в последней, отчаянной попытке спастись, прежде чем костлявые руки схватили ее за шею.
XII
19 октября 1880 года, вечер, Санкт-Петербург, Большая Морская улица
– Ты помнишь, как здесь оказалась? – спросил Владимир.
– Как в тумане… – покачала головой Амалия и зажмурилась, силясь вспомнить. – Мы должны были… открыть врата и призвать дух Марии… дать Его Высокопревосходительству проститься с дочерью… увидеть ее еще раз…
– И что произошло?
– То, что откликнулось с той стороны… Что бы это ни было – это была не баронесса Ридигер. Оно пришло сквозь зеркало. Мы не были готовы к встрече с этим кошмаром, – голос Амалии дрогнул. Невидящим взглядом она буравила разбитое стекло. – Я бежала. Оно следовало за мной. Почти настигло. В полутьме я наткнулась на потайную дверь – не знаю, как мне это удалось. Но будто бы фальшивое зеркало спасло меня. Эта тварь билась в него, словно мотылек об стекло. Силы покинули меня и… Когда я очнулась – вы уже были здесь.
Она зябко поежилась и поправила перчатки.
– Сударыня, – откашлялся Нораев. – А как выглядело существо, которое вы, кхм, вызвали с того света?
– Разве вы не поняли? Оно сейчас носит на себе останки баронессы, словно жуткий карнавальный костюм!
* * *
Пока никто не видит, Решетников прислонился к стене в салоне и извлек из внутреннего кармана флягу с коньяком. Его мутило от самодовольства Корсакова, раздражали и бьющаяся в театральной истерике Штеффель, и подчеркнуто подтянутый Постольский, и особенно утомлял не терпящий пререканий Нораев. Если жандармы хотят слушать бредни двух шарлатанов – пусть. Обнаружение потайной комнаты лишь укрепило его уверенность в том, что где-то в особняке есть ход наружу, а значит, нужно было его найти и утереть нос этим профанам! И зазеркалье подало ему отличную идею.
Решетников начал с комнаты, в которой находился – салона перед разбитым зеркалом, – двинувшись вдоль стен по часовой стрелке. Ему казалось, что шаг его был упругим и ритмичным, словно метроном. Однако глоток перед зеркальной комнатой был не первым, да и, чего уж греха таить, далеко не последним за сегодняшний день, и это явно сказывалось на движениях околоточного, который и так не отличался излишней грацией.
Возможно, именно поэтому, заворачивая за роскошный диван, Решетников зацепился ногой за его ножку и упал. К счастью, сделал он это без излишнего шума – не хватало, чтобы надменные жандармы прибежали на грохот и увидели его валяющимся на полу. Сил тут же подняться не хватало, и Решетников задумчиво скользнул взглядом по полу вокруг себя. Его внимание привлек предмет, блеснувший в свете газовых светильников за спинкой дивана. Околоточный приподнялся и подполз, чтобы разглядеть предмет поближе. И лучше бы он этого не делал…
Предмет оказался украшением в виде золотого колокольчика, а находился он на иссохшей руке трупа, валяющегося за спинкой дивана. Глаза Решетникова расширились от ужаса, он застыл, не до конца понимая, откуда здесь взялось мертвое тело и что ему делать. Он только перевел взгляд с руки на застывшее в жутком оскале лицо, смотрящее куда-то вверх, как совсем рядом раздался тихий звон.
Это рука трупа шевельнулась…
Невозможно! Ее обладатель явно был мертв уже долгое время, но…
Сглотнув, Решетников опустил глаза обратно на руку, почти ожидая, что она уже ползет к нему, как жуткий костяной паук. Вопреки его страхам ладонь с украшением оставалась в том же положении. Или все-таки нет? Или все-таки чуть-чуть сдвинулась?
Решетников снова посмотрел на лицо – и жуткий оскал уже не глядел в потолок! Голова трупа повернулась и, казалось, смотрит прямо на околоточного.
Решетников открыл рот, чтобы закричать от ужаса, но не успел издать ни звука. Пальцы покойницы метнулись к его лицу, целя в глаза. Последней собственной мыслью Решетникова оказалось осознание, что насчет не последнего глотка он ошибся.
* * *
– Что ж, тот факт, что дух был привязан к останкам, крайне интересен, – задумчиво сказал Корсаков.
– Чем же, если не секрет? – обратился к нему Нораев. Владимир в очередной раз заметил, что ротмистр будто бы заранее знает ответ, просто хочет услышать его от собеседника.
– В таком случае дух не является вольным, – все же подыграл ему Корсаков. – Для того чтобы существовать в нашем мире, ему нужна свободная оболочка.
– Свободная? – теперь спросила уже Амалия.
– Ну да, пустое тело, – мрачно пояснил Владимир. – Не занятое, так сказать, другим духом. Или в нашем случае душой…
– Покойник, – прошептала медиум.
– А куда запропастился Решетников? – внезапно спросил Павел.
– Я видел, как он вышел обратно в салон, – ответил ему Нораев. – А вот дальше…
– Думаю, мы все согласимся, что ходить по дому в одиночку в таких обстоятельствах не лучшая идея? – хмуро оглядел спутников Корсаков.
– Ну, рассказ госпожи Штеффель, конечно, подействовал мне на нервы, но поверю я в него, только когда увижу это страшилище своими глазами, – холодно парировал ротмистр.
– Боюсь, оно станет последним, что вы увидите вообще, – вновь подала голос Амалия. Она наконец-то встала из кресла. Судя по дрожи, любое физическое усилие давалось ей с трудом. – Прошу вас, я не могу больше находиться в этом чертовом доме…
– О, господин Решетников! А мы вас потеря… – радостно начал Постольский, но быстро осекся.
Силуэт околоточного занял весь проем, где было зеркало. Он пригнул голову, так что лица не было видно, и шагнул внутрь комнаты. В воцарившейся тишине отчетливо слышалось хрипящее дыхание сыщика – от него мурашки бежали по спине. В этом звуке словно бы слились свист проколотого легкого и истерический плач безумца. Сделав два нетвердых шага, Решетников поднял голову. Амалия в ужасе всхлипнула. Корсаков инстинктивно сделал шаг назад. Постольский выглядел ошарашенным. И только Нораев, казалось, соблюдал спокойствие.
На щеках сыщика, словно белок сваренного всмятку яйца, застыла беловатая слизь, еще недавно бывшая его глазами. Вместо них зияли две окровавленные дыры. Рот Решетникова был открыт не то в глупой и абсолютно неуместной усмешке дегенерата, не то в отчаянном крике о помощи, который никто не слышал, ведь из горла его все еще рвался свистящий истерический хрип. Все внимание собравшихся было настолько приковано к изуродованному лицу околоточного, что никто не обратил внимания на зажатый в его руке револьвер, пока ужасный гость не вскинул его и не направил в сторону застывших людей. Решетников был слеп – он просто не должен был видеть вытекшими глазами, но трясущийся ствол пистолета безошибочно развернулся в сторону Амалии. Молодую женщину спасли две вещи – отчаянно гуляющий прицел околоточного и мгновенная реакция собравшихся мужчин.
Рявкнул первый выстрел. Пуля просвистела у
