Он приподнял голову и увидел тело бабы Марфы, лежащее недалеко от него. Выходит, он упал, споткнувшись о корень дерева или ступеньку навеса?
Голова сильно болела, на затылке под волосами прощупывалась огромная шишка.
– Вот черт! Я здорово ударился…
Он попытался встать, но ничего не получилось: в глазах потемнело, по телу разлилась непреодолимая слабость. Показалось, что перед ним Даная, на которую обильным потоком проливается с небес золотой дождь…
– Откуда здесь Даная[26]? – подумал Сергей. – «Даная» висит в Эрмитаже. А та, настоящая… это было так давно… И потом, это же легенда, миф!
Наверное, у него галлюцинации от сильного ушиба.
Золотой дождь между тем становился ярче и гуще, он освещал все вокруг, превращаясь в нестерпимо сияющее облако над телом Данаи. Не может быть!.. Это тело бабы Марфы лежит там, распростертое на земле, мертвое и уже остывающее. Он прекрасно помнит, как наклонился, хотел проверить, дышит ли она… и в этот момент оступился…
Лежащее на земле тело вдруг поднялось в золотом сиянии, юное, с длинными черными волосами до земли, в голубом струящемся одеянии, облегающем девичью фигуру.
Ему хотелось смотреть – жадно, ненасытно… пожирать глазами это дивное существо!..
Золотой дождь все лился и лился с ночных небес, звезды и луна померкли перед ним. Изменчивое небесное золото приобрело вдруг форму мужского тела в белоснежной короткой тунике, сияющих доспехах и алом плаще. Будто белокурый Архангел сошел с картины Корнилина…
– Я ждал тебя слишком долго… – сказал он и обнял женщину.
– Кто-то должен был завершить начатое. Но теперь мы оба свободны – ты и я…
Она подошла к трупу старухи, наклонилась, сняла с мертвого пальца колечко с зеленым камешком, сверкнувшим, словно изумрудная искра.
– Хочу взять его с собой! – сказала она мужчине.
– Ты сохранила мое кольцо?
Золотой дождь обратился в мощный свет, падающий с черного бездонного неба. Двое, не разнимая рук, шагнули внутрь нестерпимо горящего сияния и исчезли…
Утром следующего дня, несмотря на хмурую погоду, поднялись рано. Баба Надя растопила печку, хлопотала на кухне, откуда по всему дому разносились запахи пирожков и тушеного мяса. Есть особенно никому не хотелось – слишком много выпили вчера, да и настроение к тому не располагало. Алена принесла самовар. Пили крепко заваренный чай, холодный рассол. Разговор не клеился.
Горский прятал глаза, нервно кривил красивые губы.
Сиур незаметно рассматривал молодых. Не похоже, чтобы они страстно любили друг друга. Сергей на жену вообще не глядит. Ему на все наплевать. Что же его так гнетет? Вчера на поминках он основательно перебрал: руки дрожат, на лбу испарина…
Горский и в самом деле чувствовал себя не в своей тарелке. Он не побрился, натянул мятую рубашку.
– Жарко! Здесь ужасно жарко, – он расстегнул воротник, но легче не стало.
Хмельной сон выбил его из колеи. «Видел ли я на самом деле двух призраков? – спрашивал себя Горский. – Или мне почудилось?»
Баба Надя позвала Алену мыть посуду после поминок. Гора тарелок ждала своего часа.
– Выйдем во двор! – предложил Сиур. Медальон на груди Горского не предвещал хорошего. Пожалуй, стоит предупредить молодоженов о возможной опасности.
Сергей не стал возражать. Его мутило, голова раскалывалась. Мужчины сели на скамейку под деревом. С голых веток падали капли росы.
– Куришь? – Сиур протянул Горскому сигареты.
– Давай…
Они молча закурили. В саду стоял туман. Палая листва пахла сыростью.
– Откуда у тебя эта вещица? – небрежно спросил гость, кивнув на подвеску.
Сергей разозлился. Хотел резко ответить, но передумал. Флорентийский амулет привлекал внимание, – ничего удивительного, что приезжий интересуется.
– Купил…
– Где?
– Там больше таких нет, – усмехнулся Горский.
– Я ведь не из любопытства спрашиваю, – настаивал Сиур. – Предупредить хочу. Штуковина эта опасная.
– В каком смысле? Краденая, думаешь? Или в розыске? Быть того не может. Я ее из-за границы привез! Ясно?
– Вполне. Ты не горячись, – примирительно сказал Сиур. – Я тебя не пугаю, а ставлю в известность, что медальон может принести неприятности. Берегись… и жену свою береги. Мало ли что?..
– Ты кто такой? – спохватился Горский. – Почему я тебе верить должен? – он вдруг вспомнил, что Корнилин говорил ему о медальоне то же самое.
