День стоял прохладный и на диво прозрачный. На фоне ярко-синего неба золотом горела листва, рдели рябиновые ягоды. Пахло сушеным базиликом, который рассыпали на всем пути следования к маленькому деревенскому кладбищу.
Сиур решил, что пора действовать, и ускорил шаг. Горский плелся в хвосте процессии, сильно отстав от своей жены. Его тяготило все происходящее: растянувшаяся по дороге вереница людей, ясный осенний день, так не вязавшийся с мертвым телом в гробу, сама тоскливая процедура похорон. Сергей думал о своем. Он не сразу обратил внимание на шагающего рядом незнакомца. Мужчина в третий раз спрашивал, кем Сергею приходится умершая…
– Родственница, – неохотно процедил сквозь зубы Горский. Он не был расположен к разговору.
– А кто та девушка, которая плачет?
– Ну, получается, моя жена, – еще неохотнее ответил тот.
Незнакомец представился любителем искусства и почитателем творчества Артура Корнилина. Горскому не понравились ни его расспросы, неуместные и неприятно настойчивые, ни само его присутствие.
– Похороны – не место для досужей болтовни, – огрызнулся он. – Мы посторонних не приглашали.
– Простите, я не знал о вашем горе… Я приехал по другому поводу.
Он не спешил объяснять, по какому. А Горский не спрашивал. Мужчина совсем не напоминал коллекционера картин или завсегдатая богемных тусовок. Его вкрадчивые манеры и твердый жесткий взгляд настораживали Сергея. Он испытывал плохо скрываемое желание поскорее избавиться от напористого собеседника. Не хватало, чтобы тот оказался… сыщиком.
Эта мысль испугала Горского.
– Кто вон та девушка? – незнакомец внезапно заинтересовался одиноко стоящей поодаль Лесей. В его взгляде мелькнуло удивление. Он рассматривал Лесю со все возрастающим интересом.
– Да практически никто… – с облегчением вздохнул Сергей, радуясь, что разговор свернул в сторону. – Мой тесть нашел ее у порогов. Она немая и немного не в себе… Не помнит, кто она, откуда. Лесей ее назвали уже в селе. Надо же как-то называть.
Сиур согласился: называть как-то надо.
– Что за пороги?
– Да река между камней течет, – говорят, остатки ледника или еще чего. Я сам только сегодня узнал об этой Лесе. Пороги далеко, за лесом, долго идти надо. Дед Илья с Иваном… тестем моим… как ушли туда недавно, так и пропали. Про похороны ничего не знают. Как им сообщить? Где искать? Теперь только ждать надо, пока вернутся.
Судя по тому, с какой натугой Горский выговаривал слово «тесть», было понятно, что он не в восторге от своей новой родни.
– Пусть умершей будет царствие небесное, а всем остальным здравие! Пусть мирно почивает и нас всех долго дожидает! – приговаривала баба Надя, обнося присутствующих водкой.
Алена помогала ей, держа поднос с гранеными стопками, наливая и подавая людям.
Сергей выпил и немного оттаял. Его взгляд потеплел, он расслабился, тиски настороженности и страха разжались. Это было весьма кстати.
«Горский, оказывается, любит выпить! Пьяный он будет гораздо откровеннее, – решил Сиур. – Нужно его оставить пока в покое. На поминках все получится удачнее. Много водки, хороший собеседник…»
– Оставит она нас в покое или нет? – раздраженно прервал его размышления Сергей.
– Ты о ком?
– Да так… – Сергей неопределенно махнул рукой в сторону ямы, которую быстро закапывали несколько крепких мужиков.
Он пожалел об опрометчивом высказывании, но слово вылетело – не поймаешь! Ему вдруг вспомнилось лицо в окне, которое появилось во время их с Богданом драки. Неужели это была она, баба Марфа? Она все видела и станет мстить за смерть своей внучки?
Он обхватил голову руками и побрел прочь.
…Очень скоро ты научишься распознавать источники силы. Ты сможешь использовать другие сущности… Они добровольно покорятся тебе. Никакие враги не смогут нанести тебе вред, если для того не настанет надлежащее время…
«Какое время?» – хотел спросить Сергей. Мысли и видения, в которые он погружался все чаще, часто обрывались на самом интересном месте.
…Зло – тоже часть Великого Плана, часть Игры, которое движет ее и помогает ей, хотя и делает это в полном неведении… – последнее, что мелькнуло в его растерянном уме.
Алена бросала на Сиура быстрые взгляды, гадала, что за человек появился на похоронах. Он ей тоже не понравился. Все вынюхивает, выведывает… ходит за Сергеем как тень. Сообразил, что, если тот напьется, язык за зубами не удержит!
Неужели Богдан не сдержал обещания и сообщил в милицию?
