— А-а, есть такое… Меня больше девушки интересуют. Смотрите! Вон еще одна… У-ух, какие ножки!
— У нее кольцо на пальце, она замужем.
— Ничего себе вы разглядели!
— Так блестит на солнышке, — пожал плечами я.
Что сказать, за многие годы зоркость к деталям стала моей второй натурой, на которую, впрочем, я не жаловался. Но и Саша не унывал.
— Ну, такие красотки редко бывают одни, — водила многозначительно подмигнул, — зато часто они бывают одинокими.
— Все, приехали, тормози…
— Тут? Возле парка?
— Да.
— Здесь же нет ничего. Ни домов, ни учреждений. Куда приехали?
— Саша, твое дело баранку крутить, вот и крути, а вопросы оставь для следователя.
Резковато я его осадил, но он не обиделся.
— Да я просто спросил, — миролюбиво пожал плечами парень.
— Жди меня здесь.
— А вы скоро? Я успею в ларек сгонять за мороженным?
— Нет. Тебе ответственное задание будет. Смотри в оба, будь настороже… Когда из парка выскочит маньяк — стреляй по ногам. Понял?
— Какой маньяк? — раскрыл рот водитель. — У меня же пистолета нет…
— Монтировку достань тогда, бей по коленям, в сустав. Только смотри, не упусти и сам не подставься. Ты мне ещё нужен, чтобы баранку крутить.
— Может, я лучше с вами пойду? — охнул Саша. — А как я его узнаю?
— Известно как, морда перекошена, в руках нож, на губах пена.
— Шутите⁈ — с облегчением выдохнул парень. — Нет здесь никакого маньяка! Да⁈
— Конечно, нет. И не было… кто тебе вообще сказал, что мы маньяка ловим? Мы в Литейске сомнительный суицид расследуем.
— Да никто… — пожал водила плечами. — Слухи просто по УВД ползут.
— Не верь слухам, Саня, верь фактам. Все, я пошел, а ты на всякий случай монтировку-то возьми. Мало ли…
Я зашагал через парк к нужному адресу. Саша был прав — тут действительно ничего такого не было. Я не хотел, чтобы Лосев знал о моих передвижениях, поэтому и сказал остановить машину в ничем не примечательном месте. Остаток пути решил пройти пешком через парк. Может, конечно, паранойя, но я решил перестраховаться… и Сашок этот, вроде болтлив и с виду прост, как пять советских копеек, но глаза у него умные, точь-в-точь как у пинчера.
Вот и нужный дом. Я огляделся и уставился на цифру, намазюканную через трафарет на жестяной табличке.
Блин! А адрес-то знакомый! Парковая 13! Продавец номер дома не назвал, сказал, что за парком сразу вдоль улицы — ближайший, второй подъезд, второй этаж направо. Да ну на фиг! И подъезд тот же… Опять совпадение?
Ну ладно, не призрак же меня тут поджидает. Да и убийца — тоже вряд ли.
Я зашёл в тот самый дом и тот самый подъезд, где проживал Парамонов. Сам я раньше не был здесь, только знал о нем из материалов дела. Это Горохов и Катков на квартире дополнительный осмотр делали. Они рассказывали, что там еще понятой у них был шустрый, Сёма Кондейкин — заводской станочник, сосед Парамонова сверху.
Так! Если второй этаж и направо, это получается… — я поднялся на нужную площадку и, чуть подумав, позвонил в дверь.
Послышались приглушенные шаги, щелкнул замок, и на пороге появился узнаваемый персонаж в тельняшке и в трико с пузырями на коленях. Сёму я не видел лично, но по ёмким описаниям Каткова узнал его как родного. Получается, это он у нас мастер клинков? Тактика тогда меняется, я не стал притворяться клиентом от Прохора, а сразу сунул ему корки под нос.
— Что же ты, Сёма, натворил? — укоризненно качая головой, я шагнул внутрь и прикрыл за собой дверь.
Тот хлопал на меня глазенками, раскрыв рот с просветами вместо пары передних зубов.
— В чем дело, гражданин начальник? — пятился хозяин квартиры.
— Нехорошо вышло… Нож, который ты изготовил… Им человека убили, гражданин Кондейкин.
— Как — убили?
— А вот так… Вчера ты отдал ножичек одному типу, так он потом им в проулке вечером одного своего недруга прирезал. От уха до уха рана по горлу.
