IV
Я никогда б не посмел защищать развращенные нравы,Ради пороков своих лживым оружьем бряцать.Я признаюсь – коли нам признанье проступков на пользу,Все я безумства готов, все свои вины раскрыть.Я ненавижу порок… но сам ненавистного жажду.Ах, как нести тяжело то, что желал бы свалить!Нет, себя побороть ни сил не хватает, ни воли…Так и кидает меня, словно корабль на волнах!..Определенного нет, что любовь бы мою возбуждало,Поводов сотни – и вот я постоянно влюблен!Стоит глаза опустить какой-нибудь женщине скромно, —Я уже весь запылал, видя стыдливость ее.Если другая смела, так, значит, она не простушка, —Будет, наверно, резва в мягкой постели она.Встретится ль строгая мне, наподобье суровых сабинок, —Думаю: хочет любви, только скрывает – горда!Коль образованна ты, так нравишься мне воспитаньем;Не учена ничему – так простотою мила.И Каллимаха стихи для иной пред моими топорны, —Нравятся, значит, мои, – нравится мне и она.Та же и песни мои, и меня, стихотворца, порочит, —Хоть и порочит, хочу ей запрокинуть бедро.Эта походкой пленит, а эта пряма, неподвижна, —Гибкою станет она, ласку мужскую познав.Сладко иная поет, и льется легко ее голос, —Хочется мне поцелуй и у певицы сорвать.Эта умелым перстом пробегает по жалобным струнам, —Можно ли не полюбить этих искуснейших рук?Эта в движенье пленит, разводит размеренно руки,Мягко умеет и в такт юное тело сгибать.Что обо мне говорить – я пылаю от всякой причины, —Тут Ипполита возьми: станет Приапом[187] и он.Ты меня ростом пленишь: героиням древним подобна, —Длинная, можешь собой целое ложе занять.Эта желанна мне тем, что мала: прельстительны обе.Рослая, низкая – все будят желанья мои.Эта не прибрана? Что ж, нарядившись, прекраснее станет.Та разодета: вполне может себя показать.Белая нравится мне, золотистая нравится кожа;Смуглой Венерой и той я увлекаюсь подчас.Темных ли пряди кудрей к белоснежной шее прильнули:Славою Леды была черных волос красота.Светлы они? – но шафраном кудрей Аврора прельщает…В мифах всегда для меня нужный найдется пример.Юный я возраст ценю, но тронут и более зрелым:Эта красою милей, та подкупает умом…Словом, какую ни взять из женщин, хвалимых в столице,Все привлекают меня, всех я добиться хочу!
VI
[188]Днесь попугай-говорун, с Востока, из Индии родом,Умер… Идите толпой, птицы, его хоронить.В грудь, благочестья полны, пернатые, крыльями бейте,Щечки царапайте в кровь твердым кривым коготком!Перья взъерошьте свои; как волосы, в горе их рвите;Сами пойте взамен траурной длинной трубы.Что, Филомела[189], пенять на злодейство фракийца – тирана?Много уж лет утекло, жалобе смолкнуть пора.Лучше горюй и стенай о кончине столь редкостной птицы!Пусть глубоко ты скорбишь, – это давнишняя скорбь.Все вы, которым дано по струям воздушным носиться,Плачьте! – и первая ты, горлинка: друг он тебе.Рядом вы прожили жизнь в неизменном взаимном согласье,Ваша осталась по гроб долгая верность крепка.Чем молодой был фокидец Пилад для аргосца Ореста,Тем же была, попугай, горлинка в жизни твоей.Что твоя верность, увы? Что редкая перьев окраска,Голос, который умел всяческий звук перенять?То, что, едва подарен, ты моей госпоже полюбился?Слава пернатых, и ты все-таки мертвый лежишь…Перьями крыльев затмить ты хрупкие мог изумруды,Клюва пунцового цвет желтый шафран оттенял.Не было птицы нигде, чтобы голосу так подражала.Как ты, слова говоря, славно картавить умел!Завистью сгублен ты был – ты ссор затевать не пытался.Был от природы болтлив, мир безмятежный любил…Вот перепелки – не то; постоянно друг с другом дерутся[190], —И потому, может быть, долог бывает их век.Сыт ты бывал пустяком. Порой из любви к разговорам,Хоть изобилен был корм, не успевал поклевать.Был тебе пищей орех или мак, погружающий в дрему,Жажду привык утолять ты ключевою водой.Ястреб прожорливый жив, и кругами высоко парящийКоршун, и галка жива, что накликает дожди;Да и ворона[191], чей вид нестерпим щитоносной Минерве, —Может она, говорят, девять столетий прожить.А попугай-говорун погиб, человеческой речиОтображение, дар крайних пределов земли.Жадные руки судьбы наилучшее часто уносят,Худшее в мире всегда полностью жизнь проживет.Видел презренный Терсит погребальный костер Филакийца[192];Пеплом стал Гектор-герой – братья остались в живых…Что вспоминать, как богов за тебя умоляла хозяйкаВ страхе? Неистовый Нот в море моленья унес…День седьмой наступил, за собой не привел он восьмого, —Прялка пуста, и сучить нечего Парке твоей.Но не застыли слова в коченеющей птичьей гортани,Он, уже чувствуя смерть, молвил: «Коринна, прости!..»Под Елисейским холмом есть падубов темная роща;Вечно на влажной земле там зелена мурава.Там добродетельных птиц – хоть верить и трудно! – обитель;Птицам зловещим туда вход, говорят, запрещен.Чистые лебеди там на широких пасутся просторах,Феникс, в мире один, там же, бессмертный, живет;Там распускает свой хвост и пышная птица Юноны[193];Страстный целуется там голубь с голубкой своей.Принятый в общество их, попугай в тех рощах приютныхВсех добродетельных птиц речью пленяет своей…А над костями его – небольшой бугорочек, по росту,С маленьким камнем; на нем вырезан маленький стих:«Сколь был я дорог моей госпоже – по надгробию видно.Речью владел я людской, что недоступно для птиц».