На поминках незнакомец уселся рядом с ее мужем. Алена с тревогой следила, как он наливает и наливает водку, а Сергей и рад стараться, пьет, словно водицу колодезную.
Люди выпивали, закусывали и понемногу расходились по домам. Столы, накрытые бабой Надей, ломились от еды. Мясо, птица, рыба, блины, мед, рис с маком и орехами, пироги – полное изобилие, чтобы все были довольны, особенно покойная. Что дочь ее не поскупилась, не ударила в грязь лицом перед соседями. Одно только нехорошо вышло – родных почти нет никого: Илья с Иваном на пороги подались, Лидушка в город уехала. Где она там остановилась? Не сыскать. Наверное, у подружки какой-нибудь. Кто ж этих подружек знает? Надо было расспросить ее перед отъездом, да уж больно скрытно да скоро собралась. Видно, свадьба Аленкина ее поразила в самое сердце…
– Видал, как народ разбежался? К гробу боялись подойти и на поминки мало кто остался. Марфа эта непростая была… По годам старуха, а выглядела молодой и здоровой. Она говорила мне, что жить ей один день осталось, а я не верил… – пьяно разглагольствовал Сергей.
Сиур с готовностью наливал, сам пил мало, – слушал, наблюдал. Интересная получалась картина: Горский и его жена явно чем-то напуганы, что-то скрывают. Похороны тут совершенно ни при чем, это ясно. Тогда в чем дело?
Расспросы о Корнилине ничего не дали. Сергей отвечал то, что было известно всем. Куда уехала Нина, он то ли не знал, то ли не хотел говорить.
– Артур тоже свою смерть предчувствовал, а я ему не верил. Больше надо людям верить! – заключил Горский после очередной рюмки. – К нему «черный человек» приходил, – прошептал он, наклоняясь к Сиуру. – Знаешь историю с «Реквиемом» Моцарта? Гений – он всегда в опасности!.. Всегда за ним кто-то охотится!..
– За Корнилиным охотились?
– Ну да. Во всяком случае, он так думал. И боялся. И Нина боялась, потому и уехала. Если ты его картины видел, то поймешь. Он мне одну подарил, «Царица Змей» называется. Вот это вещь! Раз увидишь, всю жизнь помнить будешь! А тут она еще в окно заглянула…
Сергей понял, что проговорился, и замолчал. Больше этому незнакомцу ничего не удастся у него выудить! Проклятие! Это все водка! Он прикусил язык и только пил, все больше мрачнея. Сиур тоже молчал, но не уходил, чувствуя, что искусствовед сказал далеко не все.
– Жарко здесь, – выдохнул Горский, рванув воротник модной рубашки. Хотел встать, покачнулся и рухнул обратно на стул.
«Хорош же ты, братец», – подумал Сиур и… застыл в изумлении.
На груди Сергея блеснул золотой медальон грубой работы. На медальоне был выбит знакомый Сиуру знак – квадрат, круг, треугольник, – изображенный в «Натюрморте с зеркалом». Из-за чего, собственно, его заинтересовал художник Артур Корнилин. Такой Знак неизменно присутствовал на всех вещах, из-за которых у людей происходили неприятности. Если можно назвать «неприятностью» то, что они расставались с жизнью.
Горский продолжал сидеть, словно в трансе, уставившись мутным взглядом в одну точку. Говорить ему сейчас что-либо было бесполезно.
– Можно я у вас заночую? – спросил Сиур у хозяйки. – Последняя электричка ушла, а на попутках я буду до утра добираться.
– Какая ночью езда? – согласилась заплаканная баба Надя. – Ложись в доме, мил человек… места вдоволь. Ты приятель Аленкиного мужа, что ль?
– Ага…
Горе и печальные хлопоты вымотали ее, сделали покладистой. Она постелила гостю на широкой деревянной кровати и тихо удалилась.
Сиур лежал, прислушиваясь к звукам за стенами, думал о Лесе, в который раз задаваясь вопросом, не галлюцинации ли у него, не плод ли воображения? Леся показалась ему похожей на девушку Элину, умершую несколько лет назад и до сих пор оплакиваемую[25] Алеша, друг Сиура и его коллега по работе, любил Элину. Он так и не простил себе ее гибели.
«Сказать ему или не сказать? – гадал Сиур. – А вдруг я ошибся? В конце концов, в мире полно похожих людей!»
Горский не помнил, как Алена помогла ему добраться до постели, раздела и уложила. Его затуманенное алкоголем сознание опускалось все ниже в темные глубины непостижимого…
– Видимый мир есть преходящая иллюзия, – нашептывал кто-то ему на ухо. – Только незримое остается вечным…
Он приподнял голову и увидел тело бабы Марфы, лежащее недалеко от него. Выходит, он упал, споткнувшись о корень дерева или ступеньку навеса?
