звезда. Вскоре и она исчезла. Костер потух. На Шамхорскую степь легла густая тьма.
7
В Акстафе и в нескольких перегонах от нее, на станции Долляр, собралось десять эшелонов. Путь им преграждали бронепоезд и банды, засевшие на станции Шамхор. Солдаты были возмущены. Все старания уладить конфликт мирным путем оказались безрезультатными. Тогда решено было предпринять еще одну попытку договориться с Магаловым. В полдень представителя эшелонов прибыли в Шамхор.
— Мы согласны сдать вам оружие двух эшелонов, — обратился Карпов к Магалову, — мы убедили наших товарищей пойти на это. Скажите, как будет происходить сдача оружия?
— Оружие будет сдаваться здесь, в Шамхоре. Будем пропускать одновременно не более двух эшелонов, — ответил Магалов.
— Что значит не более двух? Сколько же эшелонов вы собираетесь разоружить? — встревожился Карпов.
— Столько, сколько признаем необходимым, — холодно отрезал Магалов.
— В этом направлении должны проследовать сто тысяч солдат, и что же, всех вы намереваетесь разоружить? Да какое вы вообще имеете право разоружать нас, не согласовав этот вопрос с Россией?!
— Вам хорошо известно, что в данный момент Россия не может разрешить этот вопрос.
— Это неверно. Никто из Тифлиса к Советскому правительству не обращался. Наше оружие принадлежит России.
Солдаты видели свое оружие в руках бандитов, и продал это оружие им командир вашего бронепоезда.
— Гражданин Карпов, прошу не оскорблять в моем присутствии офицера! — вспыхнул Магалов. — Еще раз предлагаю вам рассредоточить эшелоны и по одному пропускать мимо бронепоезда.
— А я предложил вашим властям другое — убрать бронепоезд в Тифлис. Почему они не сделали этого? Что нужно вам от нас? Оружие вам все равно не сдадим. Предупреждаю — продовольствие у нас на исходе, лошади падают из-за нехватки фуража. Если начнется голод, мы не сумеем сдержать солдат, тогда пеняйте на себя…
— Перестаньте нас запугивать! — прикрикнул Магалов. — Передайте солдатам, что при первом же нарушении наших требований путь перед эшелонами будет разобран, и тогда не видать вам Баку.
— А я снова повторяю: сдадим вам оружие только двух эшелонов.
Поскольку Магалов упорно стоял на своем, делегаты заявили, что окончательный ответ они дадут на следующее утро.
Магалов и Абхазава остались ждать ответа в Шамхоре. Абхазава пригласил Магалова и его офицеров на ужин, приготовленный в бронепоезде.
8
Белогорский, Карпов, Круглов, Натошвили, Махатадзе, Арутюнов и бакинский рабочий Авшаров делали все возможное, чтобы предотвратить вооруженное столкновение и ускорить отправку эшелонов на север. Они знали, что на Северном Кавказе разгорелась гражданская война, что туда нужно было быстро перебросить подкрепления, артиллерию и пулеметы. Однако разоружение эшелонов лишало их этой возможности.
Вечерело. Поезд мчал их по азербайджанской степи. Сидя в вагоне, Карпов неподвижно, словно окаменев, смотрел в сторону Шамхора. «Если завтра они задумают разоружать более двух эшелонов, — думал он, — то спор придется решать оружием».
Размышления его прервал паровозный гудок.
— Черт подери этих негодяев! — раздраженно воскликнул Белогорский. — Видимо, с ними не договоришься. Чистейшие контрреволюционеры! Придется расчищать путь силой.
Белогорский снял фуражку и пригладил рукой мягкие русые волосы. Стоявшая на столике свеча освещала небритое лицо, впалые щеки и высокий лоб.
Карпов повернулся к товарищу. Его красное, обветренное лицо бороздили глубокие морщины. Бывший студент-революционер, потерявший здоровье в тюрьме, суровый и беспощадный к врагам революции, Карпов был добрым и отзывчивым товарищем. Безрассудно храбрый в бою, он умел, если того требовало дело, быть в самый критический момент сдержанным и невозмутимым, и только усмешка на крепко сжатых губах выдавала тогда его волнение.
