Мы поплыли на яхту; Пэтчи высоко держал винтовку над набегающими волнами, Хемингуэй плыл на спине, подняв игуану над водой, а я болезненно морщился, когда соленая вода окатывала ссадины на моих плечах и спине. На борту последовали охи и ахи по поводу размеров ящерицы, мы отпраздновали событие, выпив по банке пива, и уложили игуану в ящик для рыбы. Подняв якоря, мы завели машины и выплыли из пещеры навстречу сильной волне.
Шторм настиг нас через три мили. Хемингуэй велел мне спуститься в носовой кубрик, достал аптечку и смазал мне спину. Потом он вынул из буфета дождевики, и мы поднялись на палубу в тот самый момент, когда судно захлестнул первый шквал.
Следующий час мы пробивались на северо-восток. Яхту непрерывно бросало вверх и вниз. Ибарлусия спустился в каюту и лег на койку, Гест с бледным лицом сидел на верхней ступеньке трапа. Мы с Фуэнтесом привязались по обе стороны крытой рубки и смотрели на вздымающиеся волны, а Хемингуэй искусно управлялся с румпелем.
У меня возникло ощущение, будто бы именно в этой обстановке Эрнест Хемингуэй, человек, которого я до сих пор видел только в разнообразных позах, под вымышленной личиной, — по-настоящему чувствует себя в своей тарелке.
Волны становились все выше, «Пилар» продиралась сквозь них, разбрасывая тучи брызг, почти заслонявших вид из иллюминатора рубки, но Хемингуэй комментировал происходящее спокойно и хладнокровно. Ливень барабанил по крыше над головой, открытая палуба за нашими спинами стала скользкой от воды.
— Еще час или около того, и мы увидим... — заговорил было писатель и тут же умолк. Мы вышли из бурлящей воды на более спокойный участок моря, однако с трех сторон над океаном носились сплошные стены дождя. Хемингуэй вынул бинокль и посмотрел на северо-восток. — Будь я проклят, — пробормотал он.
— Que? — осведомился Фуэнтес, высовываясь из рубки и вглядываясь в тучу брызг. Яхта вползала на гребень очередной высокой волны. — А, все ясно... сам вижу.
Сначала я увидел огни, вспыхивавшие примерно в миле от нас и почти терявшиеся среди молний. Я решил было, что это сигналы Морзе, но понял, что ошибся. Справа, милях в трех от нас, виднелся большой силуэт, почти скрытый подвижными стенами дождя. На первый взгляд мне показалось, что, судя по размерам, это эсминец, но обводы корпуса исключали это предположение. Слева, уходя прочь от нас и большого корабля, мелькала едва заметная полоса серого металла, вздымавшаяся над серой водой на фоне серых облаков.
— Будь я проклят! — Хемингуэй не скрывал радости и возбуждения. Он передал бинокль Фуэнтесу и открыл дроссели обоих двигателей на две трети, с такой силой врезавшись в волны, что Геста едва не сбросило с трапа, а из носового кубрика донесся вскрик Ибарлусии.
— Ты видел, Лукас? — спросил Хемингуэй, передвигая рукоятки еще на деление вперед.
Фуэнтес протянул мне бинокль. Я попытался сфокусировать взгляд на большом корабле, но из-за волн и качки это было трудно сделать.
— Да, — сказал я минуту спустя. — Что-то вроде огромной яхты. Впервые вижу частное судно такого размера.
Хемингуэй покачал головой.
— Ты не туда смотришь. Повернись налево. Видишь силуэт, пересекающий линию шторма?
Я навел бинокль, поймал в поле зрения силуэт, потерял его, потом нащупал вновь.
И вытаращил глаза.
— Это подводная лодка, — в полный голос произнес писатель. — Нацистская субмарина. Ты заметил форму ее ходовой рубки? Видишь номер на ней? Немецкая субмарина. Она сигналила яхте. И я собираюсь ее поймать.
— Яхту? — спросил Гест, поднимаясь на мостик с раскрасневшимся от возбуждения лицом.
— Нет, Волфер, — ответил Хемингуэй, вновь передвигая вперед рукоятки дросселей. Он взял у меня бинокль и навел его на рубку подводной лодки. — Мы поймаем и возьмем на абордаж вот эту субмарину.
Глава 9
— Зачем тебе информация о «Южном кресте»? — спросил Дельгадо.
Мы встретились на заросшей грунтовой дороге к югу от Сан-Франциско дель Паула. Старая заброшенная ферма осела к земле, словно плавясь на солнце. С покрытого сорняками поля на нас с дружеским подозрением взирал одинокий ослик. Мой велосипед стоял у разбитого забора. Дельгадо прислонил свой старый мотоцикл к телефонному столбу без проводов.
— В согласии с инструкциями господина Гувера, — сказал я, — вы обязаны поставлять мне все необходимые сведения, не спрашивая, зачем они требуются.
Дельгадо посмотрел на меня мертвенным непроницаемым взглядом. Несмотря на жару, он надел поверх нижней рубашки дорогой кожаный жилет с пуговицами, столь же выразительными, как его глаза.
