– Так что – потом?
– Он ударил Джейса. Я ушла от него и подала заявление на развод. А когда Тревор явился в суд на слушание дела весь развинченный, бессвязно говорящий, судья упрятал его в тюрьму за пьянство и неправоправное поведение, а мне присудил единоличное опекунство. Тревор, когда протрезвел, понял, что дела идут вразрез с его желаниями, а этого он никак не мог вынести, такое положение дел ему не подобало.
В течение двух последних лет мы постоянно проводили юридические консультации с адвокатами. Эта идея принадлежала мне. Я полагала, что если мы сможем сохранить дружеские отношения, то, быть может, станем и лучшими родителями. Я думала только о Джейсе. Он нуждался… и нуждается… в отце. Да, Тревор не очень хороший папа, но ведь другого у Джейса нет.
– И что же, дела наладились?
– Тревор стал вести себя лучше, он даже на время бросил пить, но я почти уверена, что он не развяжется всю свою жизнь с другой привычкой – с наркотиками. Как бы то ни было, но наш консультант предложил нам провести семейные каникулы вместе, и пять недель назад мы полетели в Вэйл. Тревор нанял самолет и назвал наше путешествие «необходимым для нас для всех отдыхом». Я надеялась, что, может быть, перемена мест пойдет нам всем на пользу. Может, игра в снежки и свежий воздух успокоят его нервы, хоть немного. И, – тут она снова начала ковырять носком ботинка грязь, – я, наверное, понадеялась, что смогу примириться с ним и начать все сначала. Снова попытаюсь жить с ним. Мы пробыли на отдыхе неделю, когда позвонили из его офиса и сказали, что закрыт его самый большой банковский счет. В тот вечер, вернувшись домой из бакалейной лавки, я застала его в обществе инструкторши по лыжному спорту. – И Кэти снова пожала плечами. – Она, конечно, учила его не тому, как правильно ходить на лыжах. Я набросилась на него с упреками, и он меня ударил. – Она показала на свой глаз. – А потом он начал искать Джейса, который убежал из дома и спрятался. Я нашла его первая, и мы с ним бежали вместе, но прежде я дала Тревору кочергой по голове.
Вот это сказала прежняя Кэти, та Кэти, которую я знал раньше. Та Кэти, правда, воспользовалась бы кочергой еще в Нью-Йорке, но ведь взрослые не так проворны, как дети.
А она опять устремила взгляд на подъездную дорогу, будто что-то искала:
– Мы с Джейсом вернулись в Нью-Йорк, я упаковала наши вещи, заполнила заявление о необходимости ограждать нас от подобного поведения со стороны Тревора – что было нетрудно, учитывая историю наших семейных отношений и тот факт, что Тревора положили в больницу штата Колорадо, а лыжная инструкторша, узнав, кто я, встала на мою сторону. С тех пор мы с Джейсом все бежим и никак не можем остановиться.
И она прошлась по амбару, глубоко вдыхая ароматы Глю, кожаной упряжи, навоза и лошадиного корма.
– Тревор не глупец, и вполне вероятно, что рано или поздно он нас разыщет. Он не любит, когда ему говорят, что ему что-то не по силам… или следует от чего-то отказаться. – Она выпрямилась и посмотрела мне прямо в глаза. – Я не могу остаться в Нью-Йорке и не могу уехать в Атланту, потому что он меня найдет повсюду. Я не могу найти безопасного места, поэтому и пустилась в дорогу, ведь хотя бы в пути я могу сохранить способность мыслить. И надеяться, что, может, отыщу такой уголок, где обрету свое жизненное пространство, и, возможно, душевный покой.
И она обвела рукой Уэверли и пастбище. Вокруг расстилался мягкий утренний солнечный свет. Еще не высохшая роса отливала золотом, словно у Божьего порога.
– Когда мы были детьми, я чувствовала себя здесь счастливой. По-настоящему счастливой! Помню, мне хотелось, чтобы день никогда не кончался, и все время было желание играть на пианино, и чтобы мисс Элла при этом улыбалась, наслаждаясь каждым звуком. – И она кивнула, словно в подтверждение своих слов. – Ведь ни у кого так не загорались глаза при звуках музыки, только у нее. Иногда, уже поздним вечером, в одиночестве, я закрываю глаза и вспоминаю, как она сидела около меня, когда я играла на вашем прекрасном фортепиано, и советовала вообразить, будто мы сейчас находимся в самом роскошном оперном зале.
И Кэти покачала головой.
– Она была провозвестницей радости. Всегда была. И вдохновительницей. Лучшей из всех. И сейчас, когда я играю, мне кажется, что она рядом. Она одобрительно кивает, смеется, закрывает глаза и погружается в волны мелодии. А иногда я почти слышу и ее голос, и запах вареной кукурузы, которую она жует.
Я улыбнулся, но промолчал. Кэти надо было выговориться, а вовсе не выслушивать мои замечания. Взяв еще одну линзу, я вдруг подумал, как же мне все это время недоставало ее голоса.
