себе под нос, людям работать мешают.
Валентин молитвенно сложил руки и, жалобно глядя на нее, сказал:
— Пожалуйста, мне бы белье поменять.
— Громче! Громче! Я не слышу, — взорвалась она и, взглянув на хохочущего Валентина, принялась бить его наволочкой. — Как вы мне надоели. Психи. Одни психи вокруг!
Сердитая Баба Нюра даже не заметила, как Карл Борисович вытащил ключи из ее кармана и ретировался в свою комнату.
Через пару минут прибежал хохочущий Валентин.
— Похоже, скоро и ей выделят койко-место. Будет жить и работать здесь, — отсмеявшись, сказал он и вытер слезы.
Карл Борисович похвастался ключом, спрятал его под подушку и спросил:
— Когда выдвигаемся?
— Ближе к утру. Думаю, после трех уже можно пойти на разведку. Вообще-то они спят по ночам, если никто не чудит. Пойду, позвоню подруге.
— Что? — вскочил профессор. — Можно звонить?
— Конечно. Телефон на посту. Только надо разрешения у медсестры спросить, — Валентин вышел из палаты. Карл Борисович побежал следом.
Пока Валентин заливался соловьем в трубку, профессор обдумывал, кому бы позвонить.
«Семен Семеновичу — обязательно. Про похороны спросить. Интересно, Света ходила или нет? А еще кому? — он задумчиво ковырял дырку на дерматиновом диване. — Больше некому. Машенька! Точно, Машеньке позвоню».
Валентин уступил место у телефона, и профессор тут же набрал номер директора.
— Семен Семенович, это я.
— Борисович? Как ты? — послышался обеспокоенный голос.
— Хорошо. Отдыхаю, — грустно усмехнулся он. — Как похороны прошли?
— На высшем уровне, — похвастался директор. — Слава Богу, похоронили. Поминки в заводской столовой организовали. Даже музыканты были.
— А Света? Она приходила?
— Не знаю, — замялся директор. — Я к людям не приглядывался.
«Значит, ее не было», — догадался Карл Борисович и поник. Мама хорошо относилась к Светлане. Часто дарила ей подарки, приглашала в гости, вязала носки и варежки. Неужели он настолько ошибся в выборе жены?
— Ты там не торопись выписываться, — подал голос Семен Семенович. — Подлечись, успокойся. Ты просто загнал себя. Нельзя так много работать. О нас не беспокойся. Думаю, через неделю запустим контейнеры.
— Хорошо. Удачи.
— Тебе тоже удачи. Ждем тебя с новыми силами, но ты обратно не торопись. Дороже здоровья ничего нет.
Карл Борисович попрощался и нажал на рычаг. Из трубки послышались частые гудки.
Он попросил у медсестры телефонную книгу и нашел номер Марии.
«Звонить или не звонить? Что я ей скажу? А, спрошу про радиоприемник. Может, она что-то знает».
Карл Борисович набрал ее номер и, заметно волнуясь, прижал трубку к уху.
— Алло, — ответила она. — Слушаю.
— Алло, Машенька. Узнала?
— Карлуша, — воскликнула она. — Конечно, узнала. Как ты себя чувствуешь? Мне очень жалко твою маму. Такая добрая и красивая женщина была. Столько хорошего о ней на поминках говорили. Представляю, как тебе сейчас тяжело. Но ты держись. Слышишь? Не раскисай, жизнь продолжается…
— Машенька, — вмешался он в ее монолог. — Дай хоть слово вставить. Я чувствую себя хорошо. Не волнуйся за меня. Я по другому поводу звоню.
— По какому? — вмиг собралась она.
— У меня из кабинета радиоприемник пропал. Может, ты знаешь что-нибудь об этом?
Наступила пауза. Затем она тяжело вздохнула и, понизив голос, сказала:
— Про радиоприемник ничего не знаю. Но сегодня вечером, когда все разошлись, а я мыла седьмой этаж, заявилась твоя жена. Гена открыл ей кабинет, и она забрала оттуда антенну. Между прочим, она сказала, что это ты попросил принести. Ты просил?
«Это они украли радиоприемник! Надо выбираться, и поскорее».
— Так ты просил или нет? — повторила она, не дождавшись ответа.
— Спасибо, Машенька. Ты настоящий друг. Удачи тебе, — быстро проговорил он и положил трубку.
Глава 10
Карл Борисович и Валентин слонялись по темной комнате, чтобы не заснуть. Если в коридоре слышались шаги, они тут же забирались под одеяло и притворялись спящими.
— Почему не сейчас? Уже первый час.
— Санитары допоздна сидят у телевизора. Не будем рисковать. После трех часов такой храп на этаже стоит, что никто не услышит, как мы будем уходить.
Время тянулось медленно. Карл Борисович нервничал, предвкушая свободу, и без конца поглаживал затылок. Валентин, наоборот, был спокоен.
— Ты мне точно денег дашь? Не обманешь? — в третий раз спросил он, и профессор раздраженно отмахнулся.
— Дам-дам. Не о том ты думаешь.
— У кого что болит…Ну смотри, если обманешь, то не видать тебе счастья в жизни. Нельзя несчастных обижать, — сказал Валентин и принялся заворачивать краски и кисточки в газету.
Ровно в три часа они медленно открыли дверь палаты и осторожно выглянули в коридор. Царила полутьма, тусклый желтый свет горел только в туалете и на посту медсестры. Валентин махнул рукой и на цыпочках начал красться вдоль стены. Профессор последовал его примеру.
В комнате отдыха работал телевизор и слышался храп. Они прошмыгнули мимо открытой двери и пошли дальше.
— Блин, сверток с красками забыл, — ужаснулся Валентин. — Пойду, заберу.
Карл Борисович схватил его за руку и зашептал:
— Не смей возвращаться. Я тебе десять таких красок куплю, если поможешь сбежать.
Валентин с недоверием посмотрел на него, но ослушаться не посмел. Они двинулись дальше, к двери, над которой висел круглый светильник с надписью «Выход».
Вдруг в туалете кто-то смыл в унитазе и включил воду в раковине. Валентин схватил Карла Борисовича за руку и потянул к ящику с пожарным шлангом. Они встали за красным ящиком и, что было сил, прижались к стене.
Через пару секунд из туалета вышел сонный мужичок в очках с толстыми линзами. Он громко зевнул и зашаркал по коридору. Карл Борисович задержал дыхание и даже прикрыл глаза, чтобы казаться менее заметным. Однако мужичок еще раз зевнул и скрылся в ближайшей палате.
Валентин и профессор переглянулись, с облегчением выдохнули и продолжили путь. Карл Борисович дрожащими руками вынул ключ из кармана и вставил в замок.
— Только медленно, — шепотом
