А этот гад… Только издевается… на руках носит.
— Вот такой ты мне больше нравишься, — усмехается Кирилл и неожиданно мягко целует меня в губы.
Просто чмокает , чуть коснувшись. И этот жест кажется мне знаковым.
Я смотрю на его профиль, льняные волосы, замечаю, какие у него длинные пушистые ресницы. И глаза, как небо, ясные. Хитрюще прищуренные.
— Нравлюсь растением молчаливым? — тихо шепчу я.
— То есть, голос потеряла, а язвить продолжила? — улыбается он, рассматривая меня. — Будешь теперь шипеть на родном языке.
— На змеином?
— Заметь, я этого не говорил, — смеется Кирилл, а затем громко и весело кричит, — Юрок! Мы в баню!
— Какая баня? — опять шиплю я и начинаю извиваться, невольно полностью подтверждая его слова.
— Горяченькая, лечебная, — поясняет Кирилл, продолжая быстро шагать в сторону речушки. — Сейчас я тебе горлышко членом прочищу, ты у меня ещё и петь будешь.
Ох… Какой все же пошляк! И юмор его солдафонский… И вообще… грубости, гадости только от него! Горло членом…
Невольно ерзаю, потому что все внутри напрягается очень даже сладко, прямо в противовес моему настроению, замечаю это несоответствие и еще больше злюсь, на себя в первую очередь.
Ну и на Кирилла заодно.
А затем замираю, потому что неожиданно прихожу к интересным умозаключениям.
Когда я захлёбывалась рыданиями, выглядя нелепо и жалко, Кирилл меня совсем по-другому воспринимал, как существо, которому нужна помощь. Обнял, попытался утешить, голос у него такой стал… Что я сразу и утешилась.
А как только стала сопротивляться, отвечать, язвить, опять появился Кирилл-мудак.
Ну, что ж, солдафонщина, я тебя раскусила.
Ты со мной, как курица с яйцом, бегать будешь. Ты у ног моих ковром расстелешься. Я не буду грубостью отвечать, забуду сарказм и едкость изведу из себя, и ты, зараза белобрысая! Ты влюбишься в меня! Потому что уже неровно дышал, я же ощущала, не просто так все было! Понимал, что что-то не то происходит, и боялся сам себя. Так и есть!
Ладно, не умею я в людях разбираться, зато в чувствах - вполне себе неплохо.
Смотрит внимательно, заботливо, умилительно даже, словно на тщательно оберегаемую подопечную. Прижимает к себе крепко, но не больно, нежно очень. А в губы чмокать кто заставлял? Порыв! Любовный порыв, который он не проконтролировал! Говорит гадости, а ведет-то себя по-другому!
Понравилась я ему, мастерски прячется, но до конца не удается это сделать. И зрачки в свете ярком - крупные, словно в эйфории, и сердце стучит сильно и неровно, явно не от нагрузки.
Я расслабляюсь полностью. Руки перестают обвивать его шею. Повисаю безвольной куклой, и голова запрокидывается назад.
— Марта! — встревоженно трясет меня Кирилл, ускоряясь. Испугался, гад?
Здесь главное - не улыбнуться.
Глава 20
Глава 20
Игра игрой, но от удара по лицу я распахиваю ресницы.
С трудом сдерживаюсь, чтобы не наорать на него опять. Не ударить в ответ, как сто процентов сделала бы раньше.
Уберегает то, что голос действительно пропал, не получится орать-то.
Да и шипеть толку нет… Солдафоны и дебилы понимают исключительно командный голос.
Лицо от пощёчины жжет, я еще шире раскрываю глаза, и смотрю на Кирилла невинно и испуганно.
Типа, ах, какая я несчастная феечка… Его же это вставляет? Ну вот и пусть… Вставится.
Он и без того себя очень даже нежно ведет.
На землю не уложил, например.
Сидит на корточках и меня держит, одной рукой под колени, а второй - под затылок. Как ребенка.
И сильный такой, надо же… Легко очень держит, спокойно. Приятно в его руках лежать.
Вообще, мы с ним тактильно очень даже совпадаем, удивительно просто. Он умудряется меня успокаивать одним только прикосновением, ласками, мягкими поглаживаниями… Хочется расслабиться и замурлыкать, словно кошка.