— Мне кажется, — сказал он, — мы преувеличиваем роль бронепоезда.
— Да, но если наши орудия будут стоять в бездействии на платформах, то он может нанести нам большой урон. Одними пулеметами и винтовками с ним не справиться, — возразил ему полный, приземистый Круглов.
— Снять орудия с платформ — дело недолгое, — заметил Карпов и взглянул на сидевшего рядом с ним молодого смуглого артиллерийского офицера Петре Натошвили.
— О чем говорить, — согласился артиллерист с Карповым. — Нужно только вовремя разобрать путь, чтобы лишить бронепоезд возможности маневрировать.
— У Магалова и Рафибекова, должно быть, нет артиллерии, — сказал Вано Махатадзе, которого часто принимали за русского: у него был вздернутый нос, серо-голубые глаза и веснушчатое лицо. Тифлисский комитет большевиков послал его для работы среди солдат, возвращавшихся с фронта.
— Нет, артиллерия у них есть, — возразил тихо Натошвили.
— Откуда ты знаешь? — спросил Махатадзе.
— Сегодня в Шамхоре я мельком видел капитана Гигаури и еще двух артиллеристов, моих школьных товарищей — Сандро Хотивари и Миха Мачавариани. Должно быть, они приехали из Тифлиса, чтобы на месте сформировать батарею, — в Елизаветполе есть орудия.
— Значит, надо пустить в ход как можно скорее нашу артиллерию, — заметил Карпов. — Артиллерийский эшелон, — продолжал он, — поставить подальше от станции на тот случай, чтобы успеть выгрузить орудия, если положение осложнится. Этим делом придется заняться тебе, Петя, — обратился он к Натошвили.
— Слушаю!
Предложение Карпова было одобрено. Решили созвать митинг, объяснить солдатам создавшееся положение и заручиться их согласием на разоружение двух эшелонов.
Солдаты всех эшелонов потянулись на ночной митинг. Вспыхивали огоньки цигарок. От дыхания многолюдной толпы в морозном воздухе стояли клубы пара. Снег скрипел под ногами.
Перед станционным зданием на двухосной платформе устроили трибуну. По обеим сторонам ее установили факелы. Солдаты плотной массой окружили платформу, на которой находились Белогорский, Карпов и другие члены революционного комитета. Лица у всех были озабоченны и хмуры.
Митинг открыл один из рядовых солдат. Он предоставил слово Белогорскому.
Черная ночь стеной надвинулась на озаренное факелами пространство.
Белогорский подробно рассказал солдатам о переговорах с Магаловым и Абхазава и сообщил условия, на которых они предлагали пропустить эшелоны.
Предварительное согласие делегации на разоружение двух эшелонов вызвало всеобщее недовольство. На трибуну поднялся бородатый солдат, прозванный в своей части «Папашей».
— Товарищи! — начал он свою речь. — Кто преградил нам путь на Баку? Кто затеял борьбу с нами, с солдатами, возвращающимися с фронта?
— Контрреволюционеры! — загремела огромная толпа в один голос.
— Да, именно они, — продолжал Папаша, — меньшевики, мусаватисты и дашнаки, армянские купцы, азербайджанские беки и грузинские дворяне. Они хотят завладеть нашим оружием, чтобы задушить революцию. Да, именно для этого оно им нужно. Но ни одной винтовки, ни одного пулемета, ни одного орудия не отдадим мы врагам революции. Все штыки, все патроны, все пулеметы и орудия — против гидры контрреволюции! Если мы, товарищи, согласимся разоружиться, то это будет изменой нашей революционной родине, рабочему классу, беднейшему крестьянству, которые сейчас самоотверженно борются за наше общее дело.
— Не сдавать оружия! Едем на Баку! Даешь бронепоезд! — гудела встревоженная солдатская масса.
После выступления Папаши Карпову с большим трудом удалось успокоить солдат и уговорить их сдать оружие двух
