Народное собрание уполномочило его на время отсутствия Тезей-хана исполнять все его «царские» полномочия. И какая свадьба без музыки и танцев? Тут, правда, возникла проблема. Все бывшие наложницы, профессионально обученные музыке, пению и танцам, вышли замуж, у некоторых родились дети. Марине каким-то образом удалось договориться с семью женщинами, не обремененных грудными детьми и еще не слишком беременных. Специально для них я распорядился построить на верхней палубе «Эсмеральды» пирамидальный шатер из кедрового лыка и полос вываренной бересты. Алексхан тоже просился взять его с собой, но за год у него заметно выросла грудь, и я стеснялся показывать его орландам. Тогда он выпросил у Марины ее платье, сделал женскую прическу, выщипал брови, подвел глаза сурьмой и преобразился в девушку, столь обворожительную в своей странной красоте, что я включил его в состав своей свиты. В женском музыкальном песенно-танцевальном коллективе как раз не хватало кифареда — музыканта, играющего на кифаре, и Алексхан, получивший хорошее музыкальное образование, вполне мог его заменить. Бывшие девушки из гарема с радостью приняли его в свой коллектив, полагая, что его перевоплощение, это — шутка, розыгрыш, маскарад. Капитаном и командиром экипажа галеры я назначил илинойца Тараса, имевшего опыт хождения по северным рекам и возглавлявшего экипаж купеческой ладьи во время дипломатической миссии Толемей-хана на Красные Камни. В самый последний момент за несколько часов до отплытия состав свадебно-дипломатической делегации пополнился представителями дружественного племени южных тунгусов. Князь Бильдыев, следуя вместе с соплеменниками на летнюю ярмарку, ненадолго завернул в Эльдорадо в сопровождении 25-летнего сына Нурлана и двух снох, чтобы передать колонистам в подарок пять низкорослых, покрытых густой шерстью, лесных буйволов: трех коров и двух бычков. Я уже успел забыть, когда во время их первой встречи попросил Бильдыева доставить в поселение на реке Шакти этих животных: неприхотливых, внешне похожих на зубров, и способных к одомашниванию. Но старик обещание помнил, и платы за буйволов не попросил, объяснив свою щедрость желанием отблагодарить Толемей-хана за то, что год тому назад он вырезал у его старшего сына и наследника Нанухака аппендицит, и тем самым спас от преждевременной смерти. Узнав о том, что я собираюсь жениться на Ириске, Бильдыев очень обрадовался. Он ведь сам состоял с Гонорием в родственных отношениях. Его дочь Раулена была женой Беллерофонта, и после его смерти вернулась к отцу с двумя детьми — родными племянниками Гонория. Его старший сын Нанухак, — тот самый, у которого Толемей-хан вырезал аппендицит, — был женат на дочери Гонория Селене. И он решил воспользоваться представившейся ему возможностью повидаться с Гонорием, которого, по правде говоря, считал гордецом и себялюбцем, предложив мне свою кандидатуру на роль друга жениха, то есть шафера. Не забыл он и про местные обычаи, объяснив, какие подарки я должен преподнести родственникам невесты: братьям — настоящие охотничьи трофеи, а сестрам — сувениры из золота, речного жемчуга и самоцветов. Так как с убоем промысловых зверей из-за отсутствия соответствующих навыков у колонистов было туговато, Бильдыев приказал своим сыновьям Нанухаку и Нурлану отправиться на стойбище на берегу Елены, чтобы к утру до его прибытия прирезать, освежевать, и, по возможности, засолить и закоптить дюжину самых жирных оленей. Мы разговаривали на языке, который помнили со времен прежней жизни, из которой были безжалостно вырваны, причем, каждый по-своему. После хорошей дозы ячменной водки Бильдыев признался, что попал в Северное Забайкалье вместе со своей семьей и стадом домашних оленей, когда «небо раскололось пополам, и наступил конец света». Я понял, что он имеет в виду взрыв огромного небесного тела, известного мне под названием «тунгусский метеорит» и спросил у него, как он догадался о том, что я — тоже «Пришелец». На этот вопрос Бильдыев ответил буквально следующее: «Ругался ты, как извозчики в Иркутске. Я услышал и сразу все смекнул». По правде говоря, я уже забыл, в какой момент первой встречи с Бильдыевым позволил себе крепко выразиться, но, в связи с тем, что старик помянул известный мне город на побережье Байкала, сразу оживился и засыпал его вопросами. К моему удивлению Бильдыев помнил не только тогдашнего государя-императора Николая II и членов его семьи, но также и то, кто был в Иркутске градоначальником и полицмейстером. Рассказ о своем перемещении в иное пространство и время Бильдыев продолжил на следующий день, когда «Эсмеральда» отошла от причала и, сплавляясь вниз по течению Шакти, за три дневных часа достигла реки Елены. Здесь начиналась цепь живописных холмов — Медвежья гряда, обозначавшая старое русло своенравной реки Елены. Наша дружеская беседа проходила в уютной командирской каюте в носовой части судна.
Каюта занимала всю ширину корпуса и была оборудована двумя большими боковыми иллюминаторами. В ней очень рационально разместились двуспальная кровать с пологом, умывальник с помойным ведром, встроенные шкафы (для одежды, белья и посуды), секретер и оружейный ящик. Перед оружейным ящиком, который можно было использовать также и в качестве сидения, свободно помещался раскладной обеденный столик. После завершения трапезы столик задвигался под кровать. О самой «тунгусской катастрофе» Бильдыев рассказывал неохотно. За три дня до катаклизма какой-то странный человек с безумными глазами, по виду монах, настойчиво просил его как можно скорее отправлялся на север, однако он остался на своем кочевье в районе реки Подкаменная Тунгуска, который после взрыва окутал густой и липкий туман.
Выбравшись из пелены тумана, он и его родственники очутились в совсем другой тайге и под другим небом. В тот памятный год Бильдыев был силен, удал, хорош собой, и у него было ручное огнестрельное оружие с двадцатью пятью зарядами. С помощью этого оружия он подчинил себе вымирающее племя паризиев, промышлявшее охотой и рыболовством, обучил их оленеводству и стал их вождем. С момента перемещения Бильдыева в иное пространство и время прошло более тридцати лет. Уже выросли его дети от двенадцати жен, от детей пошли внуки, но он все равно продолжал скорбеть о прежнем мире, сгоревшем, по его мнению, в небесном пламени Апокалипсиса. Во время нашей беседы в каюту несколько раз заглядывала седая противная старуха, увешанная амулетами. Это была шаманка по имени Айдан. Бильдыев прихватил ее «на счастье», когда «Эсмеральда» сделала остановку у стойбища его соплеменников на берегу Елены.
Кроме старухи-шаманки Бильдыев попросил меня взять на борт младшую жену Лисичку, сына Нурлана, сноху Альчидай и двух дочерей: Иниру и Чайку, — невест на выданье, которых он хотел представить младшим сыновьям Гонория. Я не возражал, полагая, что в обществе с сородичами старик будет чувствовать себя более комфортно. Когда старуха-шаманка заглянула в каюту в четвертый раз, я не выдержал, и спросил у Бильдыева, что ей нужно. Он вышел из каюты, поговорил со старухой и, вернувшись назад, сообщил, что Айдан «не нравится тот, кто сидит под большой перекладиной». Я ничего не понял и попробовал разобраться. Выйдя на палубу, я жестами попросил Айдан объяснить ему, что ее так обеспокоило. Шаманка показала мне на Алексхана, который, сидя на лавочке под фок-мачтой, играл на кифаре.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
