– Друзья, мы выйдем на эту битву подобно храбрым ахейским мужам, сокрушившим великую Трою! – с горящими глазами молвил Фемистокл. – Если мы доблестно нападем на варваров и разобьем их, то обретем сразу и свободу, и славу, и отмщение за наших павших… Если же мы проявим малодушие и проиграем сражение, то Ксеркс нас не пощадит. Эллинов, сложивших оружие, персы обратят в рабов, но кого-то из побежденных варвары замучают насмерть, мстя таким образом за свои прошлые неудачи.
Речь Фемистокла наполнила эллинских военачальников мужеством отчаяния. Подталкивая один другого, навархи столпились вокруг Фемистокла, как дети вокруг педагога. Уверенный вид Фемистокла, его сильный голос и проникновенная речь вызывали в робких душах прилив храбрости. Лица навархов раскраснелись, охваченные воинственным порывом, они дружно стали восклицать:
– Верно! Ударим на варваров! Веди нас на битву, Фемистокл! Укажи всем нам место в боевом строю. На корабли!.. На корабли!..
Затем кто-то вспомнил, что верховным навархом является Еврибиад, мол, пусть и он скажет свое слово. Взоры всех военачальников устремились на Еврибиада.
Выйдя на середину круга, образованного толпой из стратегов, Еврибиад протянул руку Фемистоклу и громко произнес:
– Ты сильнее всех нас жаждал этой битвы, друг мой. Тебе и решать, как она будет проходить.
Фемистокл порывисто пожал руку Еврибиада, восхищенный его благородством.
Тут же на земле, утрамбованной грубыми сандалиями воинов, Фемистокл принялся вырисовывать схему боевого построения эллинского флота. В руках у Фемистокла был дротик, острием которого он изобразил на схеме Саламинский пролив, побережье Аттики и северные бухты острова Саламин с их скалистыми мысами.
– Итак, друзья, – молвил Фемистокл, – основные силы персидского флота расположены у восточного входа в Саламинский пролив. Корабли Ксеркса плотными рядами стоят к северу и к югу от острова Пситталея, на котором находится большой отряд персидской пехоты. С этой стороны варвары и станут наступать на нас. Двести египетских триер расположились у западного выхода из Саламинского пролива. Против египетских триер выступят все коринфские триеры, которые блокируют узкий Мегарский пролив. Адимант, выступай немедленно! – Фемистокл взглянул на коринфского наварха. – Не дай египтянам ударить нам в спину.
Адимант молча кивнул и устремился к стоянке коринфских триер.
Продолжая объяснять схему боевого построения, Фемистокл начертил острием дротика на земле несколько параллельных линий, замыкающих пространство между побережьем Аттики и островом Саламин. Это было схематичное изображение эллинских кораблей, вытянутых в длинные ряды.
– На нашем левом фланге встанут пятьдесят пелопоннесских триер во главе с Еврибиадом, – продолжил Фемистокл, действуя копьем как указкой. – Еврибиад, что бы ни случилось у нас в центре и на правом крыле, твоя цель – осуществлять натиск против вражеских судов вдоль побережья мыса Перама. Ты со своими кораблями должен оттеснить персов от берега Аттики и зайти им в тыл.
Центр нашего боевого строя займут сто восемьдесят афинских триер, растянувшись между кораблями пелопоннесцев и мысом Киноссема. Наш правый фланг образуют оставшиеся сто десять триер, выстроившись между мысом Киноссема и Киносурой. Начальниками правого крыла станут Поликрит и Эоситей. – Фемистокл отыскал взглядом обоих навархов. – Ваша задача, друзья, ударить во фланг и тыл персидским судам, когда они плотным строем втянутся в Саламинский пролив. Дабы увлечь персов в самую узкую часть пролива, афинские триеры в начале боя намеренно станут отступать. Варвары должны клюнуть на эту уловку, ведь они уверены в своем превосходстве над нами.
Перед тем как отдать команду садиться на корабли, Фемистокл принес в жертву Зевсу и Афине двух белых овец. Совершая молитву на виду у всего войска, Фемистокл попросил царя богов и его мудрую дочь, если нужно, отнять у него жизнь, но не отнимать победу у эллинов.
По сигналу боевой трубы греки взошли на суда и отчалили от берега. Под звучание флейт гребцы слаженно работали веслами, выгоняя триеры на середину пролива. Спартанцы запели пеан, что они привыкли делать перед всякой битвой, эту военную песнь подхватили воины и на других эллинских кораблях.
Утренний туман, рассеиваясь, поднимался вверх, превращаясь в дрожащую под лучами солнца призрачную дымку. Восходящее солнце озарило темные стройные силуэты персидских кораблей, которые двигались длинными колоннами, входя в горловину пролива между Аттикой и Саламином. Море у острова Пситталея напоминало расплавленное серебро, оно сверкало и слепило глаза. В этом сиянии очертания отдельных персидских судов теряли четкость. Вражеский флот сливался в огромную темную массу, вползающую в Саламинский пролив между скалистым мысом Киносура и берегом Аттики, где выстроилось на утесах пешее войско Ксеркса.
Там, где стояли эллинские корабли, море, укрытое тенью от береговых скал, имело темно-лазоревый цвет. Если морская ширь от Колиадского мыса до острова Эгина уже волновалась под напором восточного ветра, то в Саламинском проливе царил полный штиль.
Войдя в пролив между мысом Перама и Киносурой, флот Ксеркса выстроился в боевой порядок. В центре оказались финикийские триеры, с флангов их прикрывали корабли ионийцев, карийцев и киликийцев. Вражеские суда образовали пять линий. Позади, чуть приотстав, стояли триеры ликийцев.
Персидские корабли в передовой линии медленно продвигались на веслах в глубь постепенно сужающегося пролива. При этом сужался и строй персидских судов. Дабы избежать скученности, замыкающим триерам варваров пришлось и вовсе остановиться.
Выступ аттического берега и маленький островок возле него какое-то время скрывали от взора персов пелопоннесские корабли. А оконечность мыса Киноссема заслоняла от персов триеры афинян. Ветер доносил до слуха персов пение эллинов.
Персидские корабли прошли мимо мыса Киноссема и очутились прямо перед афинскими триерами на расстоянии меньше полета стрелы.
В этот миг песня греков смолкла, а на триере Фемистокла раздался сигнал боевой трубы.
Грозный строй персидских кораблей, сверкая обитыми бронзой таранами, надвигался под равномерные всплески многих тысяч весел. К ликованию персидских навархов, афинские триеры начали табанить веслами и дружно дали задний ход. Корабли варваров ускорили движение. Лучники заняли носовые площадки финикийских и киликийских триер.
В то время как основная масса персидских кораблей увлеклась преследованием отступающих эллинов, карийские триеры застыли на месте. Перед ними вырос остров Фармакусса, за который удалились корабли афинян. Чтобы пройти через узкий пролив между Фармакуссой и берегом Аттики, персам пришлось сломать боевой строй своих судов. Теперь впереди оказались самые быстроходные из персидских кораблей. Более тяжелые и менее маневренные суда варваров отстали от своего авангарда и двигались уже без всякого порядка, стараясь держаться середины пролива.
