Впрочем, одна традиция есть — турнир по бильярду. В прошлые годы всех громили в пух и прах мы с Себастьяном, но в этом чемпионом становится Леа. Чистая победа. Она играла настолько отменно, что под конец даже побаиваться ее стал. Интересно, есть ли хоть что-то, в чем эта женщина несовершенна? Не поймите неправильно: я не какой-нибудь альфа-самец и не считаю, что мужчина должен ставить спортивные рекорды и безо всякого автосервиса ремонтировать коробку передач, а женское дело — покупать вечерние платья. Просто для разнообразия хотелось бы в чем-то блеснуть.
Приятно, что на этот раз я не один, а с девушкой. Рождественский корпоратив — первый наш «официальный выход в свет», и я им наслаждаюсь — кроме той части, когда мне при всех надрали задницу.
У Данте сегодня тоже «разнообразие» — он пришел с женщиной. Вернее, с двумя женщинами, если считать мамашу. «Возлюбленная» Данте — милая женщина с мышиной внешностью по имени Кармелина. Болтливостью не отличается, предпочитает, чтобы все переговоры от ее имени вела Лукреция. Кармелина была замужем за кровельщиком по имени Эл, но у него была плохая привычка воровать материал, в результате которой он однажды провалился сквозь собственное творение в антикварную ванну, ударился головой о кран и умер от кровоизлияния в мозг. Судя по всему, тело несчастного еще и достать не успели, а Лукреция уже начала обрывать телефон вдовы.
Все трое сидят рядышком в углу, а когда в разговоре повисают паузы, Лукреция заполняет их долгими рассуждениями на итальянском — восхваляет мужественность Данте и идеальное женское здоровье Кармелины. Оказалось, наряду с прочими недостатками, Эл страдал бесплодием. Мы стараемся не смотреть на «счастливое семейство». Ориентация Данте известна каждому, и никто не хочет, чтобы его затянуло в это мрачное болото.
Еще одна новоиспеченная пара — Себастьян и Мина. Кажется, они неплохо проводят время, хотя начиналось все не слишком благоприятно. Во время турнира Мине показалось, что Себастьян заигрывает с Леа, и она на полчаса заперлась в туалете. Себастьян действительно заигрывал с Леа и отсутствие своей девушки не заметил, пока не обнаружил, что второй джин-тоник пить некому. Поведение Себастьяна меня не смущало. Леа подыгрывала ему только для того, чтобы лишний раз доказать — моральные устои у моего друга отсутствуют. В это время в туалете Мина по душам поболтала с Иванкой, пришла к выводу, что у нее просто разыгралось воображение, и решила дать Себастьяну еще один шанс. Еще Иванка уговорила Мину записаться к ней на трехмесячные курсы Крав Мага. Оказывается, это какое-то единоборство, разработанное израильскими спецслужбами.
Направляюсь к бару за пивом (к сожалению, на втором этаже «Крепкого Джека» не подают), и тут до моей спины дотрагивается Леа:
— Только сразу не оборачивайся.
Застываю со стаканами в руках.
— Что случилось?
Леа шепчет мне на ухо:
— Какие, говоришь, советы ты дал Олдосу?
Ничего не понимаю…
— В смысле?
— Ладно, теперь можешь посмотреть.
Медленно поворачиваюсь, контролируя каждое движение, словно вдруг очутился на сцене. Слежу за пивом, чтобы не пролить, поэтому глаза поднимаю не сразу.
— Так о чем ты…
И тут вижу его.
Первая мысль — что на празднике работников торговли делает человек в костюме? Но потом замечаю, что это за костюм… Старый — лет пятнадцать, не меньше. Цвет — ярко-синий, вдобавок мал размера на два. Такие костюмы мальчики надевают для причастия в церкви или выпускного в старших классах, а потом запихивают в дальний угол шкафа и благополучно забывают об их существовании.
Рубашка цвета ядовито-розовой глазури, верхние пуговицы расстегнуты, на шее — о боже! — красный галстук-бабочка. В горошек. Брюки не доходят до щиколоток и во всей красе выставляют напоказ белые носки. Ботинки потертые, с металлическими носами — такие из соображений безопасности носят автомеханики и рабочие.
А волосы, волосы… Дреды безжалостно сострижены. Волосы зачесаны назад и уложены при помощи явно избыточного количества вещества, подозрительно напоминающего бриолин. Я-то думал, эту штуку уже давно не выпускают. Даже с такого расстояния чую запах одеколона. Вообще-то фирму по запаху определять не умею, но в этот раз даже я догадался — Олдос вылил на себя полный флакон «Поло».
— Ничего себе, — бормочу я. — Вылитый Гордон Гекко, разве что не гей…
Леа забирает у меня стаканы пива. Совсем про них забыл.
