– Ум-гу, – сказал Гаврилин, заедая ожег печеньем.
– Вот это ты правильно – перед рестораном всегда нужно поесть. Меньше денег уходит.
– Кстати, о ресторанах. Так это почему у меня нет головы?
– А кто говорил, что у тебя головы нет? Вон какая здоровая. Шестидесятый размер, небось.
– Шестьдесят первый.
– Вот именно. Голова у тебя есть, ума у тебя нет.
– Если я снова спрошу почему, вы опять ответите…
– Ты помнишь, сколько на дворе градусов?
Гаврилин покосился в окно:
– Много.
– А если ты нацепишь галстук – будет в два раза больше.
Это да, это правильно, носить сейчас галстук – это проводить самоудушение в течение нескольких часов. Гаврилин и сам это знал, но такие перепалки входили в обязательную программу поддержания с бабой Агатой хороших отношений. Бабе Агате сейчас тяжело, она волнуется о муже, не спит ночами и пытается вытянуть на себе все хозяйство. В первые дни Гаврилин попытался помочь хозяйке, но она быстро ему объяснила, откуда у курортников растут руки и куда им (курортникам) их (руки) нужно засунуть.
Такие разговоры – единственное, что воспринимала баба Агата в качестве соболезнования. Гаврилин понял это быстро, и проблем с хозяйкой у него не возникало в принципе. До сегодняшнего дня. Попытки выяснить у нее подробности о Марине вызвали у бабы Агаты реакцию бурную и неоднозначную.
Постепенно, когда первый напор ослаб, Гаврилин начал потихоньку овладевать информацией, сразу же примеряя ее к своему тяжкому случаю. И по мере поступления этой самой информации, Гаврилин понимал, что разобраться во в сем будет еще сложнее, чем он предполагал.
Проститутка. Когда Гаврилин ляпнул это слово, баба Агата замолчала. Помолчала минуты полторы, а затем почти спокойным голосом поведала изумленному Гаврилину свою версию принципов функционирования мужских мозгов.
– Ну, а как ее еще называть, если она с мужиками за деньги…
– Ну да, лучше, чтобы она с вами бесплатно. Или еще даже приплачивала.
Гаврилин решил о пятидесяти долларах не распространяться. По поводу генерала Гранта у него будет разговор с виновницей торжества. Но чтобы этот разговор был продуктивным, нужно было еще поспрашивать бабу Агату.
Потом оказалось, что Марина не то, чтобы совсем проститутка. Вернее, уже не проститутка, а… Баба Агата назвала этот род занятий старшей по девочкам. Потом снова замолчала. Гаврилин было решил, что разговор окончен, но баба Агата присела на край стула в комнате Гаврилина и неожиданно спокойным и каким-то ласковым голосом сказала:
– Думай что хочешь. Одно запомни – тот, кого Марина выберет… Если ее кто из мужиков поймет… Да что с тобой говорить, не дорос ты до нее.
Баба Агата махнула рукой и ушла на кухню. Через несколько минут за ней отправился Гаврилин со своим вопросом о галстуке.
Допивая чай, Гаврилин покосился на часы. С учетом местного общественного транспорта у него еще оставалось немного времени на приготовления. Легкие серые брюки и серая же рубаха – демократично и со вкусом. Это для ресторана. А для начальства…
А начальству придется рассказывать, что ко всем своим благоглупостям в кафе, ему удалось завязать роман с… со старшей по девочкам и даже заработать на этом пятьдесят долларов. Дались ему эти доллары.
И вот интересно, что начальство ему на это скажет. Гаврилин не торопясь оделся в своей комнате, тщательно причесался, рассмотрел себя в зеркало. И засмеялся. Искренне и громко. Идиот. Кретин. Ангел залупоглазый. Дятел. Цельный день ломает себе голову над тем, что сказать начальству и только к самому вечеру до него доперло, что начальство наверняка обо всем в кафе знает лучше его. Это ведь начальственный голос по телефону повелел ему сидеть в кафе в ожидании черт знает чего. А теперь даже Гаврилин понял, что дожидаться было велено именно этой стрельбы. Выходит, начальство опять все знало наперед. И кто же тогда была эта пара со стволами?
– Я уже ушел, – сказал Гаврилин бабе Агате.
– Скатертью дорога. Не загуляй там. Ключ я положу под порог.
– Я вас тоже очень люблю, – сказал Гаврилин и вышел на улицу. Автобуса не было.
Гаврилин не торопясь прошел по дороге, покрытой мелкой как пудра пылью. Жарко. И ночью будет жарко и душно. И утром. Хоть бы ветерок. Самый легкий.
