Это было место крушения. Все вокруг было покрыто отбросами, тарелками с остатками еды, полупустыми бутылками молока, которое давно уже пропало, и порнографические ферротипные11 снимки (один из видов моментальной фотографии на жестяных пластинках, покрытых асфальтом и коллодием) из некоторых потрепанных публикаций. (Фрей узнал нескольких увиденных женщин). В углу, на поддоне, в окружении отбросов, куриных костей и бутылок от грога, была устроена кровать, на ней лежала волосатая гора белой мякоти, запутанная в грязные одеяла. Фрею потребовалось несколько минут, чтобы понять, где голова. Он обнаружил её только тогда, когда в зияющее отверстие появилось мокрое, усыпанное черными соломенными крошками, лицо, и начало страшно храпеть, как предсмертный хрип загнанного кабана.
Фрей держал тесак в направлении дрожащей массы голого живота охранника, и передвигался по краю через комнату к двери в дальнем конце. Убедившись, что дверь заперта, он пошарил по комнате и обнаружил ключ, болтающийся на гвозде. Он осторожно извлек его и сунул в замок и прошел дальше. Охранник был в таком глубоком пьяном сне, что даже и не пошевелился.
Ему понадобилось некоторое время, чтобы найти путь сквозь спальные помещения. Быстрый осмотр установил, что подвал здания был мрачным лабиринтом коридоров и труб, отрезан от основной части хижины, по-видимому, чтобы производить задержку охранниками и произвести на приспешников неприятный шок. Там должен был быть другой вход для охранника, так как наружная дверь была заперта снаружи, но Фрей её не нашел. Но он нашел дымоход, по которому он взобрался с большим трудом, испытывая много дискомфорта.
Когда он вылез, закопченный и растрепанный из камина, он оказался в небольшом зале. Двери вели в другие комнаты, а широкая лестница поднималась на верхние этажи. Место было чистым, тихим, вызывающим странные ощущения: прохлады, задумчивой атмосферы старого дома в ночное время. Свет исходил от простых железных светильников, украшение было минимально. Не было ни идолов для поклонения, ни святынь, такие, какие требовались для старых богов. Единственной ценной вещью этого здания был темный, в золотой оправе портрет короля Андреала Глейна, отца Бодрствующих и последнего из королей. Он был изображен в свое самой царственной позе. Он впал в безумие, которое позже привело его к тому, что он пробормотал пророчества, которые закончились тем, что имели гораздо больше влияния для страны, чем все то, что он когда-либо делал за время своего правления.
Здесь было мало того, что могло отвлекать мозг от молитв. Вместо этого, здесь были только обшитые панелями двери, мощные перекладины, ровные балюстрады и мрачное ощущение греха, которое с каждым шагом все больше и больше давило на Фрея.
Здесь не было охраны. Внутри только женщины, напомнил он себе. С каких пор ты боишься женщин?
Но потом он вспомнил Тринику Дракен, и почувствовал тошноту. Из всех людей на свете, которых он менее всего хотел встретить, она была на вершине списка.
Забудь ее сейчас, подумал он. Тебе нужно кое-что сделать.
Он сбил с себя пыль, так хорошо как смог, хотя, когда он закончил, он все еще был покрыт пятнами сажи. Придав себе наилучший возможный внешний вид, он выглянул из комнаты через ближайшую дверь. Короткий коридор вел в пустую обшитую деревом комнату, с маленькой жаровней в центре. Вокруг нее лежали маты. Лунный свет освещал ее.
Комната для медитации, догадался Фрей, отступая. Бодрствующие были очень строги к медитации, по словам Крейка. Сидеть кружком, ничего не делая, занимает у них много лет практики, добавил он с насмешкой.
Другая дверь вела в другой коридор, который привел его в маленький кабинет, комнату наполненную шкафчиками и бумагами, и классную комнату со столами по три в ряд. Все окна, которые он видел в стенах, располагались высоко, слишком высоко, чтобы заглянуть в них, не используя стремянку. Очевидно, интерес к окружающему миру не приветствовался.
Вскоре он дошел до комнаты с каменным столом и кроваво-красными запятнанными желобами спускающимися вниз. Настороженный взгляд Фрея о человеческих жертвах увял, когда он вспомнил, что многие Бодрствующие использовали чтение по внутренностям, чтобы понять Всевышнего. Пока он раздумывал, как это может работать, он услышал отдаленный шепот шагов и женские голоса. Кто-то был наверху, несмотря на поздний час. Было трудно сказать, шли они сюда или нет, но для безопасности он вернулся в холл, и потом пошел вверх по лестнице.
Проблема поиска Амалиции, когда он окажется внутри хижины, не очень волновала Фрея, когда он планировал свое смелое проникновение. Он был отвлечен приятными видениями о том, что армия монастырских девочек может сделать, когда среди них окажется мужчина. Перед этим, детали казались незначительными. Но сейчас он представил, что не имеет ни малейшего понятия, где его цель. И единственный его выбор был, осторожно двигаться вперед, пока что-то не появится само.
Была еще одна маленькая проблема, которая беспокоила его. Прошло два года, или около того, с тех пор как отец Амалиции послал ее в эту хижину. Особенностью таких хижин было то, что они держали своих служителей в изоляции в два раза больше, но два года все же большой срок. Он не был уверен, что она все еще здесь. Может отец простил ее и разрешил ей уйти?
Нет. Он так не думал. Он знал репутацию Галлина Фейда, и прощение не было тем, что он поощрял.
Кроме того, Амалиця сама много сказала, в последнем письме, которое она прислала ему.
День труда первый, Треш, 145/32.
Дорогой мой,
По расследованиям все еще преданных мне людей и сочувствующим нашему случаю. Я нашла место хижины, в которую собирается отправить меня отец. Он отсылает меня в Высокогорье. Я прикладываю координаты, которые, я уверена, сможет декодировать твой штурман, для меня же они представляют загадку.
Прости, пожалуйста, жестокие и постыдные слова, которые я написала в своем последнем письме. Теперь я вижу, что ты проявил мудрость, улетев, когда смог. Потому что настроение отца не улучшилось. Он все еще клянется ужасно отомстить, и похоже хочет твоей смерти, до того как умрет сам. Мое сердце разорвётся, если он навредит тебе. Я больше не злюсь на тебя, но я злюсь на несправедливость того, что я дочь своего отца, а ты мужчина неблагородных кровей. Но наша любовь смеется над подобными вещами, я знаю, это сделает тебя храбрее.
Найди меня, Дариан, и спаси. У тебя есть самолет, и перед нами весь мир. Ты будешь великим человеком небес, и я буду рядом с тобой, об этом мы всегда мечтали.
Это письмо доставит мой самый доверенный помощник, и, я надеюсь, оно до тебя дойдет и застанет тебя в добром здравии. Потому, что другой возможности для связи больше не будет.
С вечной любовью,
Амалиция.
В конечном счете, я здесь, подумал Фрей.
Наверху лестницы был еще один коридор, и еще больше дверей по каждую его сторону. Каждая из них была частной учебной комнатой, с маленьким аналоем на полу, матом для коленопреклонения и окном-щелью высоко наверху. Еще больше классов, и дверь в библиотеку, которая была закрыта. Он почти дошел до следующей двери, когда внезапно услышал голос, пугающе близкий.
— Это Эуфелия, вот кто. Это она привела остальных вниз.
Он метнулся в класс и припал к двери с обратной стороны, как раз когда две женщины в тапочках на ногах выплыли из-за угла.
— Она говорит, ее исследование очень серьезно, — спорила вторая. — Она очень искренна.
— Но она не очень способная, — ответила первая. — Ее понимание Криптономикона скорбное.
Две фигуры прошли по коридору. Фрей взглянул на них. Они были среднего возраста, с седеющими волосами, обстриженными как у мужчин, рационального стиля. И у них были белые робы Ораторов.
— Зато у нее талант в бросании костей, — настаивала вторая женщина.
— Да это так. Сигналы очень ясные. Но я не уверена, научится ли она интерпретировать их.
— Возможно, если мы больше сфокусируем на гадании по броскам и облегчим другие занятия.
— Сделаем исключение? Боже, нет. Если начать с нее, нам придется сделать такое с каждой, и где мы тогда будем?
Голоса затихли, когда они повернули за угол, Фрей расслабился. Казалось, что хижину все еще патрулировали, даже глубокой ночью. Чтобы ловить послушниц крадущихся в буфет, или подобных вещей. Ну, что же придется ему быть осторожнее. Он не думал, что его совесть позволит ему ударить женщину.
Он нашел спальню девочек вскоре после этого, и проскользнул в нее.
Некоторое время он стоял у двери, в темноте. Лунный свет проникал сквозь пару световых люков на двухъярусные кровати. Около пятидесяти девушек спали, в холодном свете были видны их съеженные очертания, комнату мягко наполняло сопение, нарушаемое случайными легкими храпами. В воздухе витал запах, не духов, но чего-то неопределимого и женственного, присутствующего в опасной концентрации. Фрей ощутил странную игривость.