— Когда тебе нужны эти сведения? — спросил Дельгадо.
В этом и состояла главная трудность. Чтобы получить из Вашингтона ответ на стандартный запрос, в Мексике, Колумбии и Аргентине обычно приходилось ждать около десяти дней. Если требовались особые документы, ожидание растягивалось на месяц и более. Как правило, ко времени их прибытия мы уже приступали к другим делам. В данном случае «Южный крест» вполне мог покинуть порт еще до того, как мой запрос будет удовлетворен.
— Как можно быстрее, — ответил я.
— Завтра во второй половине дня, — сказал Дельгадо. — В явочном доме, в семнадцать ноль-ноль.
Я промолчал, хотя сомневался, что информация может достичь Кубы к завтрашнему вечеру. Даже если она поступит... то каким образом? Через курьера? Зачем посылать секретные данные с нарочным для агента, ведущего заведомо тупиковое дело? В конце концов, кто же он такой, этот Дельгадо?
— Только о яхте? — спросил он, делая пометку в крохотной записной книжке на пружине.
— И обо всем, что непосредственно касается ее, — добавил я. — Любые данные о расследованиях в отношении экипажа, владельцев... все, что может оказаться полезным.
Дельгадо кивнул, подошел к мотоциклу и забрался в седло.
— А что бы стал делать твой писатель, если бы догнал субмарину, Лукас? — спросил он.
Я вспомнил о безумной гонке по бурному морю, о серой ходовой рубке, которая исчезала то в волнах, то в пелене дождя, вспомнил, как Хемингуэй стоял на мостике с каменным лицом, широко расставив ноги и до такой степени открыв дроссельные заслонки, что мне казалось, будто бы корма или нос «Пилар» вот-вот отломится на волнах, брызги, насквозь промочившие яхту и всех, кто на ней был... Все мы — Пэтчи, Уинстон Гест, невозмутимый Фуэнтес, даже я — ревели от восторга, подгоняя криками яхту, словно лошадь на ипподроме. И вдруг подлодка исчезла, окончательно и бесповоротно.
Хемингуэй разразился проклятиями, ударил по переборке ладонью и дал полный назад, разворачивая нос к северу и сокращая дистанцию между «Пилар» и огромной яхтой. Он велел Фуэнтесу посмотреть в бинокль и прочесть название корабля на его корме.
— Вздумай вы приблизиться к субмарине вплотную, — продолжал Дельгадо, — она подняла бы вас на воздух.
— Да, — отозвался я. — Значит, завтра, в пять? Я постараюсь быть на месте.
Дельгадо улыбнулся и завел двигатель.
— Кстати, — прокричал он, — ты заметил «Бьюик» с двумя людьми, которые следили за вашим отправлением из порта?!
Он стоял на вершине холма над Кохимаром.
Я заметил «Бьюик». Его укрыли в тени, поэтому даже через бинокль я смог рассмотреть только два неясных силуэта на переднем сиденье — один высокий, другой коротышка, как было и в прошлый раз. Бим и Бом.
— Водителя я не разглядел, — продолжал Дельгадо, — но пассажиром был плешивый горбатый карлик. Тебе это ничего не напоминает?
— Вы шутите, — сказал я. — Мне казалось, его перевели в Лондон.
— Его действительно перевели, — ответил Дельгадо и повернул рукоятку газа так, что теперь ему приходилось кричать еще громче. — Я никогда не шучу!
«Плешивым горбатым карликом» был не кто иной, как Уоллес Бета Филлипс, знаменитый руководитель латиноамериканского отделения военно-морской разведки США. Филлипс действительно был лыс и сутул, но никак не карлик — просто человек невысокого роста. Я участвовал в нескольких операциях в Мексико-Сити, которые разработал и возглавлял Филлипс, и относился к нему с искренним уважением. Под его руководством BMP, OPC, ФБР и тогда еще неоперившаяся британская КСК начали работать против нацистских агентов в Мексике как единая команда. Всю зиму 1941 — 1942 годов Филлипс настаивал на расширении сотрудничества агентств, несмотря на то что Гувер требовал прекращения деятельности КСК в Западном полушарии и ограничения ответственности BMP исключительно морскими вопросами. После решительной схватки в Вашингтоне, в ходе которой Гувер окончательно прибрал к рукам OPC и все прочие контрразведывательные службы Запада, местные агенты ФБР перехватили у Филлипса бразды власти.
Несколько последних месяцев, завершившихся весенним провалом двух операций, агенты Филлипса в Мексике, а также в остальных странах Латинской Америки подвергались все более настойчивому давлению со стороны Гувера. В апреле я получил приказ следить за людьми Филлипса, которые совместно с агентами Донована охотились за последними немецкими шпионами в двух крупнейших морских портах Мексики. Вскоре Гувер напрямую обратился к Рузвельту, потребовав ликвидировать КСК и наказать Филлипса за сотрудничество с этой организацией.