VII
Значит, я буду всегда виноват в преступлениях новых?Ради защиты вступать мне надоело в бои.Стоит мне вверх поглядеть в беломраморном нашем театре,В женской толпе ты всегда к ревности повод найдешь.Кинет ли взор на меня неповинная женщина молча,Ты уж готова прочесть тайные знаки в лице.Женщину я похвалю – ты волосы рвешь мне ногтями;Стану хулить, говоришь: я заметаю следы…Ежели свеж я на вид, так, значит, к тебе равнодушен;Если не свеж, – так зачах, значит, томясь по другой…Право, уж хочется мне доподлинно быть виноватым:Кару нетрудно стерпеть, если ее заслужил.Ты же винишь меня зря, напраслине всяческой веришь, —Этим свой собственный гнев ты же лишаешь цены.Ты погляди на осла, страдальца ушастого вспомни:Сколько его ни лупи, – он ведь резвей не идет…Вновь преступленье: с твоей мастерицей по части причесок,Да, с Кипассидою мы ложе, мол, смяли твое!Боги бессмертные! Как? Совершить пожелай я измену,Мне ли подругу искать низкую, крови простой?Кто ж из свободных мужчин захочет сближенья с рабыней?Кто пожелает обнять тело, знававшее плеть?Кстати, добавь, что она убирает с редким искусствомВолосы и потому стала тебе дорога.Верной служанки твоей ужель домогаться я буду?Лишь донесет на меня, да и откажет притом…Нет, Венерой клянусь и крылатого мальчика луком:В чем обвиняешь меня, в том я невинен, – клянусь!
VIII
Ты, что способна создать хоть тысячу разных причесок;Ты, Кипассида, кому только богинь убирать;Ты, что отнюдь не простой оказалась в любовных забавах;Ты, что мила госпоже, мне же и вдвое мила, —Кто же Коринне донес о тайной близости нашей?Как разузнала она, с кем, Кипассида, ты спишь?Я ль невзначай покраснел?.. Сорвалось ли случайное словоС губ, и невольно язык скрытую выдал любовь?..Не утверждал ли я сам, и при этом твердил постоянно,Что со служанкой грешить – значит лишиться ума?Впрочем… к рабыне пылал, к Брисеиде, и сам фессалиец[194];Вождь микенский любил Фебову жрицу[195] – рабу…Я же не столь знаменит, как Ахилл или Тантала отпрыск[196], —Мне ли стыдиться того, что не смущало царей?В миг, когда госпожа на тебя взглянула сердито,Я увидал: у тебя краской лицо залилось.Вспомни, как горячо, с каким я присутствием духаКлялся Венерой самой, чтоб разуверить ее!Сердцем, богиня, я чист, мои вероломные клятвыВлажному ветру вели в дали морские умчать…Ты же меня наградить изволь за такую услугу:Нынче, смуглянка, со мной ложе ты вновь раздели!Неблагодарная! Как? Головою качаешь? Боишься?Служишь ты сразу двоим, – лучше служи одному.Если же, глупая, мне ты откажешь, я все ей открою,Сам в преступленье своем перед судьей повинюсь;Все, Кипассида, скажу: и где, и как часто встречались;Все госпоже передам: сколько любились и как…
IX
Ты, Купидон, никогда, как видно, гнев не насытишь,Мальчик беспечный, приют в сердце нашедший моем!Что обижаешь меня? Знамен твоих я ни разуНе покидал, а меж тем ранен я в стане своем!Что ж ты огнем опаляешь друзей и пронзаешь стрелами?Право же, большая честь в битве врагов побеждать…Тот гемонийский герой[197], пронзив копьем своим друга,Не оказал ли ему тотчас врачебных услуг?Ловчий преследует дичь, но только поймает, обычноЗверя бросает, а сам к новой добыче спешит.Мы, твой покорный народ, от тебя получаем удары,А непокорных врагов лук твой ленивый щадит…Стрелы к чему притуплять об кожу да кости? ЛюбовьюВ кожу да кости, увы, я уж давно превращен.Мало ль мужчин живет без любви и мало ли женщин?Лучше ты их побеждай – славный заслужишь триумф.Рим, когда бы на мир огромных полчищ не двинул,Так и остался б селом с рядом соломенных крыш…Воин, когда он устал, получает участок земельный.В старости конь скаковой праздно пасется в лугах.В длинных доках стоят корабли, приведенные с моря,И гладиатора меч на деревянный сменен.[198]Значит, и мне, служаке в строю у любви и у женщин,Дать увольненье пора, чтоб беззаботно пожить.
IXa
