молитвах – радость, суровые мужи храма вдруг становились похожи на легкомысленных юнцов и тогда становилось понятно, что очередная «божья свеча», как называли храмовников, превратилась в массу расплавленного адским огнем податливого воска, и старуха-нетопырь меняла ее на другую.
Из всего вышесказанного могло бы показаться, что бедную сироту страшно притесняли в доме тетки, однако это было не так. Непонятно, почему она терпела такие измывательства над собой (точнее, это стало понятно позже), но на самом деле танна Далия была в доме фактически хозяйкой и вообще делала, что хотела. Она устроила что-то вроде светсткого салона и раз в неделю принимала гостей. Ходила к ней всякая шушера: художники, поэты, писатели, музыканты, артисты из Брельской комедии и девицы-танцовщицы из Оперы, учителя и ученые, плюс пара-тройка каких-нибудь аристократов или мануфактурщиков. В целом же, конечно, приличные люди обходили этот дом десятой дорогой. Гости вечно что-то пели, плясали, читали, спорили о всякой чепухе и играли в карты и в шахматы (в которые хозяйка неизменно выигрывала). В прошлом году у них едва ли не всю зиму провел севардский цирк. В разгар веселья к ним спускалась старуха, вопя, что она не потерпит этого безобразия в своем доме, что она намерена положить этому конец, ну и все такое прочее, но на нее никто не обращал внимания, а танна Далия быстро уводила ее к себе.
Ирена долго не могла понять, за чей счет устроен этот праздник жизни. На приемах было достаточно еды и вина, хозяйка ходила в красивых платьях, в доме была свежая отделка и новая мебель, опять же, карету с лошадьми, даже если это развалюха с клячами, мог себе позволить не каждый аристократ или зажиточный торговец. В том, что хозяйка, при всем ее умении дурить людям головы, смогла бы выбить из тетки хоть пол золотого, новоиспеченная горничная очень сомневалась. Проведя расследование, она выяснила, что один из хозяйкиных женихов (кажется, второй) оставил ей по завещанию земли с серебряными рудниками, приносившими хоть и небольшой, но стабильный доход. Потом, она как-то исхитрилась втереться в доверие родителям еще одного жениха (кажется, первого), и они назначили ей приличную ренту. Кроме того, третий жених, упырь-мануфактурщик, отвалил ей недурные отступные за свое бегство. Ну и в довершение всего, хозяйка периодически потрошила «покровителей наук и искусств» – богатых простофиль, аристократов и мануфактурщиков (в последнее время покровительство искусствам считалось очень модным и почетным занятием). Делалось это так ловко и надувательски, в том смысле, что покровители взамен на свое покровительство действительно получали искусства, а не хозяйкино тело, что Ирена только диву давалась. Она даже заподозрила, что весь этот «салон» и был устроен с одной этой целью – щипать этих жирных гусей. Она как-то намекнула хозяйке, что при ее способностях к отъему денег она могла бы стать куртизанкой и купаться в золоте, на что та ей ответила в том духе, что если б она хотела купаться в золоте, продавая себя, то осталась бы заниматься этим в Рамале, а не потащилась бы в Брелу. «Тогда вам надо хотя бы копить эти деньги», нравоучительно заявила Ирена, которая в своей жизни не скопила и десятка золотых. На что танна Далия только рассмеялась: «Кто же копит чужие деньги? Чужие деньги надо проматывать». Видать, это была какая-то очередное севардское суеверие.
И она их проматывала, да так лихо, что у Ирены сердце кровью обливалось. Кроме толпы бездельников-артистов хозяйка кормила еще и нищих. С наступлением холодов каждое утро слуги выносили чан с супом, и танна Далия сама разливала бродягам суп и раздавала теплые вещи. То есть поначалу разливала сама – потом она заставила Ирену помогать ей. «Неужели тебе их совсем не жалко, ты ведь тоже бродяжничала?» – лицемерно вздохнула она, когда камеристка высказала ей все, что думает об этой ее блажи. Ирена была так возмущена, что даже не нашлась, что ответить.
На день Марсалы танна Далия послала в монастырь, где их держали в заточении, две повозки книг. Ирена начала даже сомневаться, что хозяйка – демоница, однако потом решила, что все-таки демоница, просто такая вот странная, возможно, даже изгнанная из ада по причине своей юродивости. Посокрушавшись о том, какая она невезучая, что даже демон ей достался малахольный, Ирена смирилась со своей участью. Радовало лишь то, что юродивая хозяйка все-таки послушала ее и сделала что-то полезное с деньгами: купила землю и стала сдавать ее фермерам.
Так они и жили: с артистами, богатыми покровителями, монахами, нищими и севардским цирком до последней зимы.
Декабрь выдался холодным, и бродяг приходило столько, что от вони слезились глаза. Соседи снова начали роптать, недовольные тем, что она пытается на их горбу въехать в рай. Тогда одним воскресным утром хозяйка приказала погрузить бочки с супом на телегу и вместе с армией голодранцев отправилась к храму Элайджи при монастыре. Там она объявила всей честной публике, пришедшей на службу, что весь этот сброд отныне будет столоваться тут, а если кто из благочестивых прихожан желает сделать богоугодное дело, то они могут к ней присоединиться и помочь «бедным и обездоленным». Прихожанам и храмовникам, естественно, все это не слишком нравилось, и чем дальше, тем больше. Самые отчаянные попытались разогнать бродяг, однако «бедные и обездоленные» внезапно вытащили ножи. Настоятель попытался обратиться за помощью к лейтенанту полиции, однако тот неожиданно заявил, что милосердие – не преступление, а поведение танны Эртега заслуживает исключительно уважения и восхищения. А между тем, обездоленные начали стекаться в Боабдиль со всех уголков Морени. Храм Элайджи обезлюдел, пожертвования, естественно, тоже уменьшились.
Настоятель, в конце концов, смекнул, что к чему, и пришел к хозяйке с предложением: он прекращает попытки обратить ее к свету и отзывает из ее дома монахов, а она сворачивает свою богоугодную деятельность и убирает бездомных от монастыря и, желательно, вообще из предместья. Хозяйка, не моргнув глазом, ответила, что беседы с монахами, обращающими ее к свету, приносят ей высшую радость радость и удовольствие, а решение привести несчастных к храму было ей ниспослано свыше и имеет целью пробуждение людских сердец. Кроме того, сказала она, высшие силы полагают, что она должна предать огласке некие случаи, имевшие место в монастыре, о которых она узнала от приходивших в ее дом жрецов и монахов. Настоятель понял, что пришло время платить и каяться, и смиренно предложил поискать решение, которое устроит высшие силы.
Через два часа торга порешили, что высшие силы должны удовольствоваться следующим: настоятель открывает отдельный сбор в помощь неимущим и обездоленным;
