— Я вам привез таблетки. Двадцать штук.
— А зачем они мне, Алешенька? Я здорова.
— Профилактически. Этот вирус имеет свойство возвращаться — в двадцати пяти процентах. Бактерия сидит в женском бассейне и, когда провоцируется, он возвращается опять.
— А как это провоцируется?
— Вам сейчас показать?
Она улыбнулась:
— С удовольствием. — И прижалась крепче ко мне.
— Я думаю, что добропорядочным, дисциплинированным немцам это вряд ли понравится.
— Кого это волнует?!
— Вот как? — Я посмотрел с удивлением на нее.
— Я шучу, Алешенька, ну что вы такой серьезный!..
— Я не знал, что вы публичная актриса.
— Вы хотите меня обидеть? Не называйте меня так. С вами, в жизни, я никогда не играю.
— А если вы играете, говоря, что не играете?
— Алешенька, вы должны мне верить. Хотя я понимаю, это трудно… после случившегося. Но простите меня…
— Да, такая странная вещь случилась: чистая, честная, образованная девушка из аристократической семьи наградила меня венерическим заболеванием.
Я не мог успокоиться. От мыслей.
Она вдруг опустилась на колени, я едва успел подхватить ее и дернуть вверх.
— Я на коленях буду у вас молить прощения. Только не злитесь на меня. Так… Это очень больно — видеть, как вам больно. — Она обняла мою шею.
Сквозь ворсинки ее шубы я видел стеклянный кораблик, плывущий по реке. Берега великолепно ухожены и до другого — можно взять и доплыть.
— Хотите покататься по Рейну, посмотреть окрестности?
— Вы хотите повторить Лисс… С удовольствием. А где пристань?
Пристань в мире. Где же она…
— Думаю, в городе.
— О, это часа два ходьбы. Всего лишь, можем идти! — И она поцеловала меня в ухо, коснувшись языком.
Теперь плыл большой корабль, и сбоку к нему прилепилась баржа. Я не знал, что Рейн судоходен зимой. Впрочем, я много чего не знал. Хотя и делал противоположный этому вид.
Она повернулась:
— Пойдемте, я вам покажу ниже дорогие дома. У вас же есть дом, вам должно быть интересно.
— Был, трехэтажный… — Я вздохнул. — Но теперь…
— Там живут ваши золотые детишки.
Но после американских немецкие дома были неинтересны. Я вообще не любил Германию, хотя отдавал должное уровню жизни германцев.
Мы гуляли еще час, пока не замерзли окончательно.
— Вы думаете, Оскар вас напоит чаем?
Меня трогала ее забота.
— Судя по прошлому — сомневаюсь.
Я нашел какой-то немецкий трактир (вечером превращавшийся в пивную) и угостил ее немецким завтраком.
Она любила горячий обжигающий кофе. Как вся актерская профессия. Театра и кино.
К пяти часам Оскар проснулся и вспомнил, что у него гость. К вечеру должны были собраться родственники (не все), ради которых я и прилетел. Он познакомил меня с Вианой — такое маленькое, юркое существо, и я еще раз поразился «вкусам человеческим». (Впрочем, мой выбор…) Она, кажется, была беременна.
— Оскарик, дома ничего нет, а вечером придут твои родственники повидаться с Алексеем.
Начало было милое.
— Сейчас съезжу в гастроном, — сказал он без особой радости. — Как дела, Алешка?
— В двух словах или дать полный обзор?
Его — мои дела…
— Все понятно, — сказал он и ушел в спальню одеваться. Максима будить было без толку, он встал к семи вечера, когда еда уже дымилась на столе и кушать было подано.
— Оскарик сказал, что вы пишете книги, — вставила вежливо Виана. Моя грядущая родственница.
— Иногда.
— Я очень люблю читать.
Ну, слава Богу.
— Я как раз привез ему по экземпляру.
Я достал книги и подарил ей огромную коробку шоколадных конфет. Кузену я привез бутылку шотландского виски двенадцатилетней выдержки.
В германщине у них стало модно пить виски, а не водку. От водки «болела голова». Как сообщил мне неединоутробный брат Максим. Но то количество водки, которое он выпивал, — от этого заболела бы голова и у гиппопотама.
Она рассматривала книги.
— Может, вы хотите выпить чаю, пока я приготовлю что-нибудь?
Тая вежливо согласилась, попросив чашку кофе. Я отказался, сославшись на разницу во времени.
В доме Оскара я чувствовал себя очень скованно, как в клетке. Из которой мне хотелось вырваться на волю. Когда он жил в городе О*** пять лет назад и меня занесло к нему на неделю (я прилетел, чтобы повидаться с его папой, моим дядей, который все еще жил в Империи), между нами случилась пара очень неприятных инцидентов, которые я не хотел, чтобы повторялись.
Тая взяла одну из книжек и стала читать первые страницы, сев в кресло. Я оценил ее деликатность — она не хотела мешать нашему общению с Вианой, витал слух, что Оскар собирался на ней жениться. То ли она настаивала, так как была в положении.
Наконец и Максим проснулся. Те же, явление второе.
— Алешик, ты уже приехал?! Как это так это!..
— Ты уже не помнишь, что встречал меня с утра?!
— Разве? — Он обнял меня и поцеловал. Когда-то я любил своего брата, как Бога. — Сюсай, отчего так болит голова?
Тая улыбнулась краем рта, читая.
— Виачка, а пожевать у нас ничего не найдется?
— Я делаю кофе для Таи.
— И я его с удовольствием приму. Даже в двойном размере и с каким-нибудь «бутер-в-ротом»!
Виана ничего не ответила.
— Алешик, а чего ты такой грустный?
— Без созерцания твоих стройных глаз и фигуры.
— О, это твоему горю легко помочь. Сейчас развеселю, дай только поесть! А разве бывают «стройные глаза»?
— Нет, но стройные фигуры — бывают.
Тая подняла голову:
— Раз говорит писатель, — значит, бывают. И еще как!
Мы взаимно улыбнулись.
— У нее тонкое чувство юмора. А вот и кофий! Его дыхание прекрасно. — Максим потянул ноздрями.
— У нее профессия такая — театр Иронии. Должна по долгу…
— Быть юмористкой, — сказал Максим, и Тая пересела к нам, к мраморному журнальному столику. Максим уже ломал бока бутерброду.
— Алешенька, а что же вы будете, вы ведь с утра ничего не ели?
Виана поняла намек и сказала, что дома ничего нет, но скоро приедет Оскарик.
Он, видимо, должен был заменить мою еду.
— А я ему дам половину своей чашки кофе, — сказал Максим и очень меня этим растрогал. Мы обнялись и расцеловались опять. Все-таки это была моя кровь, хотя и по отцу только. Я все мечтал написать большую сагу «О клане» и только думал, где я возьму на это деньги и время. (Оказывается, уже — не «место и время».) На сагу ушел бы год, даже вчерне.
— Тайка, хочешь куснуть бутерброда? — спросил Максим.
Он не деликатничал особо.
— Нет, Максим, спасибо.
Я подумал, что это полный мудизм — сидеть посреди Германии трем взрослым людям и быть голодными.
Я бы уехал сейчас, если бы не родственники, которые собирались для встречи со мной.
К восьми вечера они стали съезжаться. Патриарх нашего поколения Георгий, напоминающий чем-то «коренного» акробата в четверке, стоящей на его плечах, сгреб меня и задушил в объятиях.
Мы не виделись пятнадцать лет. Он был последний, кто напоминал мне отца: я поцеловал его гладковыбритую щеку. Как у папы… Приехали еще несколько двоюродных братьев, с женами, с детьми. Даже приехала молодая новая родственница из К***, вышедшая замуж за одного из троюродных братьев, который окольными путями добирался в Германию. Все бежали из Империи куда глаза глядят. А некоторые — еще дальше. Кого я никогда не видел, звали Елена. Максим представлял мне новых родственников и детей, и начиналось познание друг друга. Всего собралось человек двенадцать. Я даже не представлял, что так разрослась наша семья на почве Германии.
Я подарил Оскару его виски, и он отвел меня в сторону.
— Какие планы, Алешка?
— Боевые. Если нетрудно, с утра, когда проснешься, съездить в город, чтобы я нашел какой-нибудь пансион или гостиницу, на неделю.
— Ты можешь жить у меня, никаких проблем.
Я чуть не поперхнулся.
— Спасибо. Во-первых, даме, я думаю, будет удобно…
— Кстати, неплохая телка, — перебил он.
— Во-вторых, у тебя тут своя девушка, да Максим сутками не вылазит.
— Это точно! — Он улыбнулся.
— Единственная просьба, найди что-нибудь с небольшой кухней, на рестораны и бары…
— Я знаю одно неплохое место. Договорились.
Больше в этот вечер мы ни о чем не разговаривали.
Стол был голодный. И мои старшие родственницы затеяли жарить картошку, чтобы накормить (хотя бы) Таю и меня. Максим всегда хотел есть, так что он включался в любую еду автоматически.
Зато виски и водка лились рекой, все привезли с собой по бутылке. Надеясь, что… К десяти вечера у меня уже плескалось в голове и я начал всех фотографировать — на память. За Таей ухаживал Оскар. «Моя лапка, — говорил он, — что тебе налить?» Тая перепила его легко.
