– Видимо, у Ксеркса еще имелись в резерве корабли, о которых мало кто знал даже среди варваров, – высказал предположение Динон.
– А может, к персам пришли корабли фессалийцев и островных эллинов, – вставил Филохар. – Может, критяне надумали примкнуть к Ксерксу.
– Если это так, значит, положение наше гораздо хуже, чем я предполагал, – проворчал Еврибиад. – У персидского флота опять подавляющий перевес над нами. – Помолчав, Еврибиад решительно произнес: – Я должен сам взглянуть на персидские суда, вошедшие в Пирейскую гавань.
Еврибиад отправился из эллинского стана к гористому мысу Киносура, самому длинному из всех прочих мысов, находившихся на северо-восточном побережье Саламина. С горных утесов на Киносуре открывался прекрасный обзор на весь Саламинский пролив, а также на побережье Аттики со всеми тамошними заливами. На Киносуре днем и ночью находились эллинские дозорные.
Вместе с Еврибиадом на Киносуру отправились Динон с Филохаром.
Горячие лучи полуденного солнца, отражаясь от белых известняковых скал, слепили глаза Еврибиаду и двум его спутникам. Полуостров был не более ста пятидесяти шагов в ширину, а протяженность его составляла около четырех стадий. Между скалами вилась узкая тропинка, оканчивающаяся на вершине невысокой горы, напоминавшей петушиный гребень. Здесь не было ни травы, ни деревьев, лишь колючий терновник пробивался из каменных расселин.
В этот день в дозоре на Киносуре стояли двое спартанцев. Дабы не привлекать внимание, они оставили в лагере свои красные плащи, медные доспехи и шлемы с красными султанами, нарядившись в неброские одежды и широкополые шляпы, изображая из себя местных пастухов.
С вершин Киносуры хорошо просматривались маленькие острова Аталанта и Пситталея, торчавшие на морской глади у восточного входа в Саламинский пролив. Между этими скалистыми островами и побережьем Аттики сновали легкие дозорные суда персов.
На горе Эгалеос, самой возвышенной точке аттического побережья, размещались персидские наблюдатели, благодаря которым военачальники варваров знали, что эллинский флот стоит за мысом Киносура, расположившись в трех обширных бухтах. Персидские дозорные были хорошо заметны эллинским часовым на Киносуре. Вернее, эллины видели на вершине Эгалеос сверкающие на солнце бронзовые щиты варваров, с помощью которых персидские наблюдатели подавали сигналы своему флоту.
Стоя на вершине скалы, обдуваемой всеми ветрами, Еврибиад до боли в глазах вглядывался в скопище персидских кораблей, стоящих в Фалерском заливе и в Пирейской бухте. Даже беглого взгляда было довольно, чтобы убедиться в подавляющем численном превосходстве Ксерксова флота. С такого расстояния вражеские суда, вытянувшиеся длинными рядами, казались игрушечными.
Оглядывая скалы и мели Саламинского пролива, Еврибиад мысленно прикидывал, каким образом здесь можно выстроить эллинские триеры для сражения с флотом Ксеркса. Ему вспоминались слова Фемистокла, изложившего примерный план будущей битвы на военном совете.
Внезапно за спиной у Еврибиада раздался тревожный возглас Динона:
– Что это? Глядите!
Еврибиад обернулся к симбулею. Динон показывал рукой в сторону горы Эгалеос, похожей на гигантского льва, задремавшего на другой стороне Саламинского пролива. Над восточными отрогами горы тянулся в небо огромный сизо-бурый шлейф дыма. Словно какие-то неведомые великаны сложили гигантский костер из поваленных деревьев в долине за горой.
– О боги! – воскликнул Еврибиад. – Это же горят Афины!
– Если персы жгут Афины, значит, Ксеркс со всем своим войском уже в Аттике, – хмуро проговорил Филохар. – Еврибиад, самое лучшее для нашего флота – это сегодня же уйти к Истму. Пойми, нам не одолеть здесь варваров! Скоро полчища Ксеркса займут побережье Аттики от Фалера до Элевсина, а флот персов обступит Саламин со всех сторон. Это станет ловушкой и гибелью для наших кораблей!
Ничего не ответив Филохару, Еврибиад стал спускаться с горы к тропе, ведущей к прибрежной низине.
Столб дыма, поднявшийся над кряжем Эгалеос, увидели и в эллинском стане. Там началось смятение. Афинские беженцы рыдали. Воины из разных отрядов, собираясь кучками, тревожно переговаривались между собой. Военачальники спешили к палатке Еврибиада, растерянные и взволнованные. Уже пронесся слух о том, что флот Ксеркса увеличился еще на триста кораблей. И вот далекие клубы дыма оповестили греков на Саламине, что Афины в руках персов.
Еврибиад, столкнувшись с греческими навархами у своей палатки, по их лицам и голосам сразу понял, что эти люди объяты лишь одним желанием: поскорее сесть на корабли и бежать от Саламина!
Тут же возле палатки собрался стихийный военный совет.
Афинские навархи убеждали своих союзников не бросать на произвол судьбы многие тысячи афинян, укрывшихся от персов на Саламине. Афинян поддерживали мегарцы, поскольку побережье Мегариды соседствовало с островом Саламин с запада. Мегарцам, как и афинянам, просто некуда было отступать.
Командиры пелопоннесских кораблей никого не желали слушать, настойчиво требуя от Еврибиада, чтобы тот отдал приказ об отходе эллинского флота к Истму. Основным доводом пелопоннесцев было то, что в случае неудачной битвы с персами в Саламинском проливе греки будут окружены превосходящими силами варваров и уничтожены.
Особенно рьяно настаивал на отступлении Адимант.
Когда Фемистокл потребовал слова, то Адимант заявил ему: мол, человеку, не имеющему своего города, не следует уговаривать тех, у кого он есть, бросить отечество без защиты.
Сказанное Адимантом привело Фемистокла в ярость.
– Негодяй! – гневно промолвил он, обращаясь к Адиманту. – Да, афиняне оставили дома и храмы, не желая попадать в рабство к персам. А город у нас есть, он больше всех городов в Элладе – это двести триер, которые стоят у Саламина. Если вы хотите искать спасения, то спасение наше в битве, а не в бегстве. Варвары были разбиты нами при Артемисии, не устоять им против нас и при Саламине!
Среди криков и споров Еврибиадом овладело состояние тягостного раздумья. Он был полон сомнений и страха совершить роковую ошибку, которая разом перечеркнет все его недавние успехи.
Объявив военачальникам, что ему нужно все обдумать, Еврибиад скрылся в палатке. За ним увязался Филохар.
Еврибиад невольно всматривался в черты лица Филохара, вслушивался в его голос, стараясь понять, чьи интересы он отстаивает, свои собственные или Адиманта. Слушая Филохара, Еврибиад досадливо хмурил брови. Филохар молвил ему, что решающее сражение в этой войне с персами неизбежно произойдет на суше, поэтому им обоим глупо погибать в морской битве у Саламина. Лучше отступить к Истму, где у эллинского флота есть надежное укрытие – коринфская гавань Кенхреи.
