5) Следовательно, за 1986 год, за 8 его месяцев с момента взрыва 26 апреля и до конца года, народ тут полностью сменится 8: 1,5 = 5 с хвостиком раз… А если делить на один месяц – то получится 8 смен… Но один месяц тут только счастливчики служат… Сходимся на цифре 6. То есть:
6 (шесть) раз полностью сменится все 100 000 (сто тысяч) рабочего населения зоны за восемь месяцев первого календарного года аварии.
Действие 6) – проще не бывает: 100 000 х 6 -…
600 000
ШЕСТЬСОТ ТЫСЯЧ.
600 000 людей – зона через себя только за 1986 год перекачает…
…НЕВЕРОЯТНО! Но наши ни на что не претендующие расчеты, «досужая игра свободных (до первого включения рентгенометра-радиометра ДП-5) умов», совпали с другими, авторитетными… – оценками же! Потому что даже светилам науки оказалось не под силу всю чернобыльскую трудящуюся рать счесть… Поэтому сейчас «принято считать»:
от 600 000 до 900 000 человек работало в чернобыльской зоне с 1986 по 1990 год.
(Значит, наша оценка была завышенной – мы шестьсот тысяч только за первый год чернобыля насчитали… Очень оптимистично – как сами скоро убедились – мы срок службы в чернобыле оценили… Хотелось в эти месяц-полтора верить. «Исследователи не были объективны», – неодобрительно скажут про нас суровые мужи и дамы науки.)
А точных цифр ликвидаторов и сейчас нет:
«приблизительно 600 000»,
«более чем 600 000 за 4-летний период с 1986-го до 1990-й»,
«более 800 000»,
«600 000-900 000»…
Большее доверие вызывают частичные оценки:
200 тысяч ликвидаторов – только в Российской Федерации;
340 тысяч – только военных (из этих «военных», кстати, основная, абсолютно преобладающая масса – 93%, 316 тысяч человек – это «военные по совместительству» – гражданские люди: такие ж, как я и мои чернобыльские друзья, «партизаны», призванные из запаса; кадровых же военных всего лишь 7%).
600 000… 800 000… 900 000…
200 000… 340 000…
Это фантастически огромные количества работающих на ликвидации аварии людей.
Это даже не армия: сухопутная армия, по советским стандартам, насчитывает что-то около ста тысяч человек.
Это – армии.
Армии труда на зараженной радиацией местности.
Фантастические массой своей «живой силы» настолько, что даже ученые, которым, напомню, по должности положено быть сдержанными, беспристрастными, эмоций не проявлять и пр., сбиваются на слог почти летописный:
«Никогда до этого столь огромные количества работающих людей не подвергались воздействию радиации»… [53]
Несть нам числа…
Что, напомню, на летописном нашем праславянском языке могло означать и число огромно, и – число неизвестно…
Былинный был язык.
Как и времена.
Просто удивительно, как он точно к Чернобылю подошел.
Очень просто, или
Все большие исторические события
Принимаешь участие в «ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС»…
Каждый день сам этим занимаешься и по роду своей разведывательно-ликвидаторской деятельности каждый день видишь, КАКИЕ МАССЫ ЛЮДЕЙ и КАК этим занимаются.
А в газете (когда она попадется тебе в руки) читаешь – ВСЕ ВЕЛИЧАВО: «отборные добровольцы», «самая передовая в мире техника», «невиданные технологии» – все в таком духе…
И.по контрасту, что ли? – в голове само собой чеканится:
«На самом деле все делают простые люди простыми способами при помощи простых средств».
ПРОСТЫЕ ЛЮДИ ПРОСТЫМИ СПОСОБАМИ ПРИ ПОМОЩИ ПРОСТЫХ СРЕДСТВ
На самом деле – все очень, очень, ПРОСТО.
Отрубленный язык
Кому война – а кому мать родна.
Старинная пословица
Любопытную историю поведала мне старая карта, которую я обнаружил среди барахла, коротая время в разведотделе в ожидании начальства. Дело было в главном военном штабе зоны, именуемом ОГ МО СССР (Оперативная группа Министерства обороны СССР), – мы на него работали.
На карте были нанесены контуры зон.
Поясняю: внутри того, что называли зоной outsider’ов (люди извне, со стороны), были еще выделены зоны – числом три, – очень важные для insider’ов (тех, кто внутри).
Зоны разных степеней радиационной опасности.
Границы этих зон проводились по уровням радиации.
