Долго я бился, покуда мне удалось добраться до суши; однако высадился я благополучно и вскарабкался на берег. За туманом ничего не было видно на далеком расстоянии; с четверть мили брел я по каменистому грунту и вдруг набрел на большой старинный, бревенчатый дом. Я было хотел пробежать мимо, но тут выскочила целая стая собак с лаем и воем — так что мне волей-неволей нельзя было двинуться ни на шаг дальше.
Глава XVII
Ночной визит — Ферма в Арканзасе — Убранство дома. — Стефан Доулинг-Ботс. — Поэтическая Эммелина.
Не прошло и полминуты, как кто-то крикнул в окно, не высовывая головы:
— Ребята, готовься! Эй, кто там?
Я говорю:
— Это я.
— А кто ты такой?..
— Джордж Джексон, сэр.
— Что тебе нужно?
— Ничего не нужно, сэр. Я хотел пройти мимо, да собаки не пускают.
— Чего ж ты тут шляешься в такую позднюю пору?
— Я не шляюсь, сэр, я упал в воду с парохода.
— О, неужели? Давайте огня, эй, кто-нибудь! Как бишь тебя зовут?
— Джордж Джексон, сэр. Я еще мальчик
— Ну что ж, если ты говоришь правду, тебе нечего бояться — здесь никто тебя не обидит. Только не пробуй улизнуть, не трогайся с места. Разбудите Боба, Тома… и давайте ружья. Джордж Джексон, есть с тобой еще кто-нибудь?
— Нет, сэр, никого.
Я слышал, как поднялась возня в доме; зажгли огонь. Но человек крикнул:
— Убери свечу, Бетси, старая дура — есть ли у тебя смысл в голове? Поставь свечу за дверь, на пол. Боб, Том, готовы, что ли? Станьте по местам!
— Готово!
— Ну, Джордж Джексон, знаешь ты Шефердсонов?
— Нет, сэр, никогда и не слыхивал…
— Кто тебя знает, быть может, ты лжешь. Выходи вперед, Джордж Джексон. Да смотри не торопись, выступай потихоньку. Если есть кто с тобой, пусть не суется, — его застрелят. Теперь иди… тихим шагом; толкни дверь сам, как раз настолько, чтобы тебе можно было протиснуться, слышишь?
Я двигался шаг за шагом, потихоньку; кругом ни звука, я слышал только, как шибко стучит мое сердце. Собаки затихли, как и люди, и следовали за мной. Дойдя до лесенки в три ступеньки, я слышал, как отпирали дверь, снимали болты, отодвигали засовы. Я взялся за ручку, толкнул дверь слегка, потом еще немножко, наконец, кто-то сказал:
— Довольно, просунь голову.
Я повиновался, но, признаться, трусил, как бы не срезали мне голову с плеч.
Свеча стояла на полу; все смотрели на меня, а я — на них, по крайней мере, с четверть минуты. Трое рослых мужчин стояли с ружьями, направленными прямо на меня, — так что я даже попятился назад; старший из них, уже седой, лет шестидесяти, а другие два помоложе, лет по тридцати или больше — все трое красивые, статные, — за ними премилая старушка с седыми буклями, а позади две молодые девушки, которых я не мог разглядеть хорошенько.
— Ну, вот теперь, кажется, все в порядке, — сказал старик- Войди.
Как только я вошел, старый джентльмен запер дверь, задвинул засов, надел болт, потом велел молодым людям опустить ружья; все пошли в большую залу, где был постлан новый войлочный ковер, и скучились все вместе в углу, подальше от лицевых окон — сбоку окон не было. Они поднесли ко мне свечу, осмотрели меня с ног до головы и сказали все в один голос:
— Нет, он не из Шефердсонов, в нем нет ничего шефердсоновского.
Старик выразил надежду, что я не обижусь, если меня обыщут — нет ли при мне оружия: ведь это только так, для пущей верности. Он даже не залезал в мои карманы, а только ощупал меня снаружи руками и объявил, что все в порядке; теперь я могу расположиться у них как дома и рассказать свою историю. Но тут вмешалась старая леди:
— Бог с тобой, Саул, ведь бедняжка весь мокрый да и проголодался, должно быть!
