним, швырялся бы
