Племя аборигенов*
(Радиационный рельеф: Предисловие)
Мало знать – надо чувствовать.
Пожилой ученый – молодому при обсуждении эксперимента
– ДА ВЫ ЧТО?!
Я потерял самоконтроль. Не на разведке – в штабе, в родном разведотделе!
– Да вы что? За Рыжий Лес-2 – доза полрентгена? А там – для справки – РЕНТГЕНЫ в час прут! И те же полрентгена нам за…
Дальше я хотел сказать [45]:
– …и те же полрентгена нам за Ладыжичи – где и МИЛЛИ (тысячной) рентгена в час нет! В Лесу – В ТЫСЯЧУ РАЗ больше!
В ЛЕСУ У АЭС ПО СРАВНЕНИЮ С СЕЛОМ У ГРАНИЦЫ 30-КИЛОМЕТРОВОЙ ЗОНЫ УРОВНИ РАДИАЦИИ в 1000 (ТЫСЯЧУ) РАЗ БОЛЬШЕ
Вот какой «незначительный фактик» ускользал от внимания замначальника отдела радиационной разведки, который вот сейчас хочет написать мне и моему экипажу за маршрут Рыжий Лес-2 смехотворно, просто-таки оскорбительно маленькую дозу облучения… Или он издевается?… Но майор-замначальника смотрел на меня искренне непонимающими глазами – симпатичный, вполне разумный человек; мы один другого уважали…
И меня буквально пронзила мысль:
Да он просто не понимает, какая колоссальная – больше чем ТЫСЯЧЕкратная – астрономическая! – разница в уровнях (и соответственно – в дозах) – между Ладыжичами, рекреационной прогулкой с дозиметром по полному жизни месту, – и Рыжим мертвым Лесом с десятками рентген в час…
Это открытие меня просто потрясло:
Наши штабные шефы не понимают такой простой вещи!
Нет, даже не то – они не чувствуют! -
ОНИ НЕ ЧУВСТВУЮТ РАДИАЦИОННОЙ ОБСТАНОВКИ – так, как чувствуем ее мы – те, кто каждый день разъезжает по зоне, делает замеры… Для кого уровень радиации – это не только точечка с цифиркой на карте: это сеть твоих же поездок и замеров на местности, которую ты своими глазами увидел, своим зондом прощупал, конкретно прочувствовал своей взъерошенной шкурой… И только потом, в нарушение режима секретности, увидел на карте в разведотделе…
И вот мы трое, командиры взводов одной-единственной роты, которая занималась радиационной разведкой АЭС и 30-километровой зоны, да вдобавок еще по особым указаниям меряла периферию, удаленные села, мы да еще несколько наших самых толковых командиров экипажей – есть ВСЕ носители этого уникального знания-чувства…
Редчайшая популяция… Племя аборигенов.
А они, «чернобыльские кабинетные работники» – такие же, как мы были за три года до аварии, на учениях в 1983-м: там нам на учебной карте написать что «1,5 Р/ч.», что «1,5 мР/ч.» – все было едино! – «радиационное заражение»… Как-то не задумывались, что между так мало отличающимися в написании величинами – 1000 раз – тысяча раз! – разницы… Величину естественного радиационного фона мы тогда просто не знали – офицеры радиационно-химической разведки! – и саму радиацию понимали тогда только как «Есть – Нет» – в такой вот детски-дочернобыльской бело-черной шкале…
И они теперь, офицеры чернобыльского штаба – похожие… Не такие, конечно, «стерильные» – но…
Это нас, эскимосов, чернобыль научил тоньше разбираться, рельефнее…
Рельефнее – в самом прямом, «выпуклом» смысле.
Чернобыльские Гималаи: радиационный рельеф*
Когда в первый раз поехал на разведку – ничего не запоминал: едем по маршруту, дозиметрист меряет, я записываю в столбик – 12 миллирентген в час… 25… 44… 1200 миллирентген в час… 150… 29 миллирентген в час… Каша из цифр, новые места…
А потом память натренировалась, местность знакомая уже, и неожиданно оказалось, что после разведки я могу маршрут довольно точно пересказать – где-сколько.
Привязанные к местности цифры уровней – копились-копились в мозгу…
…и неожиданно сложились в цельную, панорамную картину радиационной обстановки: РАДИАЦИОННЫЙ РЕЛЬЕФ.
По которому мы, знания наши полируя, каждый день дальше разъезжали…
Это была гора. Радиационная ГОРА.
1. Ее вершина, пик – бывший 4-й энергоблок Чернобыльской АЭС, его зияющий пролом: уровни радиации (а значит, количество, концентрация радиоактивных материалов, их активность) – максимальны.