На обычных картах точки одинаковой высоты над уровнем моря соединены «линиями одинаковой высоты» – горизонталями. А на картах радиационной обстановки на обычную карту наносятся точки и надписываются уровни радиации в них, а потом точки с одинаковыми уровнями соединяются линиями. Получается радиационный рельеф. Понятно, что вершина – пик, Джомолунгма этого дела – проломленный 4-й реактор. И этот экс-реактор, как настоящую гору на обычной карте, радиационные изолинии (изорады) окольцовывают, показывая снижение уровня с разной скоростью в разных направлениях, но в общем и целом – чем дальше, тем меньше.
Так вот, граница 3-й зоны – это линия с уровнем радиации 15 мР/ч.
Граница 2-й зоны – 5 мР/ч.
1-й – 1,5 мР/Ч.
Понятно, что ядро зоны – это 3-я зона, сравнительно небольшая, а 2-я и 1-я зоны – все дальше и дальше к периферии.
И вот на карте я увидел, как граница 2-й зоны – 5 миллирентген в час – плавно-плавно тянулась… а потом вдруг хищно бросилась вперед и коварным языком поглотила Чернобыль во 2-ю зону. После чего отступила и тихо-мирно-плавно пошла себе дальше.
И этот язык был красным карандашом жирно перечиркан, и им же отсечен по основанию: жирная красная линия зло и прямо соединила те места, откуда этот язык начинал выступать к Чернобылю…
А мы знали, что в самом Чернобыле, на ближайшей к АЭС окраине – на нашей стоянке – было 3 мР/ч.; а центральные улицы и тротуары вообще были отмыты так, что и у нас в лагере, за 35 километров от АЭС, наверно, больше было – до нескольких 0,1 мР/ч…
Короче, 5 миллирентген в час в Чернобыле и в помине не было, в радиационном отношении мы считали его курортом…
…И я представил себе, какой накал страстей сначала породил этот язык, а потом его обрубил…
Потому что он был явлением не радиационным, а общественным.
Экономическим.
Зоны разных уровней радиационной опасности – они же зоны разных уровней оплаты.
За работу в каждой из пронумерованных зон или просто за пребывание в ней, хоть ты туда на минуточку заехал, привез своему начальничку забытую им зажигалочку (и не забыл мимоходом подписать у него бумажечку, что ты в этот день пребывал в N-й зоне), платили дополнительно средние дневные заработки: за 3-ю зону – плюс три, за 2-ю – плюс два, за 1-ю – один…
И вот «чернобыльские работники» (т.е. работающие в самом Чернобыле – столице зоны), включая правительственную комиссию, сам штаб Министерства обороны и все остальные штабы министерств и прочих ведомств, а также всех, кто их посещал-проверял, конечно ж, были заинтересованы, чтоб за пребывание в экс-населенном пункте Чернобыль получать дополнительно +2 (а не +1) средних дневных заработка.
Ну и нагинали разведку, чтоб они липовую обстановку в районе Чернобыля на картах показывали – разведотдельские-то данные были истиной в последней инстанции…
Скорей всего, в мае в Чернобыле и было больше 5 мР/ч., а потом уровни уменьшались (то есть количество радиоактивного вещества, первоначально упавшего на землю, со временем уменьшалось: происходил его естественный распад (постепенный переход в нерадиоактивное вещество), плюс разнос на все стороны – воздухом, водой, в землю), и линия 5 мР/ч. стягивалась, отступала к АЭС… То есть уровни понижались.
Везде, кроме города Чернобыль.
И когда это уже ну совсем ни в какие ворота не лезло, красный карандаш это блядство пресек.
Отрубив на корню этот язык.
Радиационно-аномальный, а экономически же очень даже закономерный.
…Наверно, это был единственный в те времена случай, чтоб уровни радиации официально ЗАВЫШАЛИСЬ. Для себя старались…
Ночь
(Из повести «Хуже радиации»)
…обязанности офицера, производящие такое огромное впечатление на неопытные умы благодаря внешнему блеску и различным ритуалам, в сущности очень сухое и отвлеченное занятие, основанное главным образом на арифметических комбинациях, которые требуют огромного внимания и спокойной и рассудительной головы для своего успешного выполнения.
Вальтер Скотт. Уэверли. Собр. соч. в 8 т. Т. 1. Москва: Правда, 1990. С. 82.
Чернота ночи за квадратами окошек. Белые ярко освещенные стены длинной палатки-барака – ленинской комнаты батальона. Холодно.
В углу на столе, на красной материи – гипсовый бюст Ленина; в другом – телевизор: серый потухший экран. Между ними, в центре – фанерная трибунка, на ней наклеен раскрашенный герб СССР.
