Он сознавал, что все еще диковинка для местных. Кто-то таращился на него с искренним любопытством. Кто-то улыбался. Многие были замкнуты, любезно-суровы, приветственный кивок, косой взгляд вслед. Как правило, на обратном пути от Пуату Джей заказывал в кафе «Марод» blonde или café-cassis[74]. Огороженная terrasse была невелика, не шире крупной плиты на узкой мостовой, но на ней было уютно сидеть и наблюдать, как просыпается деревня. Чуть в стороне от главной площади, оттуда все прекрасно видно: длинный спуск с холма к болотам; стена деревьев на улице Вольных Граждан; колокольня — звон колоколов летел над полями каждый день в семь утра; квадратная розовая школа на развилке. У подножия холма Танн был затянут дымкой и тускло мерцал, поля за ним едва просматривались. Ранним утром свет был очень ярок, практически резал глаза контрастом белых фасадов домов и их же коричневых теней. Рядом с кучкой заброшенных домов, нависших над рекой на шатких деревянных подпорках, к берегу пристала лодка. Из трубы лодки вился дымок, пахло жареной рыбой.
Между семью и восемью утра несколько человек, в основном женщины, шли мимо, нагруженные караваями или бумажными пакетами круассанов из булочной Пуату. В восемь колокол звал к мессе. Джей легко узнавал прилежных прихожан. Налет напыщенного сопротивления на добротных весенних пальто, начищенных ботинках, шляпах и беретах выдавал их. Каро Клермон неизменно была среди них вместе с мужем; он неуклюже ковылял в тесных ботинках, она элегантно выступала в неизменных шелковых шарфах. Она всякий раз здоровалась с Джеем экстравагантным взмахом руки и окликом: «Как ваша книга?» Ее муж коротко кивал и спешил дальше, согбенный, смиренный. Когда месса была в разгаре, несколько стариков с усталым вызовом опускали зады на terrasse кафе «Марод», чтобы выпить café-crème[75] и сыграть в шахматы или поболтать. Джей узнавал огородника Нарсисса — всегда на одном и том же месте у двери. В кармане его пальто лежал потрепанный каталог семян, который Нарсисс читал в тишине, пока кофе стыл у локтя. По воскресеньям Жозефина покупала pains au chocolat[76], и старик всегда брал два — крупные коричневые кисти были странно нежны, когда подносили выпечку ко рту. Нарсисс редко говорил, ограничиваясь коротким кивком остальным посетителям, а затем усаживался, где обычно. С половины девятого мимо брели школьники, нелепые в своих куртках с капюшонами на флисе, вереница логотипов на пурпурном, алом, бирюзовом, лимонном. Они смотрели на Джея, не скрывая любопытства. Некоторые на ходу смеялись и весело обзывались: «Rosbif! Rosbif!»[77]. Детишек от пяти до одиннадцати лет в Ланскне было около двадцати, их разделили на два класса; те, что постарше, ездили на школьном автобусе в Ажен, прижав любопытные носы к стеклам, густо разрисованным пальцами.
Днем Клермон присматривал за ремонтом дома. Первый этаж уже выглядел лучше, и крышу почти закончили, хотя Джей видел, что Жорж разочарован его аскетизмом. Клермон мечтал о зимних садах, и закрытых плавательных бассейнах, и джакузи, и колоннадах, и ухоженных газонах, хотя довольно философски отнесся к признанию Джея о нежелании жить в вилле а-ля Сен-Тропе.
— Bof, се que vous aimez, à се que je comprends, c'est le rustique[78], — сказал он Джею, пожав плечами.
Но в глазах его уже запрыгали циферки. Джей понял: если не возьмет его в ежовые рукавицы, почти наверняка утонет в ненужном барахле — битой посуде, табуретах для дойки, дрянных мебельных копиях, тростях, потрескавшейся черепице, разделочных досках и старинной фермерской утвари; во всем нелюбимом и заброшенном детрите чердака и подвала, получившем отсрочку от костра посредством ярлыка le rustique, которое ему будут предлагать купить. Он должен немедленно это пресечь. Но было что-то невероятно трогательное в этом мужчине, что-то одновременно робкое и нелепо оптимистичное в крысиных черных глазках, мерцающих над унылыми усами, и отказ был невозможен.
Вздохнув, Джей смирился с неизбежным.