— Ничего я вчера не отдавал, — залепетал Семен. — И вообще, не было у меня заказов таких готовых на вчера…
— Точно не было? — сощурил я глаза, а Сёма под моим взглядом бессильно опустился на диван.
Он так и пропятился под моим натиском до комнаты, и теперь мы находились посреди зала. В комнате всего ничего — телек, обшарпанная мебельная стенка, торшер с зеленым абажуром на прожженном папиросами паласе, на окне — кривой фикус, под сенью которого вместо удобрений белели смятые бычки.
Я привычно оглядел окурки, все одной марки и без следов помады. Один живет.
— Точно не было, — рука Сёмы потянулась перекреститься, но он остановил ее, — зуб даю!
— Сомнительное заверение, учитывая дефицит твоих верхних резцов.
— Чесслово! Я свой последний нож изготовил аж месяц назад! А сейчас только подрихтовал один кинжальчик на днях, да и все…
Сёма прикусил язык, понял, что сболтнул лишнего, все-таки за кустарное изготовление холодняка уголовная ответственность предусмотрена.
Но я сделал вид, что не обратил внимания на его признание, и продолжил:
— Какой такой кинжальчик?
— Всеволод Харитонович мне принес! — с жаром стал рассказывать мастер, чуя, что разговор уходит в удобное для него русло. — Там все легально, гражданин начальник, кинжал этот ему подарили, он старый, как помет динозавра, и оформлен у него, наверное, как-то. Это ж человек-то серьезный.
— И что ты с ним делал, с кинжалом этим? Если старинный… Ты же не реставратор.
Сема сел поровнее и принялся рассказывать, явно садясь на своего любимого конька:
— Оружие — оно уход любит, а его давно никто не обслуживал. Ну так и вот. Заточку на лезвиях подвытянул, скос подправил. Полирнул клинок, обычная работа. Марафету, так сказать, ему навёл.
— Глянь, этот кинжал?
Я достал вырванный Федей из библиотечной книжки листок, где был запечатлен Светлицкий в своем кабинете, а на стене висела реликвия. Светлицкого я обрезал, теперь не было видно, что иллюстрация взята из книжки.
— Вроде, похож… — пробормотал Сёма. — Тут не слишком видно, качество не очень, типографией, что ли, у вас отпечатано?
— Так вроде — или он?
— Да, точно он. Вот, посмотрите, еще камушек этот с ножен отвалился. Инкрустация хренова… Всеволод Харитонович после этого сильно злился. Я говорил, что все исправлю, а он слушать не захотел, сказал, что руки у меня не из того места, и такую работу он доверит лучше ювелиру. Да я бы этот камушек в два счета прилепил на место! У меня и клей есть! Верите? Вот книжки Светлицкий интересные пишет. А в людях, поди ж ты, не разбирается…
— А ты, значит, романы читаешь? Не похож ты на книголюба!
Кондейкин чуть ли не прыснул.
— Да я что? Это Зинка, моя бывшая, один раз книжку его домой притараканила, а я с похмелья был, сам не свой, вот сдуру и принялся читать, сроду ведь такой ерундой не занимался. Последнюю книжку — в школе по программе прочитал, Толстого «Му-му» называется. Жалко зайцев было… А тут как обухом по голове! Бац! И открыл для себя будто мир новый — сыщики, трупы, в общем, милота лютая. Я потом все книги Всеволода этого Харитоновича прочитал, в библиотеку даже записался. На встречу с читателями к нему ходил, там мы с ним и познакомились.
— Ясно… и долго этот кинжал у тебя был?
— Так все выходные и до вторника, а что? Неужели Всеволод Харитонович на меня заявление накатал? За порчу имущества? За камушек этот, прости господи грехи мои, кому он нужон?
Я слегка нагнулся над ним.
— Заявления нет, но о нашем разговоре — никому. Понял? Иначе я ведь вспомню, что за изготовление холодного оружия у нас статья 218-я предусмотрена.
Кустарный мастер похолодел, сжал худые и твердые руки.
— Да я что? Я же не корысти ради! Большим людям ножи делаю… Не уркам каким-нибудь.
— Большим людям, говоришь? Кому, например?
Большинство фамилий, которые мне назвал Кондейкин, мне ничего не говорили. Но я все их записал в блокнот.
Я уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг на зеркале в прихожей увидел перчатки. Вроде обычные, а вроде и нет. Коричневые такие, потертые. Сразу не понял, почему вообще глаз у меня за них зацепился, а потом дошло! Ешкин-матрешкин! Они же замшевые…