Еще бы рот не раскрывал при этом, цены бы ему не было…
Потому неудивительно даже, что я так легко перешла от истерики по поводу его возможных шуточек на тему моих шрамов к методичному продумыванию стратегии поведения.
Папочкины гены, наложенные на природную медлительность и хладнокровие… На этом Кирилл меня и подловил в прошлый раз, и теперь ловит.
Я пока соображу, как среагировать, он уже лапами своими цепляет, словно медведь гризли, и подтягивает к себе поближе. И настолько мне хорошо и безопасно в его объятиях, что любое критическое мышление отключается, толком не начавшись.
Я же и в первый раз с ним хотела сопротивляться, но сначала офонарела от удивления, потом привычно впала в ступор… А когда появилась возможность действовать, уже было поздно. Он меня сграбастал и вовсю тискал и целовал, полностью мозг отрубая и перенастраивая на волну похоти.
В этом - моя слабость, мне его, по-хорошему, постоянно хотеть нежелательно, если планирую выиграть в нашей схватке, конечно же.
А я, так уж получилось, планирую.
Постоянно.
Пора себе признаться, Мартиша, что рядом с ним ты превращаешься в течную сучку. Это странно, учитывая, что раньше подобного бреда не наблюдалось.
А тут так действует на меня странно: хочется одновременно нахамить, напакостить, потому что невыносимый же гад и солдафон, и тут же кошечкой прогнуться. Показать себя, так сказать, с лучшей стороны… Бред бредовый…
Но, с другой стороны, если хочется, то почему бы и нет?
Вот только воспитать его для начала неплохо бы. Хоть чуть-чуть.
А то выискался абьюзер. Арбузер…
Вот раскатаю я этого арбузика на мелкие блины.
Но без конфликтов, хватит уже, у меня появилась цель!
Хочу достучаться до сердца мужчины, которое он прячет за каменной стеной. И посмотреть, какой он на самом деле.
Что читается в прищуренных светлых глазах, понять сложно. Но он не улыбается, и то хорошо.
Держит своими сильными пальцами моё запястье, проверяет пульс. Я молчу, продолжая смотреть на него, словно в первый раз вижу, словно у него рога выросли и морда медвежья.
С испугом! И широко раскрытыми глазками! И слезы! Немного, чуть-чуть совсем. Много - он уже сегодня пронаблюдал.
Интересно, краснота с носа сошла или нет? Если нет, то я сейчас похожа больше на печального клоуна, чем на миленькую няшку, которую хочется на руках таскать. Хотя… Он же таскает? Значит, не все потеряно.
А за смех, мои глупые подозрения и вновь активизировавшиеся комплексы он еще поплатится. Жестко. Очень жестко.
Кирилл изучает меня внимательно, отслеживая изменения в мимике. Интересно, понял, что я играть вздумала? А вот не выведет на чистую воду. Времени у него мало.
Облизываюсь, чтоб еще укоротить временной лаг.
— Жива? — тихо спрашивает он, послушно задержав взгляд на моих губах.
Я молчу и увожу взгляд в сторону. Стыдливо и печально.
— То есть, у нас молчанка, да? Кусалась, теперь в угол забилась. Любопытная форма поведения. Ну ничего, — устало тянет он и ловко подкидывает меня вверх, поднимаясь на ноги. — Сейчас я тебя веничком отстегаю, глядишь - и заговоришь.
Ох, черт…
А, может, не надо веничком?
Испуганно вскрикиваю, когда опять оказываюсь, практически, выше своего роста над землей, прижимаюсь к крепкой груди гадкого насмешника, словно к единственной своей опоре.
— Не бойся, чертовка, — шепчет он мне в шею, наклонившись и мягко касаясь губами кожи, — тебе понравится.
И я, ощущая, как мурашки огромными стаями резко бегут в сторону живота и там соединяются в дикие стада, будоража и заставляя дрожать неконтролируемо, понимаю, что он прав. Мне понравится.
Мне, черт возьми, уже нравится.
Вот такой бред.
Глава 21
Глава 21
Дышу глубоко, чтобы скинуть возбуждение, глаза прикрываю. Солнце слепит сквозь веки, потом становится резко темно, это мы заходим в баню.
Таращу глаза бестолково, с удивлением разглядывая обстановку.