В четверг он увидел Маризу впервые после их скомканного знакомства. Он возвращался домой с утренней прогулки, зажав под мышкой каравай. Там, где их земли смыкались, вилась терновая изгородь, вдоль которой параллельно границе бежала тропинка. Изгородь была новой, года три или четыре, мартовская листва не скрывала прорех. За изгородью виднелась пунктирная линия, след старой изгороди, неровный ряд пеньков и кочек, плохо прикрытых землей. Джей прикинул расстояние. Клермон прав. Она передвинула границу футов на пятьдесят. Возможно, когда старик впервые заболел. Со слабым любопытством Джей пристальнее вгляделся сквозь изгородь. Контраст между ее и его сторонами был разителен. На стороне Фудуина нестриженые лозы ползли во все стороны, молодых побегов почти не видно, не считая пары твердых коричневых почек на концах усиков. Ее лозы были беспощадно подрезаны в двенадцати дюймах от земли и готовы к лету. На стороне Маризы не было сорняков; аккуратные ровные грядки, расстояния между ними хватало, чтобы проехал трактор. На стороне Джея ряды скрещивались и сплетались, неподрезанные лозы похотливо цеплялись друг за друга поверх тропинок. Веселые ростки крестовника, мяты и арники торчали из спутанных лоз. Он снова перевел взгляд на землю Маризы и разглядел торец ее фермы на краю поля, полускрытый за тополями. Фруктовые деревья там тоже росли — белый яблочный цвет на голых ветвях, — и еще, кажется, огород. Поленница, трактор и, несомненно, не что иное, как сенной сарай.
Она, должно быть, услышала выстрел из дома. Уложила ребенка в кроватку. Вышла. Помешкала. Картинка была такой яркой, что Джей почти видел, как она это делает: натягивает ботинки на толстые носки, кутается в слишком большую куртку — дело было зимой, — мерзлая земля хрустит под ее ногами. Ее лицо невозмутимо, как в то первое утро их знакомства. Образы преследовали его. Под маской Мариза уже не раз мелькнула на страницах его новой книги; ему казалось, что он знает ее, а ведь они почти не говорили.
Но что-то в ней притягивало его, неотразимый аромат тайны. Непонятно почему она напоминала ему Джо. Может, пальто, или мужская кепка, слишком низко надвинутая на глаза, или полузнакомый, сбивающий с толку силуэт, который только что мелькнул за углом кирпичной стены. Конечно, черты ее ничуть не похожи на Джо. У Джо никогда не было бы такого бесцветного, пустого лица. Отворачиваясь, Джей что-то заметил — фигуру в нескольких сотнях ярдов от него, что быстро шла вдоль изгороди с той стороны. Укрытый тонкой ширмой кустов, он увидел ее прежде, чем она его. Утро было теплым, и она изменила своей мешковатой верхней одежде с джинсами и полосатым рыбацким свитером. В новом наряде она казалась мальчишески тонкой. Ее рыжие волосы были неумело острижены до подбородка — скорее всего, стриглась сама, подумал Джей. Не видимая никем, она была живой, яркой. Джей даже не сразу ее узнал.
А потом ее глаза метнулись к нему, и будто ставни захлопнулись, так быстро, что он усомнился, не вообразил ли ее иное лицо.
— Madame…
Мгновение она колебалась, глядя на него с почти оскорбительным равнодушием. Ее глаза были зелеными, необычно светлыми, цвета патины. В книге он окрасил их в черный. Джей усмехнулся и протянул руку над изгородью.
— Мадам д'Апи. Простите, если напугал вас. Я…
Но не успел он что-нибудь добавить, она резко повернулась и нырнула в гушу лоз, не оглядываясь, плавно и быстро пошла по тропинке к дому.
— Мадам д'Апи! — крикнул он вслед. — Мадам!
Она наверняка слышала и все же проигнорировала его зов. Джей еще несколько минут смотрел, как она уходит все дальше, затем пожал плечами и повернулся к своему дому. Сказал себе, что его разочарование абсурдно. С какой стати ей хотеть говорить с ним? Он слишком много позволяет своему воображению. В мягком свете дня она не имела ничего общего с героиней его книги, владелицей аспидных глаз. Он решил больше не думать о ней.
Когда Джей вернулся домой, его уже поджидал Клермон с полным кузовом мусора. Клермон подмигнул, когда Джей свернул к дому, и сдвинул синий берет на затылок.
— Holà[79], мсье Джей, — крикнул он из кабины. — Я нашел вам кое-что для вашего нового дома!
Джей вздохнул. Инстинкты его не подвели. Каждые несколько недель ему придется выслушивать призывы Клермона избавить его по грабительским ценам от груды brocante[80], маскирующегося под деревенский шик. Судя по тому, что торчало из кузова: сломанные стулья, швабры, половинки дверей, совершенно жуткий дракон из папье-маше, оставшийся с карнавала, что ли, — подозрения Джея едва ли хоть отчасти соответствовали кошмарной реальности.
— Ну, не знаю, — начал он. Клермон ухмыльнулся.
— Посмотрите. Полюбите, — объявил он, выпрыгивая из кабины. Джей заметил бутылку вина у него в руках. — Это чтобы поправить вам настроение, э? А потом и о деле поговорим.
