Гатанасу было бы легче, если бы Леонхашарт вспылил, показал себя мальчишкой, каковым и является, а не таким… таким… непоколебимым и величественным.
Все эти моменты – невозможность уйти, блокировка сообщений с приказами против Леонхашарта, само поведение Леонхашарта, трусость и глупость всех вокруг – постепенно подтачивают уверенность Гатанаса в том, что скоро Леонхашарта стащат с трона и заставят исполнить своё предназначение. Неуверенность в успехе превращается в страх. Страх превращается в ненависть.
Ненависть ослепляет.
Гатанас не желает рассказывать о родовых артефактах раньше времени, не хочет даже намекать на существование чего‑то подобного (в конце концов, информация из Эёрана есть не только у Возмездия, другие об усилении драконов через родовые артефакты могут знать и провести параллели), но…
Ненависть правда ослепляет, подталкивает к опрометчивым поступкам.
– Ты никогда не добьёшься своего! – выкрикивает Гатанас и поднимается со своего места.
– И что заставляет тебя так думать? – подпирающий щёку кулаком Леонхашарт спокоен, но Гатанас уже догадывается, что причиной такого спокойствия может быть концентрация на управлении магией, а через неё – и доспехами остальных.
Банальная усталость, не позволяющая Леонхашарту активно реагировать на окружающее – вот в чём может быть причина величественной неспешности. Ведь магия в Нараке восстанавливается медленно.
Операторы (а они дежурят тут постоянно на случай интересных перепалок и откровений и в целом для того, чтобы наракцы знали, что делает их законный император) сразу ловят Гатанаса в прицел камер.
Вскинув белорогую голову, Гатанас минует заинтересованных соседей‑архисоветников, спускается по проходу и встаёт перед лестницей к трону.
От злости у Гатанаса сводит скулы, красные пятна выступают на щеках, но говорит он с наслаждением, изливает свою ядовитую злость в каждом слове:
– Ты никогда не удержишь власть, не удержишь нас, потому что твоя магия скоро исчерпается! Ты расходуешь её очень много на удержание нас под контролем, и сейчас ты истощён.
– Истинные пары сильнее обычных, – глаза Леонхашарта темнеют лишь чуть, но по этому маленькому признаку Гатанас понимает, что попал в точку, и расплывается в хищной улыбке, а ненависть гонит его, гонит, тянет за язык.
– Вы двое лишь предрасположены стать истинной парой, для этого нужно воздействие родового артефакта, без него вы не получите сверхсил. Ты обычный архидемон, скоро твои силы иссякнут, и мы тебя сожрём!
– Подавитесь, – ровно отвечает Леонхашарт.
Но Гатанас продолжает улыбаться, потому что знает: он прав, а его слова, если их успели транслировать, помогут тем, кто снаружи, решиться на массированный штурм.
Глава 70
Терпение – это одно из важнейших для любого исследователя черт, и Мад им обладает. Но даже закалённый продолжительными не всегда успешными изысканиями, он изнывает от нетерпения в ожидании ответа Лиссы.
Ответ Лиссы тревожит его даже больше непрекращающегося землетрясения.
А она молчит.
То есть не молчит: они обсуждают дорогу, бытовые вопросы, организацию стоянок, рыболовство, собственную безопасность, даже поиск других демонов, ведь очевидно, что Маду с его рогами надо скорее убираться из Эёрана, а без умеющих телепортироваться магов сделать этого он не может.
Только о самом главном Лисса не говорит. То и дело Мад ловит на себе её задумчивые взгляды, и сердце его начинает стучать быстрей, а кровь… Ему кажется, что кровь у него закипает, хотя он понимает – это книжное выражение, не имеющее ничего общего с реальным доведением крови до кипения непосредственно в теле, и в другом случае такое сравнение нашёл бы идиотским, а при возможности высмеял. Теперь же…
Остаётся только вздыхать.
И ещё Мад мысленно начинает вести дневник исследования своего состояния – так, для отвлечения от тревожных или слишком восторженно‑приятных размышлений (беспокойство беспокойством, но порой он предвкушает, что их ждёт, если Лисса его примет).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Лисса молчит.
