Он всех заставил за разрешениями к нему ходить, он, типа, сам будет решать, кому можно путешествовать, кто может хорошие, нужные капусы писать, а кто ни в коем случае. Народ напрягся, видит, дело пахнет керосином, можно довыпендриваться, допрыгаться до смерти можно. Решили, что же теперь, и хоть это наш национальный вид спорта, и мы с незапамятных времен катались и писали, ну что же, всему приходит конец, страшно ходить за этими разрешениями. Там ведь сначала надо было собеседование пройти. А мало ли что спросят. Никто ведь не знал, сегодня можно есть и пить, или сегодня это категорически запрещено. А вопросы конкретные задавались. Есть хотите? Просто так промычать что-либо нельзя, а только да или нет. Вот все и сидели так – нос не высовывали, свет не зажигали, ели как-то кое-как, когда придется, как фишка ляжет. И, в общем, все неплохо было, но немного тяжеловато из-за неопределенности. Народу сильно поубыло. Просто как коса по полю острая прошлась по жителям Пермолона. А главное, делать-то что? Никто не знает.
Жил в городе Пермолоне один дядя. Звали его Бекар. Дядя умный-преумный. Много в жизни повидал, капусы у него были просто чумовые, просто удивительные вещи писал. Немолодой был уже. Семья у него была. Жена, дети и даже внуки. Вот он однажды говорит своей жене. Жену Люся звали. Он ей говорит: «Люся, жизнь наша стала просто невыносима, что это за жизнь? Это жалкое подобие, это черт-те что. Выход из этой ситуации есть только один, надо уматывать из Пермолона, пока целы, у нас все-таки дети, внуки». А Люся ему говорит: «Куда же нам можно умотать, ведь для того, чтобы умотать, надо на беседу с президентом идти. А он нас не отпустит ни за что. Ты свет жжешь, и соседи уже на нас косо смотрят, и в магазине ты вчера хлеб брал днем. Нет, нас ни за что не выпустят, а будет еще хуже». Бекар ей говорит: «Я не об этом. Это я и сам понимаю. Я о другом. Есть за Пермолоном одно место, типа пещера, там, в глубине, река есть и кислорода там очень много. Я думаю, нам потихоньку туда надо перебраться, от греха подальше». Люся как женщина, мать и бабушка, конечно, испугалась, говорит ему: «Что же мы там будем делать, в пещере-то этой? Всю жизнь жили в Пермолоне, родители наши тут жили, и тут с бухты-барахты должны в пещеру перебираться, ну и что, что там есть вода и кислород, кроме этого ведь еще для жизни кое-что надо». Бекар ей говорит: «Вот ты вроде бы умная женщина, Люся, вот ты большую жизнь прожила, вот у тебя дети и внуки есть, а говоришь ты полную чушь. Вода и кислород, это все, что нужно для жизни, это каждый младенец понимает». Люся подумала так и говорит: «Бекар, ты прав, давай перебираться».
Легко сказать «давай перебираться», а сделать это ох, как непросто. С насиженного места-то, да еще делать это незаметно, чтобы соседи ничего не заподозрили.
Много времени на это все ушло. Во-первых, путь неблизкий, во-вторых, всякое другое. Ну, в общем, потихоньку-полегоньку, неимоверными усилиями отъехали. Соседи не удивились. Просто в одно прекрасное утро никого в доме не оказалось. Соседи подумали, что это ч?дное семейство не правильно сориентировалось по поводу есть – не есть. Это часто случалось. Тем более Бекар вел себя как попало, продукты покупал, свет жег, одевался не как положено. Они подождали несколько дней, потом в их дом залезли и все, что Бекар с Люсей не смогли в пещеру утащить, себе прибрали.
А в городе Пермолоне жизнь все круче и круче заворачивала. Страх.
Жуть кошмарная. Словами не передать.
В пещере же, наоборот, жизнь потихоньку начала налаживаться, так, мало-помалу. Бекар и его сыновья очень умные были, и руки у них были как надо заточены. Самое интересное, что к ним народ стал подтягиваться. Откуда узнавали? Никто понять не мог. Семья Бекара никому ничего не рассказывала. Они и из пещеры-то не выходили, опасались, полностью сконцентрировались на внутренней жизни. Потом им не до этого было, не до вылазок всяких. Надо было новое жилье обустраивать. Однажды поздним вечером сидели они, ужинали, вдруг, смотрят, мужик какой-то идет. Они все напряглись. Думают, ну вот и здесь нас нашли.
Оказывается, ничего подобного. Дядька этот пришел жить проситься. Бекар ему говорит, у нас тут жизнь не ахти, все время надо что-то благоустраивать, все время суетня, комфорта нет никакого. А мужик говорит: «Все, все буду делать, только можно с вами остаться?» Бекар ему говорит: «У нас тут, конечно, не очень удобно, но если ты все будешь делать, то пожалуйста».
