XV
Палец укрась, перстенек, моей красавице милой.Это подарок любви, в этом вся ценность его.Будь ей приятен. О, пусть мой дар она с радостью примет,Пусть на пальчик себе тотчас наденет его.Так же ей будь подходящ, как она для меня подходяща.Будь ей удобен, не жми тоненький пальчик ее.Счастье тебе! Забавляться тобой госпожа моя будет, —Сделав подарок, ему сам я завидовать стал…Если б своим волшебством в тот перстень меня обратилаДева Ээи иль ты, старец Карпафских пучин![208]Стоило б мне пожелать коснуться грудей у любимойИли под платье ее левой проникнуть рукой,Я соскользнул бы с перста, хоть его и сжимал бы вплотную,Чудом расширившись, к ней я бы на лоно упал.Или печатью служа для писем ее потаенных, —Чтобы с табличек не стал к камешку воск приставать, —Я прижимался б сперва к губам красавицы влажным…Только б на горе себе не припечатать письма!..Если ж меня уложить захочет любимая в ларчик,Я откажусь, я кольцом палец сожму потесней…Пусть никогда, моя жизнь, для тебя я не стану обузой.Пусть твой палец всегда с легкостью носит свой груз.Ты, не снимая меня, купайся в воде подогретой,Ведь не беда, коль струя под самоцвет попадет…Голая будешь… И плоть у меня от желанья взыграет…Будучи перстнем, я все ж дело закончу свое…Что по-пустому мечтать?.. Ступай же, подарок мой скромный!Смысл его ясен: тебе верность я в дар приношу.
XVIII
Ты, свою песню ведя, подошел уж к Ахиллову гневуИ облекаешь в доспех связанных клятвой мужей,Я же, о Макр[209], ленюсь под укромною сенью Венеры,Крупные замыслы все нежный ломает Амур.Сколько уж раз «Отойди, не мешай!» говорил я подруге,Но на колени ко мне тотчас садится она!Или «Мне стыдно…» скажу, – а милая чуть ли не в слезы.«Горе мне! – шепчет, – моей стал ты стыдиться любви…»Шею мою обовьет и тысячью жарких лобзанийВдруг мне осыплет лицо, – я погибаю от них!Я побежден, от боев отвлекает меня вдохновенье:Битв домашних певец, подвиги славлю свои.Скипетр я все же держал, как мог, и трагедия[210] все жеДвигалась, с этим трудом справиться я бы сумел.Плащ мой Амур осмеял, и цветные котурны, и скипетр:Рано его я схватил и недостойной рукой!В сторону был уведен своенравной красавицы волейИ о котурнах забыл: правил триумф свой Амур.Делаю то, что могу: обучаю науке любовной(Горе! Я сам удручен преподаваньем своим!),Иль сочиняю[211], как шлет Пенелопа известье Улиссу,Иль как у моря, одна, слезы, Филлида, ты льешь, —Всё, что Парис, Макарей и Ясон, благодарности чуждый,Будут читать, Ипполит и Ипполитов отец;Всё, что, выхватив меч, сказала бы в горе ДидонаИли же Лесбоса дочь, лиры Эолии друг.Скоро же ты, мой Сабин[212], объехал весь мир и вернулся,Из отдаленных краев письма-ответы привез! Значит,Улисса печать Пенелопой опознана верной,Мачеха Федра прочла, что написал Ипполит;Благочестивый Эней прекрасной ответил Элиссе;Есть и к Филлиде письмо… если Филлида жива!До Ипсипилы дошли Ясона печальные строки;Милая Фебу, во храм лиру, лесбийка, отдай!..Все же в стихах и твоих, о Макр, воспеватель сражений,Голос порой подает золотокудрый Амур:Там и Парис, и жена, что неверностью славу снискала,И Лаодамия, смерть мужу принявшая вслед…Знаю тебя хорошо: ты любовь воспеваешь охотней,Нежели брани, ты в мой перебираешься стан!