— Нет. Это злой брат-близнец Гордона Гекко, которого родители скрывали от широкой общественности. Но теперь он вырвался на свободу.
— Ни дать ни взять певец в ресторане курортного города.
— Или распорядитель свадебных церемоний в Лас-Вегасе.
— Олдос… просто на себя не похож.
Леа берет меня за руку и отводит в сторонку. Иначе так бы и пялился с открытым ртом, будто зевака на дорожную аварию.
— Повторяю — что ты ему насоветовал?
Качаю головой:
— Ничего подобного я не говорил!
Леа улыбается и качает головой.
— Бедняга. Он ведь старается…
Олдос привлекает к себе не меньше внимания, чем носорог в конференц-зале. Пытается завести разговор, но все настолько потрясены чудесным преображением, что лишились дара речи. Если сейчас внесут торт и из него выскочит голая женщина в маске бывшего госсекретаря США Генри Киссинджера, никто даже не обернется. Ну, кроме Себастьяна.
— Это точно Олдос?
Оборачиваемся и видим, что к нам присоединился Данте. Каким-то чудом ему удалось бежать из-за стола, но мамочка не спускает с сына глаз — боится, как бы не дал деру. Пожалуй, Лукреция единственная в состоянии игнорировать Олдоса.
Киваю:
— Похоже на то.
— С чего это он вырядился как мексиканский ведущий?
Леа хихикает и глядит на меня.
— Просто кто-то научил его, как одеваться и ухаживать за собой.
Данте удивленно поворачивается ко мне:
— Серьезно?
Ну почему все хотят сделать козлом отпущения меня? Как это бесит!
— Этого я не советовал! Кстати, как ты сумел улизнуть от своей… э-э… суженой?
Данте сразу смущается:
— Э-э… пошел принести всем выпить.
— По-моему, приятная женщина. Слушай, твоя мама точно не подстраивала гибель ее мужа?
— Не исключаю, — напрягается Данте.
— Ох, ради бога, — закатывает глаза Леа. — Если ты им не скажешь, скажу я!
— Не смей! — пугается Данте. — И вообще, Кармелина уже в курсе.
— Что?!
— После первого свидания признался, раньше не мог, — поясняет Данте. — У бедняжки только что муж умер. И вообще, ей сейчас не до новых отношений. Конечно, муженек был та еще сволочь, но все-таки…
— Значит, он не только материал воровал?
— Какое там! — отвечает Данте. — Если правильно понял, он пил. А еще играл, вечно в долгах был. И вообще, про крышу — это официальная версия, а что там на самом деле случилось…
Леа понижает голос:
— Выходит, Кармелина знает, что ты…
— Не заинтересован в гетеросексуальных отношениях.
— Тогда почему…
— Потому что мама больна. Вули ее крестная.
Вули — сокращенное от «Вельзевул».
— И поэтому Кармелина сделала тебе предложение, от которого ты не в силах отказаться? — предполагаю я. В ушах так и звучит музыка из «Крестного отца».
— Карми еще в школе поняла, что я гей, но никому не сказала, — продолжает Данте. — И слава богу, а то мальчишки бы меня каждый день колотили. А учительницы-монахини обычный-то секс не одобряют…
— И долго Кармелина тебя прикрывать собирается? — спрашивает Леа.
— В январе она возвращается в Италию, — отвечает Данте. — А потом планирует отправиться в путешествие на полгода. Кажется, Эл застраховался на солидную сумму. Между прочим, они с женой никуда не ездили. Теперь Кармелина хочет оторваться за все годы…
— Хм… — бормочу я. — Ты уверен, что этой женщине можно доверять? Где она была, когда Эл принимал последнюю ванну? Все сходится — прямо как в фильме «Двойная страховка»!
— Вельзевулу Кармелина сказала, что хочет похоронить Эла на родине.
— Правда? — спрашивает Леа.
Данте фыркает:
— Нет, конечно. Эл в Канаде родился, в Виндзоре. Кармелина сказала, что после кремации сразу поедет в аэропорт, а прах выкинет где-нибудь по дороге.
— Какая у тебя милая, гуманная невеста, — комментирую я.
Кажется, Данте хотел ответить, но тут подошел Олдос. Ведем себя как туристы, когда к катеру подплывает горбатый кит. То есть замираем и стараемся не показывать, как на самом деле напуганы.
— Всем добрый вечер! — объявляет Олдос, будто ведущий семейной телеигры.
— Привет, Олдос! — отвечаю я. Что еще сказать, не знаю. — Ты… э-э… Как поживаешь?
— Хорошо! — откликается Олдос. — Прекрасно!
Повисает неловкое молчание. Время тянется бесконечно. Так бывает, когда смотришь фильм с бабушкой и тут начинается постельная сцена… Но вдруг нас выручает Эбенезер.