Мужик остался. Потом, по прошествии некоторого времени, еще семья одна пришла с детьми. Потом еще и еще. Никого не прогоняли, принимали, помогали, чем могли. А эти вновь пришедшие тоже старались что есть сил. Постепенно народу набилось много. Откуда они узнавали о пещере, никто не знал. А спрашивать как-то неудобно было. Новенькие страшные ужасы рассказывали, такие вещи, уму непостижимые.
В это время в Пермолоне совершенно неожиданное событие приключилось. Президент помер. Подавился костью и в одночасье капут-мортум у него случился. Все прямо обалдели, даже плакать начали, а некоторые просто волосы на себе рвали. Помер наш президент, как же теперь мы без него жить-то будем? Но не очень долго плакали, так поплакали, поплакали, и потихоньку все на нет сошло. А руководить-то народом надо же кому-то. Решили нового президента выбирать.
Был в палатах один дядя. Пережил все примочки старого президента. Он говорит, меня выбирайте, не пожалеете. Со мной вам очень даже хорошо будет, за мной вы как за каменной стеной будете. Все так прикинули и думают, может, правду говорит, все-таки каким-то образом ему удалось выжить.
И вообще – вроде бы он ничего себе и выглядит прилично. Взяли и его выбрали. А как только его выбрали, он говорит, все это, что при прежнем президенте было, – отменяется. Все это пурга была, все эти питания, разрешения, все это надо псу под хвост выкинуть, наплевать и забыть.
Люди думают, а это неплохо, столько неудобств с предыдущими делами было, а этот правильно говорит. Обрадовались, спрашивают его, что же теперь можно есть когда угодно? Он отвечает, улыбаясь в усы, когда хотите, тогда и жрите, что хотите, то и хавайте. Тут прямо радость такая по всему Пермолону покатилась. Спрашивают – а в фонтаны воды можно налить? Он говорит – валяйте, только деньги платите, все можно, только оплачивайте услуги. Тут пермолонцы осмелели и новому президенту главный вопрос решили задать, – а с врагами типа, что у нас? Кто у нас теперь враги?
Задали вопрос этот, потому что ведь важно знать, чтобы потом не париться и голову себе не ломать. И тут новый президент вообще всех удивил, он так сказал – вы пока так поживите, а там видно будет, кто у нас враги. Пока точно сказать не могу. Поживите пока без врагов немного, отдохните. Люди просто очумели, прелесть-то какая, и то и се можно, и без врагов можно манек передохнуть. И тут на таких радостях они спрашивают, так, для очистки совести, а путешествия? Президент улыбнулся опять и говорит: «Куда хотите, туда и валите».
Ну что так не жить? Это же сказка, это чудо чудное, диво дивное.
Вести эти докатились и до пещеры. Прибегает один мужик в пещеру и Бекару, запыхавшись, вон говорит, ну дела, говорит, вам теперь можно обратно возвращаться, новый теперь в Пермолоне президент, все разрешает, жизнь теперь будет слаще сахара. Давайте собирайтесь. А Бекар в это время с людьми плотину на пещерной реке сооружал. Он так посмотрел на пришедшего мужика и говорит, поживем – увидим. И дальше продолжил делом заниматься. Мужик удивился. Говорит: «Что же вы тут будете в темноте под землей сидеть, когда теперь можно в покое в чудо-городе Пермолоне проживать». А Бекар ему: «Почему в темноте?» И включил какую-то дрюку. Вся пещера осветилась ярким, ровным светом, и ветерок задул, типа вентиляция. Мужик подивился на все эти дела, говорит: «Ну, не хотите, как хотите. Если что, в гости к нам приходите». Бекар ему: «Нет уж, лучше вы к нам». На том и порешили.
История Пупель
Пупель работала в поте лица. Писала заголовки и рисовала агитационные плакаты, ходила в Высшее художественное заведение, делала курсовые проекты. Магда сдержала свое слово.
Работа у Пупель была. Благодаря ее скромным доходам молодая семья не подыхала с голоду. Конечно, ни о каких излишествах речи не шло. Денег Пупель едва-едва хватало на прожитье.
Погост даже и не думал заводить частную практику. Он говорил, что не до конца изучил еще векторность гомеопатии. Нельзя сказать, что он очень сильно напрягался по поводу этой самой пресловутой векторности. Он по-прежнему читал свои книжицы, вальяжно расположившись в кресле, до ужаса прокурив всю небольшую квартиру Пупель.
Все было бы ничего, если бы он просто молча сидел и читал. Это было бы замечательно. Кошмар весь заключался в том, что он своим долгом считал учить уму-разуму свою глупую женушку. За неимением пациентов он лечил несчастную Пупель. Когда она, бедолага, притаскивалась из высшего художественного заведения и принималась за объявления, то Погост как раз начинал свое лечение. Он орал:
