Нет, ну что это такое, всё-то он мне концерты устраивает, тоже мне, цыганочка с выходом.
— Если надо, пересажаю… А тебе конкретно что он рассказывал? Может, угрожал ему кто-то в последнее время?
— Был один случай… — пробормотал Рубилин, присаживаясь на ящик.
Глава 14
Мажорчик было закинул ногу на ногу, но, уловив на себе мой едкий взгляд, потупился и сел поскромнее. Даже втянул голову в плечи.
— Ну, рассказывай, — я подошел и хлопнул его по плечу, тот аж вздрогнул, — Что за случай?
— Парамонов как-то обмолвился мне, что на пенсию собирается, мол, устал, да и производство, по большей части, уже в теневой спектр переходит. Не привык он закон, якобы, нарушать, сказал, что не ради денег все изначально затеял, а ради развития фабрики. Но сами понимаете, сколько тут людей завязано, начиная с торговли и заканчивая министерством и правоохранительными органами. Устал, говорит, всем мзду платить, не для этого он хотел добротные пальтишки пошивать…
Толя сделал паузу и сглотнул. Слова ему давались с трудом.
— И что дальше? — вывел я его из размышлений. — Да ты не дрейфь, я тебя как информатора засекретить могу, давай выкладывай.
— Да, собственно, и все… Только я ему сказал, что не отпустят его так просто, система вся без него, как карточный домик порушится. Маховик раскрутился — не остановить. Он лишь вздохнул и так закивал, дескать, твоя правда, Анатолий. Вроде того, что придется ему эту лямку до самой смерти тянуть. И улыбнулся так грустно, будто прощался.
— Он, говоришь, предчувствовал свою смерть? — нахмурился я.
— Похоже на то…
— Если он — такой нужный элемент в махинациях для больших людей, то кто же мог его убрать?
— Так я-то человек маленький, — пожал плечами Толя, — мое дело — товар с нужными накладными принять, а потом отпустить по торговым точкам.
— Толя, не нервируй меня. Выкладывай.
— Да не знаю… Честно не знаю, — шмыгнул носом Рубилин. — Кто бы меня в такие подробности посвятил? Обычного завскладом.
— Он был знаком со Светлицким?
При упоминании фамилии несостоявшегося тестя мажорчика чуть перекосило, очевидно, вспомнилась ему моя обида — Варя и несчастная любовь. Похоже, что с моим появлением в городе дочь писателя совсем забыла о своем ухажере. Хотя после того, как она видела нас со Светой, и та расставила точки над «ё», может, все и вернется у них.
— При чем тут вообще Светлицкий? — пробурчал Рубилин.
— Вопросы здесь задаю я, Толя… Какой-то ты сегодня квелый, не как тогда, с ножичком в подворотне. Помни, что выкидуха твоя у меня, а пальчики на ней твои не один месяц могут оставаться. Если хранить, как полагается.
— Да понял я, понял, что вы меня пугаете все время, я же рассказываю…
— Это называется — мотивация, Толя. Рассказывай дальше.
— Да что тут. Конечно, Парамонов был знаком со Светлицким. Всеволод Харитонович когда в милиции служил, вроде как, даже занимался проверкой деятельности швейной фабрики. Дотошный он был, меня даже как-то раз проверял. Когда здесь только на должность поставили.
Я кивнул — пока всё сходилось.
— И как проверки?
— А никак. Ему по рукам дали, мол, не лезь, куда не просят, и он на пенсию ушел. Зато сейчас не жалеет нисколько, как сыр в масле катается, гонорары писательские — не чета милицейской зарплате, еще и знаменитость, да и взгляды он свои на жизнь немного поменял.
Анатолий звучно хмыкнул. Не то презрительно, не то грустно.
— В каком смысле?
— Ну, раньше он на меня как на преступника смотрел, как на злостного расхитителя социалистической собственности. Когда при должности был. А сейчас даже зеленый свет дал, когда я стал за его дочерью ухаживать. Только вы вот не вовремя на горизонте нашем с Варей нарисовались, товарищ милиционер.
Последнюю фразу он проговорил с мальчишеской обидой в голосе. Я только вздохнул — вот ведь конкуренция на ровном месте.
— Да не нужен ты ей, Толя… я тебе как мужик скажу, играет она с тобой. Но если тебе это нравится, то вперед. Я не лезу…
Глазки парня заблестели:
— Так вы не?..
— Нет, мы просто коллеги.
— А, тогда это не вам решать, нужен я или нет! — повеселел Толя, расправив плечи. — Я человек… обеспеченный, где она такого еще найдет? А? Да еще и в нашем-то городе…
— У нас, вроде, все равны, Анатолий, — ответил я лозунгом и хитро прищурился.
Кладовщик только многозначительно ухмыльнулся, мол, ничего вы не знаете, товарищ милиционер.
Но я знаниями своими не светил. Сейчас в СССР особенно чувствовалось так называемое «неравенство». Дело даже не в деньгах, прежде всего ценился блат и положение. По сути, нефтяник, зарабатывающий на северах вахтами, мог бы считаться богатым человеком, но нет. Ведь купить что-то стоящее без связей и своих людей было почти невозможно. И получалось, что даже от больших денег как бы и не было толку — красиво не заживёшь.
Впрочем, о матримониальных планах Вари мне говорить было неинтересно.
— А ты сам-то читаешь книжки Светлицкого? — выдал я следующий вопрос.
— Книги — это не мое, — замотал бакенбардами Толя. — Я больше фильмы люблю. Всеволод Харитонович даже немного обижался на меня, что я ни одного его романа не прочитал. А что мне его сочинения? Пробовал, скукота… Но вот один все-таки до половины осилил, да и то бросил. Нет в нем жизненности, что ли.
— А что не так?
— Ну, в том романе убили бабку какую-то кинжалом, а потом убийцу искали. Вот и вся интрига.
Он презрительно отмахнулся. Я решил уточнить, интерес-то был вовсе не праздный:
— Нормальная интрига, тебе разве не интересно было узнать, кто убийца?
— А если мне бабку не жалко? Нет сожаления, и получается, что и читать неинтересно.
— Кинжалом, говоришь, там убили?
— Ага… старинным, такой же вот висит у Всеволода Харитоновича в кабинете. Наверное, он с него и писал. Красивая вещь. Я как-то хотел его посмотреть, но тот не разрешил даже в руки взять, так показал мне, со стороны. Да настроение у него неважное было. Все шипел, что плохо ему клинок отполировали.
— Кинжал? Кто отполировал?
— Да я ж откуда знаю. Вы у него лучше спросите. Говорил, что отдавал какому-то поклоннику своих книг. Кустарному мастеру ножей.
— Когда отдавал? — насторожился я. — Куда?
— Не знаю…
Но Толя задумался, а потом, почесав щеку и напрягши извилины, проговорил:
— Так в прошлый вторник. Ага, точно, я у Вари как раз в гостях был, заметил, что не было кинжальчика на месте, он на стене в кабинете висит. Кабинет обычно заперт, но когда Свтелицкий дома, дверь открыта и хорошо просматривается. И вот на следующий день он уже был на месте, кинжал, я тогда и попросил его посмотреть. Еще и уточнил у Всеволода Харитоновича, не этот ли ножик в книге у него описан, которую я читаю.
Он снова многозначительно хмыкнул.
— Мне-то по фиг было, он или не он. Я это с умыслом спросил, чтобы намекнуть, что книжки его читаю. Свой человек, вроде…
Он поводил в воздухе рукой, да и вообще заметно расслабился и наслаждался мыслью, какой он умный и хитрый. Я ему не мешал.
— А Светлицкий что?
— Ответил «да», что с него орудие убийства списывал. Я было обрадовался, что козырнул перед отцом своей девушки, а он такой прожженный оказался. Поспрашивал меня по роману, убедился, что я его не дочитал, а другие книги и вообще в глаза не видел — прямо чуть ли не экзамен устроил. Немного даже насупился, хотя виду старался не подавать.
Прошлый вторник… я задумался. Блин! Это же как раз в ночь на убийство балерины. Которую пришили подобным двухлезвийным клинком! Интересно девки пляшут, ещё чуть-чуть — и сцену вспашут…
— Толя… — я положил ему руку на плечо и чуть сжал пальцы. — А Всеволод Харитонович не говорил, какому мастеру отдавал? Вспомни, это очень важно…
Тот удивленно на меня посмотрел.
— Не-а, да я и не спрашивал. Зачем мне?
— Кто это мог быть? Думай, Анатоль, думай…
