было ни одной идеи, как эта история могла бы закончиться дракой.
Он продолжал рассказывать.
– Там было небольшое укрепление в лесу. По сути, просто площадка на возвышении, с которой открывался вид на поле. Все волонтеры-школьники ходили туда тусоваться, когда заканчивали работу. Так что я пошел туда пораньше, потом очень аккуратно спустился на поле и написал ей. Позвал ее на площадку, сказав, что у меня для нее сюрприз.
– И что это был за сюрприз?
– Я написал записку: «Энди, я люблю тебя».
– Вау.
– Ну, мы же решили, что требовалось что-то серьезное, – сказал он, но мяч вернулся ко мне слишком быстро, и я поняла, что ему неловко.
– Что ж, это вполне считается. И что, ей не понравилось?
Я постаралась говорить нейтрально, чтобы по моему голосу нельзя было подумать, что я имею в виду что-то вроде: «Поверить не могу, что это мгновение не стало самым значительным в ее жизни, освещая ее и придавая смысл». Хотя вообще-то я подумала примерно это.
– Когда она увидела записку, там было кое-что другое.
– Ничего не понимаю.
Бен вздохнул и уставился в ночное небо, словно искал правильные слова.
– Я рассказал своему другу Клэйтону. А он, в свою очередь, своим друзьям, одному из которых, как выяснилось, нравилась Энди. И тот парень, Дуг, спрятался там. Когда я уже ушел, а Энди еще не пришла, он подменил записку.
– На что?
Он несколько раз моргнул.
– Это не так уж важно.
– Бен! Неужели это так ужасно?
– Представь себе самую омерзительную вещь, которую можно сказать о девушке. А потом сделай ее в миллион раз хуже.
– Ладно. Я поняла общую картину.
– Она это увидела и пришла в ярость. Я сказал ей, что это не то, что я написал – но она мне не поверила. И внезапно она оказалась в пустом поместье вдвоем с парнем, который, как она думала, написал те ужасные вещи. Она убежала и позвонила своему отцу, чтобы тот за ней приехал. Он тоже увидел записку и позвонил в полицию.
– Но разве записка, даже неприятная, может считаться нападением?
– Да нет. Нападение было позже – когда я узнал, кто именно подменил записку. Но мать Дуга соврала полицейским, что он не выходил из дома, и у него появилось алиби. И все подумали, что я не просто мерзкий тип, а еще и лжец.
– О боже.
– Угу. А знаешь, что самое ужасное? Когда я проснулся тем утром, я думал, что это будет потрясающий день. Я думал: «Сегодня вся моя жизнь навсегда изменится».
Я положила перчатку на землю.
– И ты не объяснил ей, как все было на самом деле?
– Она со мной не разговаривала. Кроме того, выяснилось, что Энди давно нравился Дуг. Это во-первых. А потом она прочла записку и… Я не знаю. У нас была встреча с социальным работником по этому поводу, попытка разрешить конфликт. И она сказала, что чувствует себя так, как будто я ее предал и унизил.
– А ты сказал ей, что там было на самом деле?
– Это не относится к делу. – Бен достал телефон и посмотрел на время. – Думаю, нам пора возвращаться, а то скоро встанет солнце и появятся любители спортивной ходьбы.
– Ты ей так и не сказал, правда?
– Это было неважно. Она предпочитала Дуга, даже несмотря на его свежесломанный нос. Теперь ты понимаешь, почему Джейни и Люси так разозлились? Эта история опозорила всю семью. – Он снова поднял руки вверх. – И, знаешь, я совершенно добровольно сознаюсь в том, что отметелил Дуга Ремо. Но, по крайней мере, я знаю, что мои сестры в курсе, что ту записку я не писал. С родителями другая история – они, похоже, думают, что я способен на любые злодеяния.
– И это навсегда останется в твоем личном деле?
– На самом деле только на два года. И, если все будет в порядке, то потом запись удалят.
– Разве тебя не грызет, что она так никогда и не узнает правды? – спросила я.
– Я стараюсь об этом не думать. Я просто хотел, чтобы ты поняла, о чем все говорили.
Мы замедлили шаг – возможно, нарочно. Часть меня мечтала вообще не возвращаться домой, но другая часть чувствовала страшную усталость. Мне хотелось нырнуть под одеяло и снова начать относиться к Бену как к симпатичному, острому на язык парню. А не как к человеку со своими страхами и призраками. Иногда жить проще, когда тебя почти не замечают.
– Я не подумала ничего плохого. Я забеспокоилась. О тебе, – решила прояснить я.
– Ты не должна обо мне беспокоиться, – сказал Бен. У этой фразы было очень много значений.
Я остановилась.
– Мой дом. – Кажется, было не самой хорошей идеей просто подниматься по ступенькам.
– Иди через дворы, а я постою на дорожке. Если кто-то не спит, скажи, что бегала.
Я отдала ему перчатку.
– А ты что скажешь?
– Что собираюсь попробоваться в бейсбольную команду. Слушай, наверное, ты и так понимаешь, что не надо никому говорить…
– Без проблем. – Я пыталась сосредоточиться на моменте, но не могла перестать тревожно оглядываться вокруг, словно ожидала, что мама вот-вот выйдет на крыльцо.
– Сделай мне одолжение: когда будешь внутри, мигни светом, чтобы я знал, что ты в порядке.
– А твой надзиратель в курсе, что ты такой джентльмен?
Он глазом не моргнул, словно ожидал чего-то подобного.
– Ладно, давай. – И он кивнул на мой дом, словно подстегивая меня.
Я шла быстро, чтобы сорвать пластырь одним движением – расстаться с Беном после всех этих разговоров и близости. Я запретила себе оборачиваться и вместо этого сосредоточилась на том, чтобы пробраться в дом незамеченной. Я сняла обувь, прежде чем вступить на деревянную веранду, тихо открыла дверь, выключила телевизор и поднялась по ступенькам наверх. Включив и выключив свет в свой комнате, я представила, как Бен стоит и ждет на тротуаре, вспомнила о письмах и о том, что нам всем нужно держать ушки на макушке. Я разрешила себе один раз посмотреть в окно и еле смогла различить Бена, который шел в темноте к своему собственному дому. Он тоже не оборачивался.
Но, возможно, я была не единственным наблюдателем. Если Часовой видел, как мы бродили ночью по безлюдным улицам, может ли это по-прежнему считаться тайной?
Глава 12
Собирались родители признаваться в этом или нет, но они явно вступили в сговор с тетей Джиллиан, чтобы не дать мне пойти в гости к Донахью на следующий день, а, возможно, и все оставшиеся дни летних каникул. Это началось с того, что отец неожиданно рано заглянул в мою комнату:
– Ты разве не на пробежке?
Я спала от силы часа три.
– Кажется, я заболела.
– Нельзя пропускать тренировки.
– Может, простуда.
– Выглядишь совершенно нормально. Во сколько ты вчера легла?
Я накрыла голову подушкой:
– Пап, у меня еще целых четыре дня.
Он, похоже, страшно удивился:
– Совершенно верно. А если ты будешь поздно вставать, то тебе придется тренироваться в самую жару.
– Вечером потренируюсь.
– За тобой скоро приедет тетя Джиллиан.
Я села в кровати:
– Да? С чего бы
