Они всеми силами старались не потерять его, несмотря на боль и муки.
Здесь было легче дышать, словно откуда-то поступал свежий воздух.
Разница была невелика, но и это в сим проклятом месте казалось спасением. Люди устремляли свои глаза наверх, словно ожидая чего-то. Ян тоже глянул вверх и увидел огромный пламенный купол, словно небо накрывающий огненную землю. А на самом верху по центру виднелось еле различимая точка. Вдруг один из мучеников воспарил и быстро метнулся к этой точке, исчезнув из виду. Яна обдало волной лавы, выжегши глаза. Когда он вновь смог видеть, стал оглядываться по сторонам.
– Папа, – с трудом выговорил он.
Обугливающийся Сэй барахтался в лаве, относимый волнами прочь от толпы собравшихся под точкой.
Ян начал грести в его сторону. Каждое движение давалось ему с огромным трудом. Превознемогая боль, мальчик добрался до паникующего отца, который казался беспомощной головешкой, теряющийся среди других таких же страдальцев.
Сын схватил его за руку, намереваясь помочь родителю вернуться к точке отправления. Он понял, что именно она является дверью, порталом входом и выходом в и из этого страшного места. Но рука отца оторвалась и превратилась в прах в тлеющей ладони Яна. Вскоре оба догорели и возродились вновь, но были уже далеки друг от друга.
– Папа! – истошно вопил Ян.
Отец не слышал его голоса среди воплей мучеников, обреченных на вечные страдания. Он и сам дико кричал не своим голосом, не понимая, за что ему такое наказание, где он находится, и как вообще тут очутился.
Сын предпринял новую попытку догнать отца, но все повторилось вновь: стоило мальчику достигнуть цели, как оба рассыпались в пыль, возродившись уже вдалеке друг от друга.
Ян понял, что, чем яростнее он пытается спасти Сэя, тем дальше оказывается от «окна». Его мучили терзания, но, предприняв еще попытку, он сдался. Боль была невыносимой. Уже казалось геройством, что он нашел в себе силы на эти неудачные заплывы, стремясь спасти своего папу.
Ян судорожно оглядывался, плывя обратно и видя, как отец исчезает из виду.
Близнецы с удовольствием уплетали вкусный обед, пока Римма расспрашивала мужа о работе, но тот был не многословен и отделывался расплывчатыми ответами. Ян же молча заглатывал все, что было на столе, почти не жуя.
– Смотрю, ты полюбил японскую кухню? – улыбнулась мама, взглянув на старшенького.
Тот сверкнул глазами, не прекращая жевать, и ничего не ответил.
Женщина не стала лезть на рожон, сочтя, что сын не в духе, и вновь принялась за мужа.
Когда все поели, Римма принялась убирать со стола.
– Ты мне не поможешь? – обратилась она к Яну.
– Нет, – сурово глянул на нее тот и вышел на улицу.
– Я помогу, – улыбнулся Сэй, – чтобы быстрее покончить с этим и отправиться в спальню, – он приобнял жену за талию, притянув к себе, и вдохнул запах за мочками ушей, где она любила капать розовое масло.
– Что это с тобой? – захихикала женщина.
– Вторая молодость, – игриво куснул ее за шею Сэй.
Близнецов отправили в гостиную смотреть мультики, снабдили карандашами и альбомами, а сами поторопились на второй этаж, чтобы предаться плотским утехам. Муж давно не баловал Римму, лишь изредка исполняя супружеский долг, на ночь глядя, и только в миссионерской позиции. А тут сам затащил ее в постель, да стал вытворять такое, что ей и в молодости не снилось. Римма старалась сдерживаться, чтобы дети не услышали ее стоны сладострастия. Когда Сэй закончил оральные ласки, привлек жену к своему мужскому достоинству, чтобы теперь и она удовлетворила его. Затем стал крутить ее то туда, то сюда, обхаживая со всех сторон.
– Что ты делаешь? – удивилась Римма, когда муж попробовал пристроиться к ее заднему проходу.
– Разве тебе не нравится? – провел он по нему языком и принялся гладить пальцем.
– Но ты же всегда был против этого… – смутилась женщина. Хоть повсюду и ходят слухи об особой любви японцев к извращениям, Сэй всегда был приверженцем классики и никогда не пробовал ничего запретного и отходящего от нормы, а тут на старости лет решил испробовать все и сразу. Римму это насторожило, и она подумала, что супруг завел себе молоденькую любовницу, от которой и понахватался всяких причуд.
– А теперь за, – проник пальцем внутрь Сэй.
– У тебя кто-то есть? – отстранилась от него женщина.
– У меня есть ты, – облизнул палец мужчина.
