говоря, она меня не слишком интересовала. В конце концов я понял, что эта тварь, по сути, вообще ничего не делала. После кормления аппетит у нее почти пропадал, тогда она сворачивалась в кольцо и впадала в состояние, близкое к смерти. У гамадриад нет естественных врагов, поэтому они могут спокойно переваривать пищу и сохранять энергию.
Мы осмотрели глубокий сухой бассейн с белыми стенами, изначально предназначавшийся для крокодилов. Один из моих подчиненных, Родригес, склонясь над резервуаром, подметал дно десятиметровой метлой. Именно на такой глубине находился пол, окруженный вертикальными стенами, отделанными белой керамической плиткой. Иногда Родригесу приходилось спускаться в бассейн, чтобы что-то наладить, – и не могу сказать, что я ему безумно завидовал, хотя гамадриада и находилась по ту сторону барьера. Есть такие места, куда лучше не соваться, и террариум со змеями – одно из них. Родригес улыбнулся мне сквозь усы, извлек из ямы свою метлу и водрузил ее на полку у стены, где размещался набор подобных длинномерных инструментов – клещи, гарпуны для анестезии, электрошокеры и прочее.
– Как поездка? – спросил я.
Родригесу было поручено прощупать в Сантьяго почву для заключения новых сделок.
– Рад, что наконец вернулся. Там, куда ни глянь, одни высокородные болтуны. Их хлебом не корми, только дай сказать что-нибудь «доброе» в наш адрес. Военные преступления… При этом дурачье от души надеется, что война никогда не кончится, – какое-никакое разнообразие. Просто с жиру бесятся, сволочи.
– Но кое о ком из присутствующих они не только говорят, – заметил Кагуэлла.
Родригес очистил щетину метлы от листьев.
– Ага, слышал. Только сегодня ты военный преступник, а через год – спаситель народа. Или я не прав? И вообще, людей убивают не пушки, знаете?
– Верно, людей обычно убивают металлические снаряды, – с улыбкой произнес Кагуэлла, любовно поглаживая электрострекало, – возможно, вспоминал, как с его помощью загонял гамадриаду в транспортировочную клетку. – А как поживает моя малышка?
– Кажется, у нее какая-то кожная инфекция. Не нравится мне это. Гамадриады линяют?
– Черт их знает. Возможно, мы будем первыми, кто это выяснит.
Кагуэлла перегнулся через парапет, доходивший ему до пояса, и заглянул в бассейн. Тот выглядел недостроенным. Кое-где торчали растения – все, что осталось от попыток озеленения. Мы быстро обнаружили, что окружающая среда почти не влияет на поведение пленницы. Она дышит, чует добычу и изредка ест. В остальное время гамадриада просто лежит свернувшись, точно канатная бухта на палубе корабля.
Спустя некоторое время это наскучило даже Кагуэлле. Впрочем, рептилия по меркам своего вида была еще мелкой и могла умереть задолго до того, как достигнет величины взрослой особи.
Гамадриады видно не было. Я тоже перегнулся через барьер, но бассейн выглядел пустым. Прямо под нами, в стене, была прохладная темная ниша, в которой эта тварь обычно пряталась от посторонних глаз.
– Спит, – сказал Родригес.
– Ну да, – согласился я. – Можешь вернуться через месяц – глядишь, к тому времени она хоть разок шевельнется.
– Ничего подобного, – сказал Кагуэлла. – Вот, смотрите.
На стене висел белый металлический ящичек, не замеченный мною раньше. Кагуэлла откинул крышку и извлек из него нечто вроде переносной рации с антенной и кнопками управления.
– Вы, часом, не шутите?
Кагуэлла встал, чуть расставив ноги и держа пульт управления в вытянутой руке. Пальцем другой руки он неуверенно потыкал в кнопки, словно сомневался, что помнит комбинацию. Однако у него получилось. Снизу донесся характерный шелест – змея разворачивала свои кольца. Так шуршит сухой брезент, когда его волочат по бетону.
– Что происходит?
– Попробуй догадаться.
Кагуэлла наслаждался произведенным эффектом. Наклонясь над бассейном, он наблюдал, как тварь выползает из своего убежища.
Вполне возможно, она относилась к молодняку, но ее размеры не внушали мне ни малейшего желания подойти поближе. От головы до хвоста добрых двенадцать метров, и туловище почти везде толщиной с мою грудную клетку. Разумеется, она двигалась как нормальная змея – как еще может двигаться тварь, не имеющая конечностей да вдобавок весящая больше тонны? Тело рептилии казалось бескровным – она пыталась маскироваться под белые стены бассейна – и бесформенным. Эти существа не боялись хищников и мастерски нападали из засады.
Змея была безглазой. Неизвестно, каким образом это племя ухитряется маскироваться, будучи слепым. Подозреваю, что у гамадриад на коже есть какие-то клетки, не связанные с центральной нервной системой, которые реагируют на длину волны. Нет, эти существа не слепые. Они обладают бинокулярным зрением, только их глаза – невероятно зоркие, с широким полем – находятся на верхнем нёбе, наподобие тепловых сенсоров в пасти земных змей. Эта тварь видит окружающий мир в течение нескольких секунд, когда разевает пасть перед броском. Однако множество других сенсоров – в основном инфракрасного излучения и запаха – позволяет ей выбрать и выследить подходящую добычу. Глаза во рту – средство точного прицеливания, они нужны лишь для того, чтобы нанести последний удар. Я слышал о мутации у лягушек, когда глаза вырастали в пасти без серьезного ущерба для здоровья особи. Можно также вспомнить о земных змеях, которые действуют вслепую не намного хуже, чем если бы видели.
Змея полностью выползла из ниши и замерла, свернувшись с элегантной небрежностью.
– Отличный трюк, – заметил я. – Не поделитесь секретом?
– Контроль над мозгом, – отозвался Кагуэлла. – Мы с доктором Вайкуной усыпили ее и слегка поэкспериментировали с нервной системой.
– Этот упырь опять здесь?
Вайкуна – местный ветеринар. А еще он был когда-то специалистом по допросам и, если верить слухам, совершил немало военных преступлений, включая медицинские опыты над заключенными.
– Этот упырь – эксперт по организации нервной системы. Именно Вайкуна определил, где находятся главные узлы центральной нервной системы гамадриад – кстати, довольно примитивной. А также изобрел простые электрошоковые имплантаты, которые мы разместили в стратегических точках – откровенно говоря, по всему мозгу этой твари.
Кагуэлла рассказал, как они экспериментировали с этими имплантатами, пока у змеи не закрепился ряд простейших поведенческих рефлексов. Впрочем, особенной изощренности не потребовалось – рефлексы змеи вообще весьма незамысловаты. Какой бы огромной ни выросла гамадриада, по сути своей она остается машиной для охоты, у которой есть еще несколько довольно простых дополнительных функций. С крокодилами было то же самое, пока мы их не заморозили. Они опасны, но работать с ними легко, когда поймешь, как у них устроены мозги. Каждый стимул вызывает