Народу на остановке много – автобуса не было давно. Давно – по местным меркам это с полчаса. Что поразило Гаврилина в первый же день приезда – относительная регулярность движения автобусов. А кроме этого – чистота улиц и отсутствие нищих.
Ни разу не удалось Гаврилину за две недели пребывания в городе насладиться бессмертным рефреном вагонов и вокзалов: «Люди добрые, извините, что обращаюсь к вам…». И так далее. Нету у них в городе нищих. Город всеобщего благоденствия. А пьяные – есть. Слава Богу, а то вообще можно было решить, что все в этом мире перевернулось.
Гаврилин остановился чуть в стороне от основной группы ожидающих автобус. Какая-то апатия. Слишком всего много для одного дня. Вот когда действительно поверишь в заявление одного из преподавателей о том, что случайностей на свете не бывает.
Нет, иногда, конечно, случаются совпадения, но вы, герои невидимого фронта, все равно должны воспринимать их как чьи-то возможные происки. Естественно, враждебные.
Вот бабка на него взглянула – возможно, скрытый враг. Два парня с девочкой и гитарой на него не смотрят – точно, скрывают свой к нему враждебный интерес. А вот тот мужик с газетой…
Блин. Чтобы не сказать сильнее. А его я знаю, подумал Гаврилин. Отличительными чертами этого мужика является любовь к пиву, прессе и умение быстро исчезать из кафе, в котором происходят убийства.
Что там говорил преподаватель о случайностях? Не бывает. Надо подозревать злой умысел. Гаврилин отвел от мужика взгляд. Со звонком придется подождать. Автобус тоже лучше пропустить. Если сейчас мужик спокойно сядет в автобус (вот, кстати, и он) можно будет поймать частника и доехать до центра на машине. А если мужик в автобус по какой-либо причине сесть передумает – тогда придется поломать голову над этой проблемой.
Гаврилин прогулочным шагом двинулся к автостоянке. А что, собственно? Может быть нам не хочется трястись в переполненном жарком автобусе?Может быть мы предпочитаем ездить в жарких «жигулях»?
Автобус загрузился и со скрежетом и ревом покатил в сторону центра, оставив после себя облако копоти и пыли.
Рассмотреть сразу – остался кто на остановке или нет, не удалось. Потом Гаврилин увидел силуэт, движущийся сквозь клубы пыли и вначалепочувствовал, а потом узнал приближающегося.
– Вас подвезти до телефона, господин Гаврилин? – спросил подошедший, – я так и подумал, что в автобус в моем присутствии вы садиться не будете.
Твое счастье, подумал Гаврилин, что без пистолета хожу. А то бы уже минут пятнадцать как стрелял. Ну почему так любит начальство ставить его в дурацкое положение? Или это само собой получается, случайно? И что там говорил преподаватель о случайностях?
Подошедший расценил залегшую паузу как требование пароля:
– Вы случайно не сын Леонида Матвеевича?
– Сын, младший.
– У вас еще, кажется, есть брат?
– Ошиблись, у меня сестра.
– Да, точно, сестра. Меня вы наверняка не помните – я был в гостях у вас, когда вам только-только исполнилось десять лет. Но узнал вас сразу – вылитый отец.
А дела идут совсем хреново. То есть, почти полный песец. Приятель отца мог появиться только в самом крайнем случае.
– А я вас помню, – закончил ритуальный диалог Гаврилин, – вы приятель отца, вот только имя-отчество забыл.
– А мы с вами тезки. Меня зовут Александр Иванович. Вот ведь как тесен мир – такая встреча. Так вас подвезти?
– Да, – хмуро сказал Гаврилин, – у меня важный телефонный разговор. По-видимому, с вами, Александр Иванович.
Старый приятель отца двинулся к стоявшей неподалеку красной «девятке». Гаврилин посмотрел по сторонам и тоже пошел к машине. Похоже на то, что двухнедельная преамбула уже закончилась и с минуты на минуту начнется амбула. От слова «амба». Нервных и женщин просьба покинуть зал. Смертельный номер, исполняется впервые. Мной. Гаврилин обреченно вздохнул и сел на переднее сидение возле водителя.
– Дверь сильнее прихлопните, – сказал Александр Иванович, и после того, как Гаврилин это требование выполнил, спокойно добавил, – а теперь рассказывайте.
Суета
Король приказал собрать людей Мастера и людей Мастера собрали. Большей частью они сами пришли к месту объявленного сбора и после непродолжительных расспросов приступили к розыску своих коллег по бригаде. Тех, которым было чего опасаться.