– И кто это вас отсюда раньше срока выпишет? – скептически спросил я.
– Выпишут, как миленькие выпишут. Таких крепких орешков и непреклонных врачей, как ты, у вас в терапии больше не осталось. – Он снова засмеялся. – Только тебе самому, пожалуй, нужно с его братом встретиться – мне он не доверится.
– Ладно, попробую как-нибудь, – пообещал я.
Тут в палату вошла Инночка, гневно сверкая своими ореховыми глазами. Она уставилась исподлобья на Чехова и строго произнесла:
– Юрий Николаевич, ну что же вы меня подводите? Почему вы опять не пошли на процедуры?
Чехов мученически вздохнул и закатил глаза:
– Иду, иду, душа моя! Только не плачь!
Инночка распахнула перед ним дверь и выжидающе замерла на пороге.
Чехов не торопясь поднялся и пошел за ней. На пороге он обернулся, подмигнул мне и прошептал:
– А книжечку-то, Владимир Сергеевич, припрячьте! – и вышел.
ГЛАВА 16
Начинало светать. Кирилл сидел на краю кровати и задумчиво курил. Он с ненавистью смотрел на бледнеющее небо и чувствовал себя как человек, который объелся до тошноты. Его мышцы под гладкой кожей судорожно сжимались от каждого ее прикосновения.
Людмила гладила его горячей ладонью по спине и ничего не замечала. Она любовалась его телом, синим дымом, поднимавшимся над его головой, и ощущала наступление сонного оцепенения, которое она так любила.
– Кир, – позвала она.
– Что? – холодно отозвался он.
– Кир, а давай опять помечтаем, давай?
«Мечты» – это было любимое развлечение Людмилы, без которого она не мыслила себе ни одного вечера. Каждый мужчина, которого угораздило попасть в постель Людмилы, был просто обязан на сон грядущий развлекать ее рассказами о том, как он на ней женится, какая красивая будет свадьба, как они потом заживут долго и счастливо, какой у них будет дом, куда они отдадут учиться детей... Все эти утопии так нравились Людмиле, что в конце концов она начинала верить, что перед ней – реальная картина ее будущей жизни, и страстно желала приблизить наступление того счастливого момента, когда все это станет настоящим. Она начинала требовать от своих партнеров, чтобы они приложили все возможные усилия, чтобы помочь будущему осуществиться. Все это приводило в конце концов к тому, что мужчины сбегали от нее, как от чумы. Ведь некоторым из них достаточно лишь слова «женитьба», чтобы потерять к мечтательной особе всяческий интерес.
Ее новый любовник по сравнению с другими совсем другой. Кирилл всегда был честолюбив и пылок. Каждая бредовая идея, которая рождалась в голове у него или у его друзей, становилась новым проектом, требующим немедленного воплощения. К счастью, вся авантюристская компания имела четкие представления о рамках законности и вовремя останавливалась в своих многочисленных затеях, чтобы не поплатиться за свои шалости.
С той поры как Кирилл с друзьями убегали из дома в поисках каких-то несуществующих кладов, строили свой самолет для перелета через страну и скупали цветные металлы у населения с целью извлечения весьма сомнительных прибылей, прошло достаточно много времени. Кирилл вырос, остепенился, закончил медицинский, устроился работать в престижную клинику.
И здесь он встретил ее – женщину, чей пунцовый рот часто снился ему по ночам, вызывая мучительные боли в паху. Он смотрел на Людмилу и не верил, что такие женщины могут существовать. Ему казалось, что каждое ее движение порождает волнение магнитных полей, и от этого у него едва не останавливается сердце. Кирилл был еще молод, чтобы верно поставить себе диагноз. Только спустя много времени он понял, что это была не любовь, а сильная похоть.
Но первые ночи обладания этим телом были полны таких чувств, что, пожалуй, не забудутся ему уже никогда. Воспоминание о том, как он лежал рядом с ней, мокрый и задыхающийся, и чувствовал, что только что умер и снова родился, до сей поры вызывает у него спазм где-то в животе.
Именно в те безумные и светлые ночи он услышал ее обычный бред о собственном доме, о респектабельной жизни с ним в качестве мужа и с их общими детьми.
Кирилл не верил своим ушам – так он был счастлив. Он покрывал ее тело поцелуями и бормотал: «Милая, милая, все так и будет, слышишь?»
Последующие дни были полны долгих и мучительных раздумий о том, каким образом осуществить эти планы, как стать вдруг достаточно богатым, чтобы купить трехэтажный дом где-нибудь на побережье.
