не вышло. Ростки не принялись, а после и вовсе превратились в пепел. Но Ягиня не стала ругаться, лишь покачала головой. Чуть позже Всполох объяснил Василике, что в ней слишком много пламени.
– Ты все поджигаешь, – засмеялся дух. – Прямо как я.
– Как бы она сама не сгорела, – пробурчала ведьма. – Смотри, Василика, если саму себя подожжешь, уже никуда не денешься.
Василика усмехнулась. Слова Ягини показались ей славной шуткой. Не зря неживые тянулись к ней, то дергали за руки, то обнимали, то нарочно путали тропы, надеясь, что девка заблудится и не выйдет к избе. Но Василика умела заговаривать дороги. Лес принимал ее, пусть временами и требовал человеческой крови. Она сама чувствовала его голод и готова была поделиться – дать ему хоть пару капель. Не раз Ягиня ловила ее у ворот с ритуальным ножом и шипела, отбирая оружие.
– Обойдется твой Лес, – сквозь зубы говорила ведьма. – А ты, девка, ступай в избу и ложись спать.
В купеческом доме свободы было больше. Василика могла исчезать вечерами и прогуливаться верхом на Яшене. В ведьмином доме так не получалось. Пока обитатели Нави жгли костры и отплясывали с хохотом и звоном бубенцов, Василика сидела в темной и тихой избе. Конечно, умом она понимала, что девке не следует гулять с неживыми, но сердце нашептывало о другом.
У Василики щемило в груди. Когда-то они снова увидятся с Мраком? Наверняка к тому моменту ее ясные глаза потускнеют, лицо изрежут морщины, а певучая душа захрипит вороной. Да, она знала о том, что бывает с молодицами, которые уходят с неживыми, но нельзя же из-за этого всю жизнь чинно просидеть в избушке.
Ягиня поправила багряный платок и хмыкнула про себя. До встречи с ней Василика представляла себе сухую и сгорбленную бабу, но никак не статную, не такую уж старую и довольно обычную с виду ведьму? Только теперь она заметила, что ведьма чуть выше ее. От нее пахло медом, травами и иногда – жареным мясом.
– Тебя будут кусать за больное, – продолжала Ягиня, ставя на стол чашки и доверху наполняя их ягодным чаем. – Конечно, есть ведьмы, которые дружат с нечистыми и отплясывают с ними при полной луне, но плата, – поджала она губы, – слишком велика.
– Их души, – догадалась Василика. – Они не попадают в Правь?
– Они сами становятся теми, с кем плясали, – зябко передернула плечами ведьма. – Вечно голодные, холодные и злые, эти духи скитаются по Нави и хотят только одного – есть.
– Я слышала о тебе то же самое, – невесело усмехнулась Василика. – О тебе разные слухи ходят, уж не злись.
– Люди разное болтают от скуки, – согласилась Ягиня. – Странно было бы ожидать от них иного. Но я – одно дело, а ты – совсем другое. – Она посерьезнела. – Послушай, Василика, ты еще очень молода и многого не знаешь. Не разговаривай с мертвыми. Не зови их и уж тем более не имей с ними никаких дел. Это добром не заканчивается, даже если ты думаешь, что смогла обмануть всех.
Ягодный чай стал удивительно кислым. Василика отодвинула чашку. Колдовское ремесло требовало слишком многого – не ходить замуж, не иметь дел с нежитью, не верить людям, бросать добро в воду, не ожидая ничего взамен, и вечно торчать на Границе миров, наблюдая, как веселятся духи Нави и нарочито громко поют о прекрасной жизни. Среди них ведь и те, кто раньше был людьми, так что не только по слухам.
– Ты отпустишь меня к реке? – спросила Василика.
– Нет, – покачала головой Ягиня. – Лучше сходи в баню, попарься. И не забудь. – Она указала на иголку и клубок красных нитей.
От этого хотелось взвыть. Ведьма требовала, чтобы ученица тонко расшила рубаху багряными оберегами, обладающими силой. И пусть это был не свадебный наряд, но шитье по-прежнему не давалось и жгло ладони. Василика тяжело вздохнула и потащилась в баню. Там ее ждали горячий пар, тазы с теплой водой и можжевеловый веник.
Только нечистым не нравилось мытье. Не зря говорили, что заговоренным веником можно изгнать самые разные хвори. В жару травы липли к коже и очищали тело, вытягивали тьму из души. Все уходило, утекало с грязной водой, оттого после бани каждый чувствовал себя лучше.
В Радогощи, да и в соседних деревнях был старый обычай: незнакомца, попросившегося на ночлег, приглашали в баню. Добрый человек непременно соглашался да еще просил, чтобы его посильнее хлестали веником, злой же отказывался или со скрипом зубовным обращался в дым и уносился прочь. Так распознавали и изгоняли нечисть.
Василика скинула одежду и принялась мылиться, втирать в кожу полынь и вереск. Калина говорила, что от ведьм пахнет мерзко, потому что судьба их всегда несчастлива. То ли врала, то ли не догадывалась, что травяная горечь отгоняет злобу. Оттого гостям всегда подавали пряный сбитень и смотрели: выпьет и попросит добавки или скривится и примет истинное обличье?
Банник скакал, подавая то веник, то мыло. Василика не стеснялась его. Зачем, если это дух? Конечно, он отличал девку от молодца, но не понимал, отчего первые краснели и прятались, а вторые, наоборот, хвастались. Ягиня, переодеваясь, и вовсе хохотала, мол, кто же будет подглядывать за старухой. И действительно: они жили вдвоем, а вокруг – ни одного доброго молодца, только духи и нечистики.
Наверное, Калина пристыдила бы Василику, но мачехи не было рядом, да и не будет. Василика смотрела на свое тело и думала, что славно было бы обернуться чужачкой и прийти в Радогощь, повидать сестер, узнать, вернулся ли отец. В конце концов, Василика выросла там, и у нее было право наведаться домой хоть раз. И погулять с молодцами.
Василика зло усмехнулась. Да, ей хотелось помиловаться ночь с кем-нибудь у костра, а на заре исчезнуть. И пусть ищут, гадают, тоскуют, а она будет наслаждаться свободой, которой лишены простые девицы.
Неужели ворожба портила ее и делала похожей на Мрака? Сердце все больше сливалось с лихом. Коварные замыслы казались ей невероятно медовыми, и Василика не сразу спохватывалась и думала, что сказала бы Калина. А родная мать? Ведь отец говорил, что она была добрее всех женщин в Радогощи, но здоровье ее подвело.
Из бани Василика вышла иной. Что-то постепенно умирало в ней, а что-то зарождалось. Василика осмотрела рубашку и покосилась на клубок красных нитей. Ягиня велела ей вышить обереги на рукавах, чтобы нечисть обжигалась, если вдруг схватит ее за руки. Как будто это поможет.
Василика фыркнула и убрала клубок с иголкой в котомку. Отчего-то ей казалось, что чем сильнее хватаешься за
