– Так.
– А ты, конечно, послушный сын. Или читал? – Вайсфиш хитро прищурился. Показалось, даже локаторы его ушей удлинились.
– Читал, – смущенно признался Берг. Лгать он не умел и не хотел.
– Честь и слава. Молчу, молчу, – Вайсфиш поднял обе руки ладонями к Бергу, как бы защищаясь. Некоторое время работали молча.
– Вот что я тебе скажу, сын мой, – Вайсфиш набрал воздух в легкие, и это означало, что монолог будет долгим. – Слышал ли ты такое пышное и страшное слово – «концепция»? Так вот, появляется человечек, и его по стадному сговору большинство ученых мужей, глупость и слепота которых стала притчей во языцех, объявляет, не более и не менее, как «отцом философии» современного мира. Естественно, он опять же немчура по имени Гегель… Георг Вильгельм Фридрих. Можно подумать, что число имен прибавляет ему величие. Чем же он так велик? А он, понимаете ли, создал удобную и, главное, понятную даже ослу «концепцию». Ну, а кого же больше всех не любит немчура? Кого не выносит на духу все их немецкое племя? Ну, конечно же, евреев. И что сей ба-а-льшой философ вещает миру, который заглатывает его слова, как сладостную облатку католик из рук папы римского.
Вайсфиш снова нырнул в подсобку и вынес книжицу на немецком.
«Интересно, – подумал про себя Берг,– китайский он тоже знает?
– Слушай и запоминай, – сказал Вайсфиш, – память у тебя феноменальная… ««Все состояния еврейского народа, вплоть до самого гнусного, самого постыдного, самого отвратительного, в каком он пребывает еще и в наши дни, являются последствием развития изначальной судьбы евреев, связанной с тем, что бесконечная мощь, которой они упорно противостоят, с ними всегда грубо обходилась и будет грубо обходиться до тех пор, пока они не умиротворят ее духом красоты и тем самым не упразднят свое упрямство духом примирения».
Этот мерзавец отмечает у нас вялую животность, полное уродство, пассивность и, главное, неспособность «умереть евреями». Вывод: евреи, не исправитесь, пеняйте на себя. Теперь только остается «концепцию» успешно развивать. Ну, и, как говорится, свято место пусто не бывает. Появляется Ницше, чтобы в свою очередь швырнуть пару камней в евреев. Камни эти со временем превратятся в град пуль. Ну, Ницше по рождению поляк, Ницки. Эти тоже весьма «обожают» евреев. Но вот, в самой Неметчине, в религиозной еврейской семье рождается мальчик, нареченный Мордехаем. Ему неймется. Он становится мешумедом, выкрестом, берет имя Карл, как ты уже догадываешься, по фамилии Маркс. У этого же ненависть к своему народу перехлестывает все границы. Тут уже совсем немного осталось до появления Гитлера под красным знаменем со свастикой, с правой стороны, и Лениносталина под красным знаменем с серпом и молотом – слева. Обрати внимание, у всех у них усики шевелятся, как у смертоносных микробов. Ну да, тебе же запрещено заглядывать в микроскоп. То, что они в облике человеческом, не отменяет их бактериальную сущность. И шесть миллионов братьев наших вылетает в дымовую трубу крематория. Сжигать то надо всех, и задушенных, и расстрелянных, чтобы замести следы… Погоди, дай-ка, я тебе объясню. Я понимаю, у тебя особый интерес к арифмометру. Такой, казалось бы, нехитрый приборчик, а считает в уме, как живое существо. Но, дружище, твоего ума дело намного сложнее. Можешь ли ты себе представить игру в шахматы с Големом?
– Отец нам рассказывал о рабби Лива из Праги, который слепил из глины искусственного человека – Голема. Рабби знал тайну магического сочетания букв. Он вкладывал в глиняный рот Голема листок, на котором было написано непроизносимое имя Святого, благословенно имя Его, – «Шем Амэфураш». И Голем оживал. Правда, говорили, что жил Голем, пока его создатель пребывал в экстазе. Как только подъем духа угасал, угасала и жизнь Голема.
– А слышал ли ты такое имя Артур Самюэль?
– Н-нет.
– Погляди в тот угол, на груду железного лома. Тут один житель Рамат-Гана привез из Америки такой волшебный ящичек, который зовется компьютером, то есть счетной машинкой. Хозяин решил, раз я чиню арифмометры, может, починю и эту штучку, которая категорически отказывается работать. Конечно же, это мне, мастеровому, не под силу. Но, как ты уже немного со мной знаком, это не дает мне покоя. Перечитал я всякие книжечки, статьи, инструкции по компьютерному делу, но это не моего ума дело. Я, конечно, могу тебе кое-что перевести с английского, но предлагаю, во имя не только твоего, но и общего нашего будущего, а я знаю, что говорю, выгодную для тебя сделку. Я готов оплатить или дать тебе время за счет работы на изучение английского. Есть такие трехмесячные курсы. А ведет их мой хороший знакомый. Нет, твой внешний вид его не напугает, ибо он тоже верующий. Главное, чтобы твои близкие не узнали. Ну что, или тебя пугает нечистая сила, скрытая в этом ящике?
