– Сказал? – посмотрел в упор на Невидимого полицеймейстер.
– Точно так, сказал, – подтвердил Невидимый, продолжая душевно улыбаться. – Когда трактирщик предложил господину Огонь-Догановскому за пса сто рублей, тот возмутился и заявил, что пес – чистокровный брюссельский гриффон. И добавил, что такие собаки стоят в Европе до тысячи рублей за штуку и даже еще больше.
– А что трактирщик? – спросил Якоб Карлович.
– Он сказал, что мы не Европа.
– Это верно, – заметил полицеймейстер Данзас, вздохнув малость. – Мы – не Европа…
– Потом объект, то есть Огонь-Догановский, заявил трактирщику, что приобрел собачку за четыреста рублей, в то время, когда она стоила шестьсот. И сказал, чтобы трактирщик побоялся Бога. Ну, мол, мало ста рублей за собачку, которая куплена за четыреста.
– Да понял я, понял…
– А потом они стали торговаться и сошлись на двухстах рублях. И трактирщик их отдал…
– Ясно, – подвел итог доклада Невидимого Якоб Карлович. – Налицо введение в заблуждение одного лица другим, причем господин Огонь-Догановский сделал это дважды. Первый раз, когда сказал, что это брюссельский гриффон, а второй раз, когда сказал, что купил пса за четыреста рублей… Что ж, теперь у меня имеются основания завести на эту парочку уголовное дело о мошенничестве.
* * *
– Побойтесь Бога, милейший Якоб Карлович! – Алексей Васильевич Огонь-Догановский, казалось, был крайне удивлен. – Какой брюссельский гриффон, какой трактирщик?
– Вы запамятовали, любезнейший Алексей Васильевич, – сахарно улыбался полицеймейстер Данзас. – Не далее как вчера вы продали бездомного дворового пса за двести рублей.
– Вы с ума сошли! – крайне обескураженно ответил Алексей Васильевич. – Дворового пса за двести рублей! Какой же идиот его купит? Как можно?!
– Оказывается, можно, – усмехнулся полицеймейстер Данзас. – Ежели умеючи…
– Это как, позвольте вас спросить?
– А вы не знаете и не ведаете? – в упор посмотрел на Огонь-Догановского Якоб Карлович.
– Ни сном ни духом, ваше сиятельство, – с удивлением в глазах пожал плечами Алексей Васильевич. – Просветите, будьте так любезны.
– Извольте, – уже недобро усмехнулся полицеймейстер. – Надобно просто выдать дворнягу за породистого пса.
– И всего лишь? – казалось бы, несказанно удивился Огонь-Догановский.
– Именно, – не обращая никакого внимания на удивление собеседника, подтвердил Якоб Карлович.
– Да как это можно? – продолжал удивляться Алексей Васильевич. – Неужто нельзя отличить дворняжку от породистого пса?
– Отличить-то мо-ожно, – протянул полицеймейстер. – Но вот когда вас убеждают, что собака очень ценной породы, то, бывает, дворняжка идет, скажем, за брюссельского гриффона. Ни много ни мало!
– Да вы что? – Казалось, удивлению Огонь-Догановского не было границ.
– Именно. Особенно когда об этом говорят два самых разных и на первый взгляд не знакомых друг с другом человека.
– Не знал, – покачал головой Алексей Васильевич. – Впрочем, я в собачьих породах не разбираюсь.
– Ага. Стало быть, вы по другой части?
– Именно, – улыбнулся Огонь-Догановский.
– Карты, – медленно произнес полицеймейстер Данзас.
Алексей Васильевич согласно кивнул головой:
– Именно. Карты – моя страсть с детства…
– Ну, хорошо, – стер с лица улыбку Якоб Карлович. – Мой визит к вам связан с началом официального дознания по уголовному делу о мошенничестве. Так что имейте это в виду.
– Я, конечно, буду иметь это в виду, но позвольте спросить, по какому такому делу? И в отношении кого?
– В отношении вас, милейший, – отчеканил каждую букву в словах полицеймейстер Данзас.
– Меня?!
– Вы удивлены? Именно вас, – снова в упор посмотрел на собеседника Якоб Карлович. – Вы со своим подельником господином Давыдовским ввели в заблуждение с целью извлечения противузаконной прибыли господина Гвоздя Ивана Трифоновича, владельца лучшего трактира в Поречье. Заблуждение это состояло в том, что вы и господин Давыдовский выдавали указанному господину Гвоздю обыкновенную дворовую собаку за породистого пса. Конкретно, за брюссельского гриффона. И продали его господину Гвоздю за двести рублей, как этого самого гриффона, хотя красная цена этому псу – две копейки без полушки. А потому, милостивый сударь, я принужден открыть против вас обоих уголовное дело, которое, согласно Уложению о…
– Простите, а господин Гвоздь – это кто?
