самого уха Амалии. Владимир рванулся к ней и повалил на землю. Второй выстрел – пуля врезалась в стену, перед которой Амалия только что стояла. Постольский бросился навстречу околоточному. Нораев же, все с тем же поразительным спокойствием, выхватил из кобуры свой пистолет и, практически не целясь, выстрелил в Решетникова. Специально ли он старался не задеть жизненно важных органов или это вышло случайно, но его пуля попала Решетникову в левое плечо. От ранения тот покачнулся, удар развернул его вполоборота, но револьвер в правой руке уже вновь целился в Амалию. В этот момент в него, словно британский регбист, врезался поручик Постольский. Решетников, теряя равновесие, взмахнул руками – грянул третий выстрел, никого, к счастью, не задевший, – и рухнул назад. Прямо на опасно торчащие из рамы осколки фальшивого зеркала. Брызнула кровь. Шею Решетникова пробил острый край осколка. Околоточный задергался в конвульсиях, пытаясь зажать рану руками, но вместо этого лишь изрезал стеклом ладони. Отвратительное бурлящее клокотание из пробитого горла продолжалось несколько секунд. Наконец Решетников затих. А ад – разверзся.
* * *
Газовые светильники вспыхнули синим пламенем, их плафоны лопнули, разметав вокруг сотни осколков, и погрузили комнату во тьму. Где-то рядом вскрикнула и тут же затихла Амалия. Хрустнули чьи-то шаги по битому стеклу. Затем воцарилась тишина.
– Свет, бога ради! Дайте свет! – испуганно воскликнул Постольский откуда-то из темноты. – У кого есть спички?
– Никаких спичек! – судя по голосу, Нораев все еще был спокоен и собран. – Если через светильники вытекает газ, мы взлетим на воздух!
– Я не чувствую запаха газа, – сказал в темноту Владимир.
– А я не хочу рисковать! – отрезал Нораев. – Поручик, вы все еще рядом с дверью?
– Да!
– Оставайтесь там. Говорите с нами. Мы идем на ваш голос, к выходу. Корсаков, сможете?
Владимир кивнул, потом понял, что в темноте этот жест никто не разглядит, и сказал:
– Да! Думаю, да!
– Госпожа Штеффель? – спросил ротмистр следом. Ответом ему была тишина.
– Амалия? – еще раз позвал Корсаков. Вновь молчание.
– Выходим, – не стал тратить время на третий окрик Нораев. – Поручик, говорите с нами!
– О чем? – потерянно спросил Павел. Владимир медленно двинулся на его голос.
– О чем угодно. Мы идем на ваш голос. Решетников еще рядом с вами?
Постольский помедлил с ответом, видимо, ощупывая пространство вокруг себя, а затем отозвался:
– Да, его тело здесь. Господи, я убил его!
Владимир двигался вперед, выставив руку, пока не наткнулся на стену. Дверь должна была находиться правее. Ощущая под ладонью вырезанный на деревянных панелях узор, Корсаков аккуратными шажками начал перебираться к выходу, пока под ногами не хрустнуло стекло. Следом носок его ботинка уткнулся во что-то мягкое.
– Эм… Поручик, я вас не пнул? – спросил Владимир.
– Нет. Видимо, это Решетников.
– Мерзость какая, – пробормотал Корсаков и сделал шаг назад. – И не беспокойтесь. Думаю, он был мертв еще до того, как вошел в комнату.
– Но он же стоял! Он двигался! Он стрелял в нас!
– Он стал куклой, – раздался совсем рядом голос Нораева. Он тоже почти достиг выхода. – Что бы ни встретило его в этом доме, оно убило Решетникова, а затем подчинило своей воле словно марионетку.
– Но тогда почему он остановился? Или… или он сейчас…
– Без паники, Постольский, – скомандовал ротмистр. – Даже с учетом вселившегося духа, у тела должна остаться физиологическая возможность двигаться. Осколок перебил Решетникову позвоночник. В таком виде он духу бесполезен.
– Вы удивительно спокойны, Василий Викторович. Не впервой? – спросил у темноты Корсаков.
– Можно и так сказать, – с неприятным, неуместным смешком подтвердил Нораев. – Хотя, должен признать, такое я вижу действительно впервые.
– А я вот, кажется, сталкивался с подобным совсем недавно, – вид околоточного с застывшим в жутком оскале лицом вызвал в памяти Корсакова образ восставшего из мертвых исправника Родионова – храброго служителя закона, который ценой своей жизни помог Владимиру спасти маленький город от разбуженных безумным художником потусторонних сил из старого кургана. Неприятное воспоминание сменила мысль еще более пугающая – даже зная, что Решетников сейчас лежит под его ногами, Корсакову все равно чудилось, что мертвый сыщик бесшумно поднялся и уже стоит рядом ним. С вытекшими глазами и безумной улыбкой. И ему не нужен револьвер, чтобы разделаться с Владимиром.
Ойкнул Постольский, чуть не устроив Корсакову разрыв сердца.
– Спокойнее, Павел, это я, – Нораев, для разнообразия, звучал почти заботливо. – Дайте мне руку. И вы, Корсаков.
Кто-то несколько раз щелкнул пальцами в темноте, совсем рядом. Владимир вытянул руку, пытаясь нащупать ладонь ротмистра. Наконец ему это удалось. У него оказалась на удивление деликатная рука. Почти женская…
– Корсаков, долго вас ждать? – раздался голос Нораева. Совсем не там, где его ожидал услышать Владимир.
«Но если ротмистр там, то кто…»
Корсаков похолодел от ужаса и не успел закончить мысль. Неизвестная рука дернула его вперед, в провал на месте зеркала. Владимир потерял равновесие и вывалился в соседнюю комнату.
XIII
19 октября 1880 года, в то же самое время, где-то на окраине Санкт-Петербурга
– Вы не имеете права! Я подчиняюсь товарищу министра внутренних дел!
Прозвучало на удивление жалко. Видевшие этого человека ранее Олег Нейман или Владимир Корсаков здорово бы удивились, застав грозного обезьяноподобного мужчину плачущим и дрожащим от ужаса. А вот полковник удивлен не был. После пары часов настойчивого общения с ним такой непрезентабельный вид принимали гораздо более уверенные в себе и опасные люди. Жандарм просто воспринимал это как данность. Их беседа в доме, о существовании которого знали лишь полковник да пара его самых верных подчиненных, продолжалась уже довольно давно. Подручный Назарова держался стойко.
– А я повторюсь, что он тебе не поможет. Я ценю в людях личную преданность, но всему есть предел. Если долго хранить верность мертвецу, можно и самому стать мертвецом. Я же не прошу о многом. Ты разумный парень. Ответь мне на два вопроса – и ты свободен. При условии, что все произошедшее останется между нами. Смотри, я даже уберу нож.
Полковник тщательно вытер лезвие, положил кинжал на землю, а сам уселся на пол по-турецки. Глаза жандарма и подручного Назарова оказались на одном уровне. Правда, обезьяноподобный мужчина видел мир несколько перевернутым. Такое случается, когда человека подвешивают за ноги.
– Что вы принесли в дом на Большой Морской и зачем вы пытались туда попасть на следующее утро?
– Пожалуйста… – шмыгнул мужчина.
– Давай я даже упрощу тебе задачу. Ты и двое твоих сообщников побывали на Волковском кладбище, вскрыли могилу баронессы Ридигер и привезли ее останки в дом на Большой Морской. По приказу ее отца и