Именно в один из таких дней к нему подошел один из коллег и, пристально глядя ему в глаза, спросил:
– Кирилл, а не хочешь ли ты немного подкалымить?
И вот теперь...
Теперь она теребила его волосы, а он содрогался от отвращения. Он смотрел в светлеющее небо и думал, что теперь ему не выбраться из этой пропасти.
* * *
Я узнал его сразу – в нем было что-то общее с Романом. Что-то в походке, в манере держать голову чуть-чуть набок. Я немедленно воспылал к нему искренней симпатией, совершенно не рассчитывая на взаимность.
О настороженной враждебности по отношению ко мне говорил весь его вид – насупленный, подозрительный и угрюмый.
– Здравствуйте, Алексей! – поприветствовал его я, протягивая руку.
Он руки не подал, а мне ответил злобным взглядом. Я мог его понять – все, что сейчас касалось его брата, было для него наверняка источником жесточайших душевных мук.
Мне удалось все-таки организовать с Алексеем встречу. Только обретя способность более или менее держаться на своих ногах, я сбежал из-под надзора медсестер (спасибо Воробьеву!) и настоял на встрече, с трудом дозвонившись к нему на работу.
Разглядев мою забинтованную голову, он спросил:
– Вот из-за этого вы не пришли в прошлый раз?
– Именно. Только это – следствие. Причиной были два резвых молодчика, которые перехватили меня на пути к вам и за что-то поломали мне ребро и пробили голову. Думается, эти юноши были каким-то образом знакомы с вашим братом.
Его лицо стало еще более пасмурным.
– Что вам известно о моем брате? – наконец спросил он.
– У меня к вам тот же вопрос. Скажите, вы знаете, где сейчас находится ваш брат?
Он зло засмеялся.
– Не знаю. А знал бы, вам все равно бы не сказал. Зачем он вам?
– Понимаете, Алексей, мне понятно ваше недоверие – так и нужно, согласен. Но дело в том, что я совсем не тот, кого бы вам следовало опасаться – вас и вашему брату. Я был его товарищем, и, видимо, кроме меня и вас, у него здесь никого нет. Я сужу об этом так уверенно только потому, что именно ко мне он обратился за помощью в трудную минуту.
Услышав мои последние слова, Алексей недоверчиво покосился на меня и криво ухмыльнулся.
– Мое заявление не голословно. Незадолго до того как я позвонил вам, мною была получена видеокассета. На ней запись, проливающая свет на некоторые события в жизни Романа, которые определенным образом касаются и меня.
– А, – протянул Алексей. – Кассета? Знаю.
– Что вы знаете об этой видеозаписи?
– Она была сделана у меня дома, – лаконично ответил он. – Только я не знаю ее содержания.
– Понятно. А после того, как ваш брат заходил к вам для записи этой кассеты, вы его видели?
– Нет.
– А вы не могли бы рассказать об этой встрече с ним, и вообще, о его поведении, его делах, мыслях, планах в последний период вашего общения?
Он поежился.
– Мы здесь будем стоять? – спросил он.
– Как пожелаете, – пожал плечами я.
– Пойдемте.
Я послушно пошел за ним к маленькой пивной, обшарпанный бок которой торчал из-за угла.
Внутри оказалось более уютно, чем при взгляде со стороны. Мы устроились в темном уголке, и перед нами немедленно возникла официантка:
– Что будете заказывать?
– Кофе, – сказали мы в один голос.
Официантка тяжело вздохнула и ушла.
– В последние две встречи Роман вел себя довольно странно. В первый раз он пришел ко мне бледный, трясущийся. На вопросы не отвечал, только говорил: «Не дрейфь, Лешка, мы прорвемся!» Он надолго у меня не задержался – попросил ключи от второй квартиры и ушел. Еще просил никому не говорить, где он и когда вернется, – ни под каким предлогом. Потом он пропал, и его не было где-то с неделю. А потом он снова пришел ко мне, снова какой-то взволнованный. Попросил видеокамеру, а меня в ларек отослал. Когда я вернулся, он уже из квартиры выходил. Попросил меня в случае чего продать его квартиру, а деньги маме в Красноярск отослать. Какой должен быть случай, он не сказал. И больше я его с той поры не видел.
– Что за вторая квартира?
– Моя старая, холостяцкая, что в Теплом Стане. Нежилая практически. Для дочки оставил. Я, после того как Ромка пропал, туда не раз наведывался. Только не собирался он туда возвращаться – ключи на столе оставил, а дверь захлопнул.
– У кого еще мог спрятаться ваш брат?
Алексей покачал головой:
– Ни у кого больше. Здесь у него никого больше не было. Вы и сами говорите...