Римма испытала отвращение от увиденного и совершенно не узнавала человека, находящегося с ней в одной постели. На нее смотрел ее муж, которого она знала почти двадцать лет, но одновременно это был совершенно другой человек. Будто его подменили.
– Ты завел любовницу? – не знала, что и думать бедная мать семейства.
– Нет, долгие годы у меня не было никого кроме тебя. Ты моя единственная.
– Тогда что все это значит?
– Просто я так хочу, – прикоснулся к промежности жены Сэй.
– Но… это не ты…
– А кто же тогда? – лукаво улыбнулся тот и скользнул пальцами в детородное отверстие женщины напротив.
– Прекрати, – уже совершенно не хотела заниматься любовью Римма. Это было похоже на грязные видео, что она видела в молодости у друзей. Ей это и тогда не понравилось. А уж сейчас, когда собственный муж начинает вытворять такое, она не знала, куда и деваться.
Женщина попыталась убрать руку Сэя, но тот крепко вцепился в нее.
– Мне больно, – взмолилась она, – что ты делаешь?
Сэй резко навалился на жену, не дав ей опомниться, и зажал рот ладонью. Та попробовала вырываться и кричать, но тщетно. Мужчина провел по свободной ладони языком и увлажнил ею анус Риммы, затем погрузился в него и начал двигаться, причиняя своей жертве жуткую боль, и ловя наслаждение от получаемых ощущений и ее страданий.
Близнецы смеялись, наблюдая за смешными человечками на экране, и пытались нарисовать их, выводя нелепые каракули на белых листах бумаги.
Ян бродил по округе, разглядывая редких прохожих и соседние дома. Он заметил, как все изменилось, и не знал, сколько времени прошло с тех пор, как последний раз видел белый свет.
– Какой сейчас год? – вцепился он в руку проходившей мимо старушки.
– Сумасшедший! – взвизгнула она и поторопилась скрыться от греха подальше.
– Какой год? – подошел он к другому незнакомцу.
Тот молча окинул его осуждающим взглядом и продолжил свой путь.
Ян попробовал восстановить дыхание и, набравшись смелости, обратился к очередному прохожему:
– Не подскажете, который час?
Молодой человек вынул из кармана мобильный телефон и, посмотрев на экран, сказал:
– Четыре часа дня.
– А год? – приготовился к новой порции унижения Ян.
– Две тысячи двенадцатый, – усмехнулся незнакомец, сочтя вопрос забавным, – планета Земля.
– Две тысячи двен… – запнулся Ян, – спасибо… – согнулся он в почтительном поклоне и поторопился скрыться, в испуге оглядываясь на молодого человека, принявшегося снимать его на мобильный телефон.
Он прикрыл голову руками и побежал, думая, что тот сейчас начнет в него стрелять.
Когда Сэй закончил пыхтеть на Римме, он навалился на нее всем своим весом, расплывшись в довольной улыбке. Женщина смотрела расширенными в ужасе глазами на потолок, кривя лицо в беззвучном крике. Слезы ручьями текли по щекам, а под ее тазом на покрывале образовалась лужица крови. Все болело, но больнее всего было на душе.
Она не понимала, что только что произошло. Муж никогда не был с нею груб, тем более настолько. Это было изнасилование, по-другому никак не назовешь. Осознав это, женщина спихнула с себя обмякшее после тяжких трудов тело мужа и надрывно выкрикнула:
– Свинья! – всхлипнула и стала натягивать свою одежду, пачкая ее каплями крови, стекающими по ногам.
Сэй усмехнулся и расплылся в зловещем оскале, он одним прыжком перемахнул через кровать и ударил кулаком по лицу не ожидавшую подобного женщину. Она тут же отшатнулась к стене, схватившись за запылавшую щеку. Сэй встал перед ней во весь рост, наслаждаясь своим превосходством. Тут он снова нанес удар, но уже по стене прямо рядом с ее носом. Женщина в испуге осела на пол, а того это только позабавило, и он залился утробным смехом.
– Ну и кто тут свинья? – жаждал он ответа, поставив ногу на голову жены, сжавшейся калачиком.
Она молча дрожала, мысленно моля о спасении.
– Кто тут свинья, а? – повторил свой вопрос тиран, надавив ступней вниз.
– Я, – безвольно выдавила Римма.
– Не слышу, – притворился Сэй.
– Я, – чуть громче ответила женщина.
– Так-то лучше, – одобрил тот, – а теперь помой мои ноги, – приказал он и сунул пальцы ступни в рот своей рабыне.
Римма подняла на него заплаканные глаза, наполненные немой мольбой.
– Вылизывай! – ткнул глубже Сэй, почти достав до горла.