– Вы назвали имя Артура Самюэля.
– Да, так вот. Этот самый Самюэль создал компьютерную программу игры в шахматы с расчетом на 10 ходов вперед. Более того, он ввел в один компьютер две одинаковые программы, и дал им свободу играть друг против друга. Ты представляешь, машина быстро училась играть у себя самой. Кончилось это тем, только не падай со стула: Самюэль проиграл своему детищу, этому машинному Голему.
Компьютерные наркоманы
Незаметно, в трудах, заботах и учебе, подкрались шестидесятые годы. У Берга родилась вторая дочь. Большим благом для семьи было то, что он работал в мастерской Вайсфиша и неплохо зарабатывал. А тут еще пришел черед стиральных машин.
Брацлавские хасиды, придававшие первейшее значение омовению и чистому белью, покупали эти машины, которые довольно часто ломались, и Берг проявил себя большим специалистом по их ремонту.
Удалось ему тайком завершить курсы английского языка. Теперь он все свободное время, катая в коляске ребенка или сидя в парке, недалеко от дома, читал статьи о компьютерах в научных журналах, неизвестно где доставаемых Вайсфишем.
Так тот добыл уникальный журнал на английском «Мысль» 1959 года издания со статьей Аллана Тюринга «Computing Machinery and Intelligence» – «Счетные машины и мышление» и сочинение Артура Самюэля «Some Studies in Machine Learning Using the Game of Checkers” – «Система обучения машины шахматной игре».
Берг, не в силах унять волнение, корпел над этими статьями, уверенный какой-то вгоняющей его в страх интуицией, что тут скрыто то, что откроет ему смысл его собственной жизни.
Берга потрясало: тюринговские постулаты математической логики странным образом подтверждали слова Вайсфиша о том, что вера основана не на логике, а на свободной воле.
Теперь Берг, ссылаясь на большой объем работы со стиральными машинами, до поздней ночи пропадал в мастерской, обхаживая, разбирая, изучая внутренности коробки, собирая нечто, называемое компьютером.
Бергу показалось, что он проваливается в преисподнюю, когда впервые перед ним засветился экран. Всегда такой уверенный в себе, Вайсфиш, подвигнувший Берга, обладающего невероятными способностями, на это дело, даже боялся заглянуть в тот закуток, где у светящегося экрана, понурившись, сидел Берг, явно испытывающий муки.
Одна четкая картина, явившаяся ему во сне, не давала покоя.
Бездонная пропасть рассекала надвое пространство мира. Благо бы, – по одну сторону пропасти – Святой, благословенно имя Его, по другую – человек. Но расположение-то иное. Святой, благословенно имя Его, – на высотах, а человек – на дне пропасти. Неизбывна молитва первого стиха 130-го Псалма: «Из глубин взываю к Тебе, Господи».
Как спастись человеку, находящемуся на дне пропасти, сухого бездыханного колодца?
И Берг молился.
«Не карай меня, Святой, благословенно имя Твое, если я слишком жажду приблизиться к Твоим тайнам. Ты не сбросишь мне в пропасть нить спасения, я должен сам карабкаться по отвесной стене бездны вверх. Я могу в любой миг свалиться и разбиться насмерть. Но путь избран: смотреть надо только вверх, ибо оглядка назад, в бездну означает одно – страх. Я боюсь даже подумать об этом, но этот Голем, эта машина, компьютер, соблазняет и манит меня приближением, быть может, кощунственным, к Тебе. Сам того не ведая, я случайными путями прикоснулся к знаниям таких людей, как Тюринг или Самюэль. Они явно были связаны с ангелом смерти Самаэлем. Великий Аллан Тюринг покончил собой. Он тоже съел яблоко с древа познания, но окунул его в яд. Начинал я наивным запоминанием всего, что шло в руку, от секретов математической логики до простых комбинаций в шашки и шахматы. Но в один из дней я пробудился весь в поту и страхе: все как-то странно и стройно сложилось в моем сознании, словно бы я открыл своего Голема, искусственного человека, как великий рабби Лива из Праги, о котором рассказывал мне отец».
Берг, в эти дни преклоняющийся перед Тюрингом, разгадавшим код германской машины «Энигма», передававшей шифрованные передачи в течение Второй мировой войны, благодаря чему союзники с 1942 года расшифровывали 50 тысяч сообщений в месяц – одно в минуту, и знали все намерения врага, испытывал мучения идолопоклонника. Берг не мог смириться с мыслью, что великий Аллан Тюринг съел яблоко, окунув его в цианистый калий лишь потому, что его обвинили в гомосексуализме (помилуй, Господи) и присудили к принудительному лечению. Берг был уверен, что Тюринг рискнул преступить последнюю грань, был смертельно ослеплен Ликом Святого, благословенно имя Его, и душа его не выдержала.