Мад боится спрашивать – вдруг рассердит её, и она ответит сгоряча, ответит отказом.
Он спрашивает только взглядом и заботится. Точнее, он подумал, что надо заботиться о ней как‑то по‑особенному, чтобы она поняла, какой он хороший, но когда дошло до дела, понял, что и так всё это время заботился о ней и помогал, оберегал.
Так что между ними будто ничего и не изменяется, кроме этой мучительной неопределённости. Они бродят по лесам и дорогам. Мад – надеясь отыскать своих, Лисса… просто прячется от властей, ведь магия у неё демоническая, если эёранцы узнают об этом – сочтут шпионкой из Нарака.
Очередной привал на ночлег не кажется Маду каким‑то особенным, снова они разжигают огонь и на палках развешивают рыбу для жарки. Когда их улов, наконец, надёжно установлен на конструкции из наломанных палок, Мад поднимает взгляд на Лиссу.
Сидя на поваленном дереве, она смотрит на огонь. Тёплый оранжевый свет очерчивает её подбородок, веснушчатый носик, а в глазах пляшут искры отражений.
– Надо возвращаться в Танош, – внезапно предлагает Лисса.
У Мада льдом сковывает сердце, и он едва находит силы спросить:
– Ты отказываешь мне?
– Я не об этом, – дёргает плечом Лисса. – Здесь начинается война, а мы из стана врагов. Надо возвращаться в Танош, там безопаснее. Надо найти наше посольство или торговый дом, они нас переправят.
Мад слышит только одно – «мы». Мы! Как много обнадёживающего для него в этом слове.
Потом доходит всё остальное, и радость притупляется.
– Я должен передать эту запись в Нарак. – Он похлопывает себя по груди, где за пазухой спрятан диктофон.
– У нас есть магия, но пользоваться ею мы не умеем. В Таноше есть шанс этому научиться. Научиться телепортироваться, защищать себя.
– Но это никак не приблизит нас к Нараку. Даже если выяснить, как телепортироваться между мирами, во множестве существующих миров я не смогу найти перевалочный пункт. Есть шанс, что я смогу пробить канал в Нарак, всё же я рождён там, но тогда мы, – он с надеждой смотрит на Лиссу, и она к его радости не возражает против этого «мы», – окажемся прямо в загоне с привлечённым магией Безымянным ужасом. Безопасно попасть домой можно только через перевалочный пункт, а я не знаю…
– Нюхач, – перебивает его Лисса. – Тот, кто выкрал меня из Таноша, может оставаться там и искать других одарённых.
– Или уйти в другой мир. Но… Нам надо научиться нормально пользоваться магией, ты права.
Этой ночью Лисса плотнее прижимается к Маду, а он… он не успевает даже осознать происходящее, как вдруг крыло прорывается сквозь его рубашку и, дёрнувшись, укрывает Лиссу.
Несколько мгновений Мад с замиранием сердца ждёт её реакции на эту неизвестную ей и может быть неприятную часть его тела.
– Знаешь, – Лисса, скользнув ладонью по шее Мада, зарывается пальцами в волосы на его макушке. – Кажется, мы дураки.
– В каком смысле?
Она молча пережидает очередную конвульсию земли, прежде чем ответить:
– У тебя крылья. Ты можешь выпускать их отдельно от рогов.
– И?
– С крыльями ты похож на дракона. А драконы тут повелевают всем. У них есть так называемое «право дракона» по которому они хватают всякое и избегают наказания. Если показывать крылья и называть какой‑нибудь драконий род, ты же сможешь записывать на его счёт наши расходы. Всё это время мы могли нормально питаться и спать в гостиницах, – хмыкает Лисса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– И правда дураки, – соглашается Мад, млея от скольжения пальчиков в его волосах, от дыхания Лиссы на его шее.
Но эти нежные пальчики быстро убираются с его макушки. И вдруг оказываются на перепонке крыла. Лисса осторожно поглаживает её изнутри, и всё тело Мада покрывается мурашками удовольствия.