– Я уже сказал: господин Гвоздь, Иван Трофимович, держатель и владелец трактира в городе Поречье. Лучшего трактира, заметьте.
– Но я не знаю никакого Гвоздя, – развел руками Алексей Васильевич с крайним удивлением на лице.
– Так уж и не знаете? – прищурился Якоб Карлович.
– Так уж и не знаю, – упорствовал Огонь-Догановский.
– Ну, впрочем, вы его можете и не знать, – согласно произнес полицеймейстер Данзас. – В конце концов, чтобы продать шелудивого бездомного пса как породистого, вовсе не обязательно спрашивать фамилию покупателя. Верно ведь, сударь?
– Да кто ж ему продал этого пса? – поднял брови Огонь-Догановский.
– Да вы и продали, Алексей Васильевич, – ласково улыбнулся собеседнику Якоб Карлович. – И запирательство в этом деле может только усугубить ваше положение…
– Простите, но я не бываю в трактирах города Поречье, – заявил полицеймейстеру Огонь-Догановский. – У меня свой повар, и я предпочитаю кушать исключительно домашнюю еду. А в Смоленске, когда я там бываю, то обедаю только в ресторации «Фелиция». Там замечательные царская уха и расстегайчики…
– Вы хотите сказать, что никогда не посещали ни одного трактира в Поречье? – сказал Якоб Карлович.
– Именно так, – позволил себе усмехнуться Огонь-Догановский. И полицеймейстер понял, почему тот усмехнулся…
Черт побери! Как же он об этом не подумал? Ведь мошенник приходил в трактир к Гвоздю в обличье опустившегося старика. И Гвоздь на очной ставке просто не признает в этом старике, игравшем роль бывшего спившегося чиновника, столбового дворянина Огонь-Догановского!
Якоб Карлович с ненавистью посмотрел на собеседника. Он был серьезен, но в глазах его прыгали насмешливые искорки.
Как же его прижучить? Да никак…
– Значит, вы не продавали бездомную собаку Гвоздю? – уже без всякой надежды спросил полицеймейстер Данзас.
– Нет, не продавал, – спокойно ответил Алексей Васильевич.
– И господин Давыдовский, ваш приятель, не говорил трактирщику, что эта собака ценной и редкой породы? – попробовал реализовать свой последний шанс Якоб Карлович.
– Может, и говорил, – пожал плечами Огонь-Догановский. – Но он вполне мог и ошибиться…
– Значит, ошибиться? – спросил полицеймейстер, явно злясь.
– Да, всего лишь ошибиться, – повторился Алексей Васильевич. – Ведь он тоже, как и я, не является большим знатоком собак… А что, нынче за подобного рода ошибки уже привлекают к уголовной ответственности?
«Нет, не привлекают», – должен был ответить полицеймейстер. Конечно, ежели состоится суд, то ни судья, ни присяжные не признают виновными ни Огонь-Догановского, ни Давыдовского. Одного мошенника кабатчик не признает за приходившего к нему старика, а другой мошенник просто скажет, что ошибся. И преступного умысла у него, конечно, никакого не было…
Выскользнули. Оба выскользнули прямо из рук! Но он ведь обещал брату, что прищучит их…
– Хотите, Алексей Васильевич, я вам дам один очень ценный и искренний совет? – нарушил, наконец, затянувшуюся паузу Якоб Карлович.
– Извольте, я весь внимание, – просто ответил Огонь-Догановский.
– Уезжайте из губернии.
– Простите? – словно бы не понял слов полицеймейстера Алексей Васильевич.
– Я советую вам и вашему приятелю господину Давыдовскому покинуть Смоленскую губернию. И чем скорее, тем лучше.
– Вот как? – не по-доброму посмотрел на полицеймейстера Огонь-Догановский.
– Именно так, – подтвердил Якоб Карлович. – В противном случае мои люди будут ходить за вами по пятам. Ни часу, ни минуты вы не будете оставаться без присмотра. И через четверть часа после того, как вы совершите какое-нибудь новое противузаконное деяние, я буду об этом знать. И приду к вам уже более подготовленный, чем сегодня. Я буду для вас Всевидящим Оком, поверьте мне на слово, господин Огонь-Догановский.
Алексей Васильевич внимательно посмотрел в глаза полицеймейстера Данзаса.
– Ну что, вы верите мне? – спросил Якоб Карлович после недолгого молчания.
– Верю, – серьезно ответил Алексей Васильевич.
– Тогда разрешите откланяться, – сказал полицеймейстер Данзас. – Прощайте.
– Прощайте, – эхом отозвался Огонь-Догановский с печатью раздумий на лице.
И в самом деле, подумать было о чем…
* * *
– Ну, и что будем делать? – спросил Давыдовский, выслушав рассказ Алексея Васильевича о посещении его полицеймейстером Данзасом.