2. От этого пика уходят два отрога:
– один отрог – на запад (в самом своем начале, у АЭС, он идет на юго-запад) – высокий, длинный и узкий (максимальные уровни вне АЭС – ДЕСЯТКИ РЕНТГЕН в час) – это след первого взрыва;
– второй – на север, на Беларусь – пониже (РЕНТГЕНЫ в час), широкий и размытый (сектор градусов в 90) – следы мощных выбросов из открытого взрывом и раскаленного реактора в первые десять дней после взрыва.
3. С увеличением расстояния от АЭС уровни уменьшались, причем (это очень важно!) – в разных направлениях с ОЧЕНЬ разной скоростью (это очевидное следствие сказанного в предыдущем пункте): гора круто, «обрывом» снижалась на юг и особенно на восток (это даже удивляло поначалу: совсем рядом с АЭС – а уровни совсем небольшие, десятки миллирентген в час).
ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО, ибо:
Понимание чернобыля, чернобыльской радиации и ее воздействия на человека, на людей – невозможно без осознания простого и фундаментального факта:
Уровни радиации (и соответственно дозы) в пределах 30-километровой зоны вокруг взорвавшегося 4-го реактора Чернобыльской АЭС в 1986 году различались между собой в миллионы (тысячи тысяч!) раз:
от нескольких десятых миллирентген/час на южной границе зоны – до СОТЕН РЕНТГЕН в час в некоторых местах на АЭС.
Указанное различие такое же колоссальное, как между всем понятными километром и миллиметром: километр больше миллиметра ровно в 1 000 000 раз [46].
Вот что такое МИЛЛИОН РАЗ.
Миллион – это очень – очень – ОЧЕНЬ МНОГО.
А теперь представьте себе человека, который ориентируется в пространстве, передвигается в нем, строит какие-то выводы о нем, путая между собой, считая совершенно одинаковыми миллиметр и КИЛОМЕТР, толщину своего ногтя и расстояние, которое он проходит обычным шагом минут за пятнадцать. Куда он таким макаром прирулит? Как он так (дез)ориентироваться будет? Чего будут стоить его выводы о событиях в этом пространстве? При таком (НЕ)понимании места их происхождения…
Ответ на все три вопроса – одно-единственное слово:
КАТАСТРОФА.
При таком катастрофическом НЕпонимании катастрофа надежно гарантирована. Абсолютно в любом роде деятельности, которая «основана» на таком миллионнократном НЕпонимании. Например, при оценке и ликвидации последствий радиационных ава… Но я, кажется, отвлекся.
4. Чем выше уровень – тем резче, обрывистей он уменьшается с расстоянием.
Отсюда приятное и важное следствие: чем выше уровень, тем меньше его площадь.
Уровни самые высокие, опасные даже для кратковременного пребывания, были тогда, летом 1986-го, только на АЭС и рядом с ней, на нескольких квадратных километрах.
Обратная сторона этой приятной медали: чем ниже уровень, тем более полого он снижается – тем он на большей площади.
Например, невысокий по меркам тогдашней разведки уровень в 1 миллирентген в час охватывал тогда, наверное, тысячи квадратных километров [47].
Сказанное настолько важно, что я даже его переформулирую:
Чернобыльское радиационное загрязнение – это РАДИАЦИОННЫЙ ПИК – ОЧЕНЬ ВЫСОКИЙ, ТОНКИЙ, С ПОЧТИ ВЕРТИКАЛЬНЫМИ «СТЕНАМИ» – НАД ОЧЕНЬ ОБШИРНЫМ, ОЧЕНЬ НИЗКИМ И ОЧЕНЬ ПОЛОГИМ ОСНОВАНИЕМ.
И еще раз повторю: «смертельно радиационно-опасный чернобыль» – летом 1986 года, почти сразу после взрыва! – это были считаные квадратные километры у АЭС (от силы – десяток-другой км2).
Таковы следствия этого крутейшего, резчайшего обрывистого спадания высоких уровней радиации.
5. Дезактивация коренным образом меняла радиационный рельеф:
– Когда в самых загрязненных местах верхний слой земли снимали (и увозили в железных контейнерах на могильники), уровень стремительно падал: в теле радиационной горы образовывался провал почти до нулевого уровня [48]. Поэтому на АЭС рядом со взорванным реактором, было много мест чище, чем на территориях более удаленных (например, в Рыжем Лесу), которые, казалось бы, должны быть менее радиационно-опасными.
– Почти все дороги были отмыты до уровня существенно более низкого, чем местность рядом с ними – обочины, кюветы, лесополосы, местность вокруг. Причем автомобили-поливалки мыли дороги постоянно, чтоб удалять с дорожного полотна новые радиоактивные вещества, наносимые с пылью из соседних участков недезактивированной местности и с грязью с колес проезжающей по ним техники [49].