— Правда, правда, Рахиль, а я и забыл.
Тут старая леди говорит:
— Бетси (Бетси — это негритянка), ступай живей и принеси ему что-нибудь поесть, бедняжке, да смотри, проворней! А вы, девочки, разбудите Бека и скажите ему… А, да вот и он сам! Бек, возьми к себе этого мальчика, сними с него мокрое платье и одень его в сухое.
Бек казался на вид одинакового со мной возраста — лет тринадцати или четырнадцати, хотя несколько повыше меня ростом. Он был в одной рубашке, курчавый такой. Он вошел, протирая кулаком заспанные глаза; в другой руке он тащил ружье.
— А где же Шефердсоны?
Ему объяснили, что это была ложная тревога.
— То-то, — сказал он, — пусть попробовали бы показаться, уж я бы не дал им спуску!
Все засмеялись, а Боб заметил:
— Ну, Бек, ты уж очень замешкался — они успели бы всех нас скальпировать!
— Отчего же никто не позвал меня? Это нехорошо! Вечно меня держат в загоне, не дают даже отличиться!
— Ничего, Бек, мой мальчик, — сказал старик, — еще успеешь отличиться в свое время, об этом не тужи. А теперь ступай и делай, что велит тебе мать.
Мальчик повел меня наверх, в свою комнату, достал рубашку из грубого холста, дал мне свою куртку и штаны. Покуда я одевался, он спросил, как меня зовут, но не успел я ответить, как он уже начал рассказывать мне про сизоворонка и про молодого кролика, которых он поймал в лесу третьего дня; потом вдруг спросил, где был Моисей, когда свеча потухла. Я, разумеется, не знал; я никогда об этом не слыхивал раньше.
— Отгадай, — приставал Бек.
— Как же я могу отгадать, коли не слыхал этого никогда?
— Попробуй отгадать — это легко.
— Какая свеча? — спросил я.
— Все равно какая, — всякая.
— Право, не знаю, где он был! Скажи сам, где?
— Разумеется, впотьмах! Вот где!
— Ладно, если ты знал, где он был, почему ж ты меня спрашивал?
— Ах какой ты глупый! Ведь это загадка, разве ты не понимаешь? А ты здесь долго пробудешь? Оставайся навсегда. Вот весело будет! Теперь нет школы. Есть у тебя собака? А у меня есть — она умеет плавать и приносить, что ей бросишь в воду. А что, ты любишь причесываться по воскресеньям и тому подобные глупости проделывать? Наверное, нет, а вот меня мама заставляет! Черт возьми эти проклятые штаны, я понимаю, что лучше было бы их надеть, да не хочется — такая жара! Ну что, готов? Ладно, пойдем, старина!
Внизу мне приготовили ужин — ржаной хлеб, холодное мясо, масло и молоко: я отроду не ел ничего вкуснее! Бек, его мама и все прочие курили глиняные трубки, кроме негритянки и молодых девушек Все курили и разговаривали, а я ел и тоже разговаривал. Молодые девушки сидели с распущенными волосами, закутавшись в одеяла. Мне задавали разные вопросы; я рассказал, как папа, мама, я и все семейство жили на маленькой ферме, в дальнем конце Арканзаса, как моя сестра Мэри-Анна убежала и вышла замуж — так мы о ней больше и не слыхали, как Билли пустился за ней вдогонку и тоже куда-то сгинул, как Том и Морт умерли; тогда никого не осталось, кроме меня одного с папой, да и тот едва был жив от горя. И вот, когда он умер, я забрал все, что осталось, потому что ферма была не наша собственная, и поехал на пароходе вверх по реке; но свалился в воду — так я и попал сюда. Старик сказал, что я могу здесь жить, как дома, сколько мне вздумается. Тем временем стало светать, и все пошли спать; я улегся с Беком, а когда проснулся поутру — совсем позабыл, как меня зовут! Целый час я пролежал, все стараясь припомнить. Бек проснулся, я его и спрашиваю:
