— О, смотрите! Это Тобиас Итан!
— Я видел твоего папочку, Итан! Ты уже готов спрятаться? — кричит другой.
Тобиас выпрямляется и застывает, будто кто-то не просто издевается, а наставил на него оружие.
— Да, будешь прятаться, трус? — несколько людей начинают смеяться.
Прежде, чем Тобиас успевает среагировать, я хватаю его за руку и веду в сторону лифта. Он выглядел так, будто собирался ударить кого-то, а то и чего похуже.
— Я собиралась рассказать тебе. Он пришел вместе с Калебом, — признаюсь я. — Они с Питером бежали из Дружелюбия.
— Чего же ты ждала? — спрашивает он, но не резко. Его голос звучит как-то отстраненно.
— Это не та новость, которую следует озвучивать в столовой, — замечаю я.
— Справедливо, — соглашается он.
Лифта мы дожидаемся в тишине.
Тобиас кусает губы, уставившись куда-то в пространство. Он делает это вплоть до восемнадцатого этажа, который оказывается пустым. Здесь меня обволакивает тишина, она успокаивает меня подобно объятиям Калеба. Я сажусь на одну из крайних скамеек в комнате для допросов, Тобиас подтягивает к себе стул и располагается напротив.
— Мне казалось, их было два, — замечает Тобиас, глядя на стул.
— Да… — подтверждаю я. — Я, то есть… в общем, он выпал из окна.
— Странно, — говорит он и садится. — Итак, о чем ты хотела поговорить? Только о Маркусе?
— Нет, не только о нем. С тобой… все в порядке? — спрашиваю я осторожно.
— В моей голове нет пули, не так ли? — замечает он, глядя на свои руки. — Значит, я в порядке. Давай поговорим о чем-то другом.
— О моделировании, — начинаю я. — Но прежде, давай обсудим кое-что другое. Твоя мать думала, что следующим шагом Джанин будет поиск Афракционеров. Судя по всему, она ошибалась, и мне не понятно, почему. Искренние не выглядели готовыми к бою, хотя…
— Хорошо, подумай об этом, — говорит он. — Рассмотрим ситуацию с точки зрения Эрудитов.
Я смотрю на него.
— А что? — произносит он. — Если ты не справишься с этой задачей, то остальные и подавно.
— Ну, хорошо, — отвечаю я. — Нападение на Бесстрашие и Искренность вполне логичны. Афракционеры, в отличие от нас, не сконцентрированы все в одном месте.
— Верно, — поддерживает он. — Кроме того, когда Джанин устроила нападение на Отреченных, она получила доступ к документам. Моя мать рассказывала, что Отреченные фиксировали всех Дивергентов, из чего следует, что именно оттуда Джанин узнала, что среди Афракционеров Дивергентов больше, чем среди Искренних. Потому-то они и не стали следующей целью.
— Все сходится. Теперь снова расскажи мне о сыворотке, — прошу я. — В ней несколько составляющих, верно?
— Две, — говорит он, кивая. — Передатчик и жидкость для моделирования. Передатчик обменивается информацией с мозгом через компьютер и наоборот, а жидкость влияет на мозг, помещая тебя в моделирование.
Я киваю.
— Передатчик можно использовать лишь единожды, ведь так? Что происходит потом?
— Он растворяется, — говорит Тобиас. — Насколько я знаю, Эрудиты еще не разработали передатчик, предназначенный более чем для одного моделирования. Хотя моделирование во время атаки на Бесстрашие длилось намного дольше, чем любое другое из известных мне.
Слова "насколько я знаю" застревают у меня в голове. Джанин провела всю свою взрослую жизнь, разрабатывая сыворотку. Если она до сих пор охотится за Дивергентами, значит, вероятнее всего, по-прежнему одержима созданием более совершенной версии этой технологии.
— Что такое, Трис? — спрашивает Тобиас.
— Ты это видел? — говорю я, указывая на повязку, скрывающую мое плечо.
— Не то чтобы, — отвечает он. — Мы все утро таскали раненых Эрудитов.
Я снимаю край повязки, показывая рану — к счастью, кровотечения прекратилось, обнажая участок кожи, покрытый синим красителем, который даже не выцвел. Лезу в карман и вынимаю иглу, оставляя ее лежать на ладони.
— Во время атаки они не пытались убить нас. Они стреляли в нас этим, — сообщаю я.
Тобиас касается рукой омертвевшей кожи вокруг раны на моем плече. Постоянно находясь рядом с ним, я не заметила, что со времени инициации он сильно переменился: отрастил щетину, а его волосы стали длиннее, чем я когда-либо видела, они достаточно густые, чтобы распознать их истинный цвет: коричневый, а не черный.
Он забирает у меня иглу и обращает внимание на металлический диск у ее основания.
— Она, вероятно, была заполнена теми синими чернилами, что остались в твоей руке. Что случилось после расстрела?
— Они закинули в комнату цилиндры с газом, все потеряли сознание. То есть все, кроме Юрая, меня и остальных Дивергентов.
Тобиас не выглядит удивленным. Я щурюсь.
— Ты знал, что Юрай Дивергент?
Он пожимает плечами:
— Конечно. Я прошел его моделирование.
— И ты никогда не говорил мне об этом?
— Закрытая информация, — говорит он. — Опасная информация.
Чувствую вспышку злости — у него от меня столько тайн — и пытаюсь заглушить ее. Конечно, он не мог признаться, что Юрай Дивергент из уважения к частной жизни Юрая. Логично.
Я прочищаю горло.
— Знаешь, ты спас наши жизни, — говорю я. — Эрик вел на нас настоящую охоту.
— Я думал, мы уже перестали считать кто кому и сколько раз спас жизнь, — он адресует мне долгий внимательный взгляд.
— Так или иначе, — говорю я, нарушая тишину. — Выяснив, что все спят, Юрай побежал наверх, чтобы предупредить остальных, а я пошла на третий этаж, чтобы узнать, что происходит. Эрик сопровождал Дивергентов к лифтам, пытался выяснить, кого из нас имеет смысл взять с собой. Он предполагал взять только двоих, но я не знаю, зачем.
— Странно, — замечает Тобиас.
— Есть идеи?
— Думаю, с помощью игл вводят передатчики, — говорит Тобиас. — А газ — это аэрозольная версия жидкости, которая воздействует на мозг. Но зачем… — между его бровями появляется складочка, — Ох. С помощью сна она выявляет Дивергентов.
— Думаешь, это единственная причина?
Он качает головой и смотрит прямо мне в глаза. Темная синева его глаз настолько мне знакома, что кажется, будто она способна поглотить меня целиком. На мгновение хочется, чтобы так и произошло, я смогла бы избежать этого места и всего, что успело произойти.
— Ты, скорее всего, обо всем догадалась, — говорит он. — Но хочешь услышать мои возражения. Я не собираюсь тебе противоречить.
— Они изобрели передатчик длительного действия, — произношу я.
Он кивает.
— Теперь все мы можем участвовать в нескольких моделированиях, — говорю я. — Возможно, их будет так много, как того захочет Джанин.
Он снова кивает.
Я шумно выдыхаю.
— Это очень плохо, Тобиас.
В коридоре за комнатой допросов он останавливается, прислоняясь к стене.
— Значит, ты ударила Эрика, — говорит он. — Это случилось во время нападения? Или у лифта?
— У лифта, — говорю я.
— Я не могу понять одного, — начинает он. — Ты была внизу и могла просто убежать. Но вместо этого ты решаешь вступить в бой с армией Бесстрашных, одна. И, я готов поклясться, у тебя с собой не было пистолета.
Я сжимаю губы.
— Это правда? — требовательно спрашивает он.
— Почему ты уверен, что я была безоружна? — хмурюсь я.
— Ты не прикасалась к оружию со времени атаки, — говорит он. — Я понимаю почему, ведь произошедшее с Уиллом, но…
— Между этими вещами нет ничего общего.
— Нет? — его брови взлетают вверх.
— Я сделала то, что должна была сделать.
— Да. Но пора тебе с этим завязывать, — говорит он, отходя от стены и приближаясь ко мне. Коридор Искренних достаточно широк, чтобы сохранять между нами необходимое мне расстояние.
— Ты должна остаться с Дружелюбными. Ты должна оставаться в стороне.
— Нет, не должна, — возражаю я. — Ты думаешь, что знаешь, как будет лучше для меня? Ты и понятия не имеешь. С Дружелюбными я сходила с ума. Сейчас же снова чувствую себя… нормально.
— Этого недостаточно, если учесть, что ты ведешь себя, как психопатка, — заявляет он, — твое вчерашнее поведение нельзя назвать смелостью. Это даже не глупость — это самоубийство. Ты хотя бы иногда берешь в расчет свою собственную жизнь?
— Конечно! — восклицаю я. — Я пыталась сделать что-то полезное.
Несколько секунд он просто смотрит на меня.
— Ты больше, чем просто Бесстрашная, — говорит он спокойным голосом. — Но если хочешь быть, как они, попадая в нелепые ситуации без особых на то причин и увлекаясь местью врагам, не задумываясь, нормально ли это, продолжай. Возможно, тогда тебе станет лучше, но я в этом не уверен.
Я сжимаю кулаки и стискиваю зубы.
— Ты не должен оскорблять Бесстрашных, — говорю я. — Они приняли тебя к себе, когда тебе некуда было идти. Обеспечили хорошей работой. Подарили всех твоих друзей.