– А у тебя есть какие-нибудь планы на будущее?
– Есть, конечно, – и она рассмеялась, – начать все сначала. Пустить корни. И научить своего сына играть в бейсбол.
Она вытерла лицо сначала одним рукавом, потом другим, размазывая по лицу макияж.
– Мы купили его в Мэконе, – ответила она, когда я указал на детский велосипед в углу амбара, – надо было чем-то занять мысли Джейса и его время, когда я решала, куда нам ехать и что делать, и мечтала найти такое место, где Тревор нас не отыщет. – Она оглянулась и попыталась улыбнуться. – И мне кажется, что я его нашла.
– Но почему ты уверена, что он не установит наблюдение за твоими кредитными картами и финансовыми счетами?
– После нашего развода я стала хорошим юристом. Да, у меня есть деньги в Нью-Йорке, но… несколько лет назад я положила некоторую сумму на свой банковский счет в Атланте. Так сказать, заначку на черный день.
– Такое впечатление, что настал если не черный, то дождливый день.
Она утвердительно качнула головой и выглянула из амбара:
– Да, похоже на то!
Кэти прислонилась к двери и закрыла глаза, вдыхая всей грудью повеявший свежестью ветерок. Откуда-то донесся легкий запах созревших груш и горящей листвы, и вскоре он заполнил весь амбар.
* * *
Через несколько минут вошел Моз, придерживая руками полы халата привычным фермерским способом.
– О, привет маленькой мисс Кэти! – самым свойским тоном поздоровался он с ней, а потом снял шляпу, вытер лоб чистым белым платком и прижал шляпу к сердцу.
Кэти подошла и с минуту пристально смотрела на него, а потом широко улыбнулась:
– Моз?
– Мисс Кэти, это не мой дом, но так как я помогал растить этого мальчишку, то имею право сказать вам: «Добро пожаловать в Уэверли». Оставайтесь здесь, сколько вам потребуется и еще дольше, если, конечно, вы сами этого захотите.
Кэти обняла Моза и поцеловала в щеку.
А тем временем с парадного подъезда спрыгнул маленький ковбой в клетчатой рубашке, шортах и сапожках до колен, с двумя кобурами на поясе и со звездой шерифа на груди и вбежал в амбар:
– Мама, мама, мама! Посмотри, – закричал он, – какая лошадка! – и показал на Глю.
Моз, оказавшись ближе всех к Джейсу, опустился на колено, снял шляпу и протянул руку:
– Имею удовольствие познакомиться с вами, шериф!
Джейс выхватил оба револьвера и прицелился в Моза, а тот выронил шляпу и поднял руки вверх.
– Джейс, – объявила Кэти и опустилась на колени рядом с ним: – Это доктор Мозес. А это Глю!
– Моз, – прибавил я, указывая на игрушечный ствол в руке Джейса, – будь осторожен: не его орудие для тебя опасно, а ее: оно должно вселить в сердце твое страх Божий.
– Такер имеет в виду события прошлой ночи, – пояснила Кэти, – мы… были…
– Но я об этом уже знаю. – и Моз прервал Кэти коротким взмахом руки. – Так мне уже обо всем рассказал. В него-то стреляли впервые, а вот со мной дело обстоит иначе. Я провел в Европе четыре года, где мог погибнуть от выстрела практически каждый день, поэтому можешь целиться в меня сколько угодно.
– Прекрасно, Моз! Значит, ты на ее стороне, – запротестовал я.
– Кэти. – Моз обнял ее и широко, от уха до уха, ухмыльнулся. – Как насчет того, чтобы немного перекусить? Когда он был маленьким, мы очень много занимались его воспитанием, но тот маленький наглец так и не научился хорошим манерам.
– Да помню я, – бросила она через плечо.
– Моз, – перебил я, – не дай обвести себя вокруг пальца. Эта женщина – просто волчица в овечьей шкуре.
– Мисс Кэти, да не обращайте вы внимания на этого выскочку-фотографа. Если он начнет задаваться, то я возьму плетку, и мы его научим, как вести себя с дамами.
– Хотела бы я на это посмотреть, – фыркнула Кэти, а Джейс подошел к стойлу Глю и протянул руку. Глю наклонил шею через решетку, ткнулся носом в его ладонь и обслюнявил ее. Взяв клочок сена, я протянул его Глю. Тот, тихонько заржав, осторожно подцепил сено с моей руки. Джейс повторил мои движения в точности и громко, восторженно засмеялся, что было очень приятно слышать…
Не хватало только невысокой чернокожей женщины, восседающей на опрокинутом ведре, со вздернутым до колен платьем и в гольфах, спущенных до щиколоток. Ноги у мисс Эллы сильно опухали, но шагала она широко, и следы ее были побольше, чем у Рекса. Следы мисс Эллы поглощали следы Рекса.