– Это твое дело. – Сиур затушил недокуренную сигарету. – Можешь не верить. Я сейчас уезжаю, и так задержался дольше, чем рассчитывал. А ты думай, – он достал из кармана визитку с телефонами «Зодиака», протянул Горскому. – Позвони, если вдруг понадоблюсь.
Сергей взял карточку.
– Так ты из Москвы?
– Да. Если что-то случится, звони. Чем смогу, помогу.
– Не каркай!
Горский три раза сплюнул и постучал по дереву.
Сиур попрощался, поблагодарил бабу Надю за гостеприимство и отправился к соседу, с которым вчера договорился, что тот отвезет его на машине на станцию. По дороге он мысленно подводил итоги своей поездки. Они были неутешительны…
* * *
О, Флоренция! Дитя восторга и грусти о безвозвратно ушедшем!
Луиджи любил этот дивный город, его оливковые рощи, фонтаны, дворцы и площади. Здесь под сенью благоуханных садов жили красавицы, философы, рыцари, художники и поэты, купцы, банкиры, воины, монахи, богатые сеньоры и беззаботные бродяги. Все они были пациентами Луиджи…
– Врач прежде всего должен отрешиться от мысли, что он имеет дело с материей. Ты меня слушаешь, Манфред?
Манфред опомнился. Сегодня он намеревался внимательно слушать наставника, помогать ему в опытах по алхимии, приготовить по рецептам несколько мазей, – словом, трудиться не покладая рук. Как получилось, что он задумался об Антонии?..
– Я немного задумался…
Луиджи догадывался, о ком задумался Манфред. О сеньоре Альбицци, без сомнения.
– Встряхнись! – Луиджи продолжил объяснения: – В природе все живое: минералы и камни, вода и даже огонь и ветер наделены крупицами жизни…
Манфред с трудом заставлял себя слушать. Мысли его стремились к Антонии…
– Сегодня мне почему-то трудно сосредоточиться.
– Вижу, – беззлобно кивнул Луиджи. – Медицина и алхимия – никудышные соперницы для прекрасной Антонии!
– Ты прав. – Манфред опустил голову. – Прости, я не знаю, что творится со мною! Я живу, словно во мгле. Я не знал любви и жил спокойно, наслаждаясь красотами этого города, знаниями, которые ты давал мне, книгами в твоей библиотеке. То, что меня радовало, стало теперь немило. Я весь горю и не могу передохнуть ни одного мгновения! Антония – источник моих мучений, день и ночь предо мною только она… И где бы я ни был, мое сердце рвется к ней!
– Магический круг.
– Что ты сказал?
Луиджи засмеялся:
– Любовь – это магический круг. Войти в него означает войти в начало времен… или «время снов» – недоступное и сокровенное. Ибо любовь – это тайна любящих. Только сердце может говорить о любви, не разум. Ее законы неписаны, и не родился еще тот, кто мог бы судить ее. В магическом кругу Боги воссоединяются с Богами…
– Я не понимаю, Луиджи, – растерялся Манфред.
– Кстати, как здоровье господина Маттео?
– Не очень…
– Ему помогают наши бальзамы?
Манфред пожал плечами. Было непонятно, почему болезнь сеньора Альбицци, с которой почти удалось справиться, вдруг снова обострилась.
– Луиджи, а ты когда-нибудь бывал в левом крыле палаццо, в самом конце коридора?
Молодой человек не собирался спрашивать ничего подобного. Слова сами вырвались из его уст.
– Нет. Зачем? Комнаты больного в другой половине.
– А… ничего странного ты не замечал?
– Странного? – Луиджи подозрительно уставился на Манфреда.
– Ну… – молодой человек замялся. – Никого там не встречал?
– Послушай, мой юный друг, я туда хожу лечить больного, а не на свидания! С кем я, по-твоему, могу там встречаться? Разве что с мышами. Куда ты клонишь? Выражай свои мысли ясно.
– Я и сам не знаю…
– Не выдумывай. Ты что, забавляешься, задавая мне бестолковые вопросы? Чем вызван твой интерес? Отвечай.
– Антония боится…
Это сообщение не удивило Луиджи. Живя рядом с таким монстром, как сеньор Маттео, любая женщина заработала бы себе нервную горячку. У прелестной Антонии наверняка есть множество поводов бояться своего супруга.
– Она боится не мужа, – возразил Манфред. – Ей просто страшно… В темноте по коридорам кто-то ходит.
– Это игра воображения. Скука, плохой сон, вот и…
– Нет, Луиджи! Во дворце действительно происходит что-то странное. В том самом коридоре, о котором я говорю, есть закрытая комната, куда никому не разрешается входить. Под страхом смерти!
– В самом деле? Сеньор Маттео невероятно скуп и не хочет тратить деньги на содержание палаццо. Во дворце полно закрытых помещений, которыми не пользуются, но ничего странного или тем более зловещего я в этом не вижу.
