приближения. Там, где идет битва за жизнь, нет и не может быть смерти.
* * *
Клима перенесли на опушку рощи и осторожно положили в один из стрелковых окопчиков. Ему оставили фляжку с водой, карабин и несколько пачек патронов. На поясе у него висела лимонка — ее тоже оставили. Когда пришло время прощаться, Тимошкин положил рядом с ним на землю старый, слегка заржавленный наган. Клим покосился на него и понял, губы его чуть дрогнули.
— Возьмите пистолет, товарищ комиссар! Он вам еще понадобится.
— Клим… — начал Тимошкин, но слова застряли у наго в горле.
— Гранатой, товарищ комиссар, — прошептал паренек. — Надежней. Граната не даст осечки.
Но Тимошкин не взял пистолета. Около десяти часов партизаны стали прощаться с товарищем. Они подходили к нему по одному, притрагивались к его руке, прикасались губами к бледному, слегка вспотевшему лбу и, потрясенные, со слезами на глазах, уходили в ночную темень. Ярость вскипала у них в груди, пальцы судорожно сжимали винтовки.
— Прощай, Клим! — глухо произнес Волчан.
— Прощай, мой мальчик! — с нежностью сказал Тимошкин, последним подойдя к раненому. — Я помню свой долг! Мы никогда не забудем тебя!
— Прощайте, товарищ комиссар! — взволнованно ответил Клим. — Передайте привет товарищам…
Тьма сгустилась. Слабый ветерок шелестел в листьях деревьев. Клим видел, как его товарищи один за другим таяли во мраке. Как он ни прислушивался, ни один звук не подсказывал ему, здесь партизаны или уже ушли. Минут через пять он прижал приклад карабина ко дну окопчика и, волнуясь, нажал спусковой крючок. Раздался выстрел, из черного ствола вырвался сноп пламени.
Но зачем же стрелять в небо? Разве тратит впустую патроны настоящий боец? Он повернулся, и мучительная боль заставила его стиснуть зубы. «Только бы сознания не потерять!» — пронеслось у него в голове, и он вцепился руками в землю. Отдышавшись немного, Клим направил винтовку в сторону вражеских окопов и снова нажал спуск. Выждав, пока успокоится боль, он выстрелил еще раз.
Враги не отвечали. Всматриваясь в темь, Клим облизывал потрескавшиеся губы. «Нет! Так не годится! — думал он. — Они могут обратить внимание, что стреляют из одного и того же места!» Эта мысль встревожила его, он огляделся по сторонам. Ползти! Обязательно переменить место! Но сможет ли он, достанет ли ему сил? Вдруг он лишится сознания от боли и его захватят живым? Мурашки пробежали у него по коже. Потянувшись, он перевалился через бруствер и усилием воли пополз. Страшная боль раздирала ему внутренности, но раненый полз и полз вперед. Обессилев, он остановился и перевел дух. Руки его дрожали от слабости, на лбу выступила испарина. Направив карабин на вражеские позиции, юноша снова выстрелил.
Винтовка больно толкнула его в плечо. Клим пополз дальше, тихими стонами заглушая режущую боль. Еще немножко, еще совсем немножко, и товарищи прорвут кольцо, выйдут на свободное пространство. «А пистолет?» — обожгла его мысль. Он забыл его на бруствере. Нащупав шероховатую поверхность гранаты, Клим вздохнул с таким облегчением, словно она дарила ему жизнь.
В роще было тихо, и только хруст сухих сучьев и шорох раздвигаемых кустов выдавал присутствие человека. Юноша полз, останавливался, отдыхал, и снова продолжал ползти. Он забыл обо всем на свете и думал только об одном: стрелять! Силы постепенно покидали его, очень хотелось пить. Но он оставил в окопе и флягу. До нее ли ему сейчас?! Главное — ползти, стрелять!
Внезапно страшная волна взрывов потрясла сонную равнину.
«Гранаты! — обрадовался Клим. — А раз пошли в дело гранаты, значит, наши подползли незамеченными!» Вслед за взрывами наступила тишина, а потом послышалась перестрелка. Клим не шевелясь, с замиранием сердца прислушивался к грохоту боя. Выстрелы удалялись, с каждой минутой становились все глуше, реже. «Спаслись! Прорвались!» — подумал Клим со слезами счастья на глазах.
Теперь, когда товарищи были в безопасности, Клим бессильно опустился на землю. Губы его взволнованно дрожали, слезы заливали лицо. Земля была теплая, упоительно пахло лесными травами. Все! Спасены! И он им помог, своими собственными руками. Может, именно благодаря ему они летели теперь по равнине — все больше и больше забирая на юг, все ближе к отрогам гор. Он помог им, он прикрыл их отход! Теперь в их отряд снова вольются двенадцать сильных, закаленных бойцов, вольется драгоценное оружие, боевая слава. Отряд живет, отряд будет жить!
Полицейские и войсковые части, охваченные паникой, были потрясены новым взрывом в лесу. Взрывной волной качнуло деревья, лиловатая вспышка осветила их черные кряжистые стволы — и снова воцарилась тишина.
* * *
Все произошло быстро и внезапно. Расчистив себе дорогу гранатами, партизаны вырвались на простор. В темноте они разглядели неясные фигуры солдат, панически разбегавшихся во все стороны. Перепрыгивая стрелковые окопчики и стреляя из пистолетов и автоматов, партизаны зашли в тыл. В потемках тяжело упала на землю граната — один из партизан отшвырнул ее на бегу ногой. Яркая вспышка взрыва на секунду ослепила бегущих партизан, кто-то вскрикнул, но, поняв, что это не свой, бойцы устремились дальше.
— Господин поручик! — послышался во мраке страшный вопль.
— Сюда, сюда-а!
Пырван выругался и, повернувшись на крик, дал короткую очередь. Бежавший на шум и выстрелы Черкезов услыхал зловещий свист пуль и в страхе кинулся на землю. Как всегда в такие моменты, сердце его чуть не выскакивало из груди, все его худое, жилистое тело била неудержимая дрожь. Во мраке явственно послышался топот — вот он поравнялся с ним. Черкезов сжал в руках автомат и приготовился стрелять. Впотьмах нельзя было разглядеть — свои это или партизаны? Внезапно смутные, еле различимые фигуры выбежали из-под прикрытия деревьев на шоссе и исчезли в полях.
Все произошло с такой стремительностью, что поручик не успел даже нажать спуск. Перед ним на мгновение мелькнула костистая фигура пожилого крестьянина, который, пригнувшись, бежал вперед. Отец? А может быть, нет? Страх снова подступил ему к горлу. И если отец — пусть лучше убирается! К черту, куда угодно! Недоставало еще, чтобы завтра все узнали об его позоре! Лютая ненависть к партизанам снова захлестнула, ослепила Черкезова. Он с силой нажал спуск. Длинная очередь трассирующих пуль разорвала ночную темень, прочертила на черном небе их светлые траектории. Поручик стрелял, пока не кончились патроны, и вновь сменил диск.
Преследуемые неожиданным огнем, бойцы метнулись в разные стороны, но продолжали бежать вперед. Стрельба вскоре замолкла. Перед ними была ночь, свобода и тишина. Бойцы снова собрались вместе и, не останавливаясь, помчались дальше, забирая чуть-чуть на запад. Простор неудержимо манил их к себе, равнина принимала их в молчаливые материнские объятия. Бойцы