XIX
Если жену сторожить ты, дурень, считаешь излишним,Хоть для меня сторожи, чтобы я жарче пылал!Вкуса в дозволенном нет, запрет возбуждает острее;Может лишь грубый любить то, что дозволит другой.Мы ведь любовники, нам и надежды, и страхи желанны,Пусть иногда и отказ подогревает наш пыл.Что мне удача в любви, коль заране успех обеспечен?Я не люблю ничего, что не сулило бы мук.Этот мне свойственный вкус лукавой подмечен Коринной, —Хитрая, знает она, чем меня лучше поймать.Ах, притворялась не раз, на боль головную ссылалась!Как же я медлил тогда, как не хотел уходить…Ах, сколько раз обвиняла меня, и невинный виновникНехотя вид принимал, будто и впрямь виноват.Так, меня обманув и раздув негорячее пламя,Снова готова была страстным ответить мольбам.Сколько и нежностей мне, и ласковых слов расточала!А целовала меня – боги! – о, сколько и как!Так же и ты, которая взор мой пленила недавно,Чаще со мною лукавь, чаще отказывай мне,Чаще меня заставляй лежать у тебя на пороге,Холод подолгу терпеть ночью у двери твоей.Так лишь крепнет любовь, в упражнении долгом мужает,Вот чего требую я, вот чем питается страсть.Скучно становится мне от любви беспрепятственной, пресной:Точно не в меру поел сладкого – вот и мутит.Если б Данаю отец не запрятал в железную башню,От Громовержца она вряд ли бы плод принесла.Зорко Юнона блюла телицу рогатую – Ио, —И Громовержцу вдвойне Ио милее была.Тот, кто любит владеть доступным, пусть обрываетЛистья с деревьев, пускай черпает воду из рек.Только обманом держать любовника женщина может…Сколько советов, увы, против себя я даю!Не возражает иной, а мне попустительство тошно:Ищут меня – я бегу, а убегают – гонюсь.Ты же, который в своей красавице слишком уверен,Лучше, как спустится ночь, вход на замок запирай.Да разузнай наконец, кто в дверь то и дело стучитсяТайно, собаки с чего брешут в ночной тишине,Что за таблички тишком проворная носит служанкаИ почему госпожа часто ночует одна?Пусть до мозга костей тебя пробирает тревога, —Дай же мне повод хоть раз ловкость свою проявить.Тот пусть лучше песок на пустынном ворует прибрежье,Кто в неразумье своем любит жену дурака.Предупреждаю тебя: коль верить слепо супругеНе перестанешь, моей быть перестанет она.Много всего я терпел, надеялся я, что сумею,Как ты ее ни храни, все же тебя обойти.Ты же, бесстрастный, готов терпеть нестерпимое мужу:Все дозволяешь – и вот я уж любить не могу.Так уж, несчастному, мне никогда и не ведать запрета?Ночью уже никогда мести грозящей не ждать?Страха не знать? Не вздыхать сквозь сон, ни о чем не волнуясь?Повода мне не подашь смерти твоей пожелать?Что мне в супруге таком? На что мне податливый сводник?Нравом порочным своим губишь ты счастье мое.Ты бы другого нашел, кому терпеливые любы…Если соперником звать хочешь меня – запрещай!
Книга третья
I
Древний высится лес, топора не знававший от века.Веришь невольно, что он тайный приют божества.Ключ священный в лесу и пещера с сосульками пемзы,И отовсюду звучат нежные жалобы птиц.Там, когда я бродил в тени под листвою древеснойВ думах, куда же теперь Муза направит мой труд,Вижу Элегию вдруг: узлом – благовонные кудри,Только одна у нее будто короче нога;Дивной красы, с оживленным лицом, в одежде тончайшей, —Даже уродство ноги лишь украшало ее.Властная вдруг подошла и Трагедия шагом широким,Грозно свисали на лоб волосы; плащ до земли.Левой рукою она помахала скипетром царским,Стройные голени ей сжали котурнов ремни.Первой сказала она: «Когда же любить перестанешьТы, к увещаньям моим не преклоняющий слух?О похожденьях твоих на пьяных болтают пирушках,В людных толкуют местах, на перекрестке любом,Пальцем частенько в толпе на поэта указывать стали:«Вот он тот, кого сжег страстью жестокий Амур!»Не замечаешь ты сам, что становишься притчею Рима…Как же не стыдно тебе все про себя разглашать?Петь о важнейшем пора, вдохновляться вакхическим тирсом[213], —Время довольно терять, труд начинай покрупней!Ты унижаешь свой Дар. Воспевай деянья героев!Скажешь ты: нынешний труд больше подходит тебе —Хватит забавных стихов, что успел ты сложить для девчонок;Были напевы твои с юностью ранней в ладу.Славу доставить теперь ты обязан трагедии римской,И вдохновенье твое выполнит волю мою!»Так она кончила речь в своих театральных котурнахИ покачала главой в пышном уборе кудрей.И, на нее покосясь, улыбнулась Элегия, вижу, —Мирт держала она, помнится, в правой руке.«Что порицаешь меня, Трагедия гордая, речьюВажной? – сказала. – Ужель важной не можешь не быть?Не погнушалась и ты неравным стихом выражаться,Ты, состязаясь со мной, мой применила размер?Нет, величавых стихов со своими равнять я не смею,Твой затмевает дворец скромные сени мои.Ветрена я, и мил мне Амур, он ветреник тоже,Избранный мною предмет – по дарованьям моим.Бога игривого мать без меня грубовата была бы,Я родилась, чтобы ей верною спутницей быть.Все-таки я кое в чем и сильнее тебя: я такоеПереношу, от чего хмурятся брови твои.Дверь, которую ты не откроешь тяжелым котурном,Я открываю легко резвой своей болтовней.Не научила ли я и Коринну обманывать стража,И на измену склонять верность надежных замков,Тайно с постели вставать, развязав поясок у сорочки,И в полуночной тиши шагом неслышным ступать?Мало ли я на жестоких дверях повисала табличкой,Не побоясь, что меня каждый прохожий прочтет!Помню и то, как не раз, за пазухой прячась рабыни,Я дожидалась, когда ж сторож свирепый уйдет.Раз на рожденье меня в подарок послал ты – и что же?Варварка тут же, разбив, в воду швырнула меня.Первой взрастила в тебе я счастливое семя таланта.Это мой дар… А его требует нынче – она!» Кончили.Я же сказал: «Заклинаю вас вами самимиСлух беспристрастно склонить к полным смиренья словам.Та мне во славу сулит котурн высокий и скипетр —С уст уж готов у меня звук величавый слететь…Эта же – нашей любви обещает бессмертье… Останься жИ продолжай прибавлять краткие к длинным стихам!Лишь ненадолго певцу, Трагедия, даруй отсрочку:Труд над тобой – на века, ей мимолетный милей…»И согласилась она… Торопитесь, любовные песни!Есть еще время – а там труд величавее ждет.
IV
